Тору Миёси - По законам железных людей Страница 11

— Спасибо за угощение, — сказала Йоко.

— Не стоит благодарности, — ответил он. — Мне было приятно видеть вас, вместе. Приезжайте в Малайзию. Не пожалеете.

Мы расстались перед лифтом. Я обменялся с Чэном рукопожатием. Йоко вопросительно взглянула на него, и он понимающе улыбнулся. В обнимку мы поднялись в холл гостиницы.

— Похоже, за нами следят, — прижимаясь ко мне теснее, шепнула Йоко. И добавила достаточно громко, чтобы быть услышанной: — Если ты так настаиваешь, пойдем выпьем кофе.

Мы сели в углу кофейни, откуда был хороший обзор. Наблюдавшего за нами вычислить было нетрудно. Он единственный здесь разыгрывал полное безразличие к окружающим. Я чуть не, поперхнулся глотком кофе, когда Йоко внезапно вцепилась в мой рукав:

— Смотри! Смотри! — Она пальцем показывала на телевизор.

На светящемся экране повторялись одни и те же титры: «В РЕКЕ МЭГУРО НАЙДЕН УТОПЛЕННИК — ЛИЧНОСТЬ УСТАНОВЛЕНА: ПОТЕРПЕВШИЙ БЫЛ РАЗНОСЧИКОМ СУСИ — ПОДОЗРЕНИЕ НА УБИЙСТВО — ВЕДЕТСЯ РАССЛЕДОВАНИЕ. В РЕКЕ МЭГУРО…»

В кадре диктор перешел к подробностям сюжета: «Сегодня в первом часу ночи Маэдзава Гэнъити (бедный Гэн–тян, у меня все сжалось от давящей тоски), работник сусичной лавки, расположенной в Нака-Мэгуро, отправился разносить по домам заказы. Он не вернулся к закрытию лавки, и так как прежде подобного не случалось, его хозяин Оцубо Эйдзи предпринял поиски. Ему удалось обнаружить труп Маэдзава–сан у берега реки Мэгуро. Была немедленно оповещена полиция. Вместе с прибывшим на место происшествия полицейским владелец сусичной лавки вытащил тело своего работника из воды. На шее покойного был найден обрывок веревки. Судебно–медицинская экспертиза полиции Мэгуро установила, что разносчик суси был сначала удушен с помощью веревки и лишь потом брошен в реку. Налицо насильственные действия. По факту убийства начато расследование. По словам Оцуро–сан, покойный Маэдзава- сан работал у него с прошлого года, имел только хорошие отзывы клиентов, и нет оснований предполагать, что у него могли быть враги».

— Это тот человек, о котором ты мне говорил? — напомнила о себе Йоко

— Да, это он. Подожди меня здесь.

Недобрые чувства руководили мной. Я хотел и не хотел, чтобы Танияма оказался на месте. В пресс–клубе при полицейском управлении к телефону подошел шеф. Я назвал себя и спросил, где Танияма.

— Его нет в пресс–клубе.

— Он что–нибудь предпринимает по поводу утопленника в Нака-Мэгуро?

— Совершенно верно.

— Вчера я передал ему информацию, добытую от этого разносчика суси. Вы в курсе?

— В первый раз слышу. А что, собственно, вы ему передали?

— Когда Танияма вернется, спросите у него сами, — сказал я и повесил трубку.

У нас не положено обсуждать действия собратьев по перу с кем бы то ни было. Но поведение Танияма взорвало меня. Мало того, что он предал меня. Он поставил под удар Гэн–тян. Скрепя сердце я вынужден был признаться, что газеты ни при чем, виноват Танияма. Йоко выслушала меня, не перебивая.

— А почему ты не написал все это сам? — неожиданно спросила меня она. — Ты отыскал этого несчастного разносчика, а не Танияма.

— Он аккредитован при полицейском управлении. Материалы, связанные с уголовными делами, — его сфера влияния.

— Вы много пишете о мафии. Я читала. Там часто упоминается эта самая сфера влияния… У вас как в мафии. А я и не знала.

Если она хотела меня уколоть, то ее укол пришелся по назначению. Я часто возвращаюсь к этой мысли, к этому сравнению. Чего мы только не делаем ради статьи в газете? Выслеживаем людей, разбиваем судьбы, идем на махинации. Среди нас пьяницы, картежники, сомнительные личности, которых мы покрываем, потому что они принадлежат к нашему клану. И все–таки, при всех недостатках, мы — не мафиози. Если бы я не был уверен в этом, я ушел бы из газеты.

Начнем по порядку. Маэдзава Гэнъити, рассыльный из лавки, торгующей суси, был у Куронума Юко незадолго до ее убийства и мог подтвердить под присягой, что у нее в гостях были двое. Один из мужчин — Игата Такити предусмотрительно оставил свои отпечатки Если второй не имеет отношения к разыгравшейся драме, почему он скрывается? А если — имеет? Все это без утайки я передал Танияма. Он знал реальную цену такой информации и понимал, что ее требуется немедленно пустить в ход. Поэтому oн потащил меня к Нацумэ, чтобы тут же прояснить ситуацию. Но я переложил решение вопроса на него, и он взялся за это охотно, более того — с энтузиазмом. Предположим: он приходит к Нацумэ, но того нет на месте. Не аргумент. Нацумэ уклоняется от встречи? Но почему? Нелепо. Танияма должен был передать полиции сведения, чтобы с Гэн–тян поработали сыщики. Уже одного того, что мне рассказал рассыльный, достаточно, чтобы поставить под сомнение многое из того, к чему пришло следствие. Вместе с тем для расследования открываются новые возможности. Уже не откроются. Гэн–тян нет. Неужели инициатива исходила от Нацумэ? Неужели это он убедил Танияма не привлекать внимание к рассыльному и не использовать его в качестве свидетеля? Я понимал абсурдность таких умозаключений, но не мог найти и другой логики, мало–мальски объясняющей бездействие Танияма.

— А тебе не приходит в голову, что его подкупили? — неожиданно задает вопрос Йоко, и я лишний раз убеждаюсь, что моя подружка далеко не так проста.

— Едва ли — без особой уверенности возражаю я, — Да и кто?

— Те, у кого есть власть н деньги. Уж не будешь ли ты меня уверять в неподкупности прессы.

Не буду. Я не знаю, какие тайны скрываются в этой хорошенькой головке. Насколько Йоко сведуща в мотивах гибели отца? Догадывалась ли она об источниках доходов брата? А прежде, задолго до этого — жила в неведении, откуда у матери куча денег, или не была наивна на этот счет? Не время обсуждать подобные вопросы. Я сказал, что до дежурства у меня есть три свободных часа. Они в ее распоряжении. Не могу ли чем помочь ей? Нет, подготовку поминальной службы взяло на себя похоронное бюро. От нее требуется лишь вернуться домой к шести.

— А до этого ты побудешь со мной?

— Конечно.

— И ты снимешь номер в этом отеле?

4

Что творилось в моей душе в те мгновения, трудно передать словами. Тем не менее попробую. Прежде всего, помню, я воззрился на Йоко как тупица — не ослышался ли? Она кивком головы успокоила, что со слухом у меня в порядке. Передо мной была женщина, совершенно мне незнакомая. Какое–то маленькое чудовище. Смерть следует за смертью. Покойники еще Не преданы земле, а мы займемся любовью. Что это — самообладание, природа которого мне непонятна, или порочность, таящаяся в глубинах дорогого мне существа? Китайская кухня, теперь — постель. Но вопреки рассудку что–то во мне приказало не противиться ее желанию.

Оформляя номер, я проявил осмотрительность, о которой вспоминаю со стыдом. Вместо своего я назвал имя одного из своих коллег. Портье взял плату вперед и протянул мне ключ.

Номер был с видом на море. На рейде покачивалось несколько грузовых судов. Йоко задернула портьеру и сразу стало темно.

Мне хотелось иметь с ней детей и жить вместе долго–долго. Природа назначила нас друг для друга. Это признавала я Йоко. Ей было хорошо со мной, а мне — с ней. Ее напускная беззаботность за обедом могла обмануть приезжего китайца, хотя не ручаюсь. Меня же не оставляло ощущение, что она — на пределе. Сейчас, в полумраке гостиничного номера плотина прорвалась и чувства, сдерживаемые силой воли, обрушились на меня.

А потом мы внезапно очутились на отмели. Нагие и беспомощные. Опустошенными были не только наша тела, но и души. Глядя на разметавшиеся по подушке волосы, на залитое слезами лицо, я сказал, сам не осознавая, зачем это говорю:

— Знаешь, Йоко, мне почудилось… не сейчас, а когда мы… вдруг нашло на меня, что мы с тобой — в последний раз.

В ее глазах мелькнуло изумление. Она соскользнула е нашего ложа и секунду–другую спустя послышался шум воды. Пока она стояла под душем, я успел выкурить три сигареты. Она вернулась н начала одеваться. Потом присела на краешек постели, закурила. Было видно, как она собирается с духом.

— В чутье тебе не откажешь, — тихо сказала она, — не знаю, как это тебе удалось, но ты угадал. Я отвезу останки брата на Кюсю и в Токио больше не вернусь. Вот так, милый.

Каждое слово — как удар. Стараясь не смотреть на нее, я потянул к себе брюки, рубашку и, отвернувшись, стал медленно одеваться.

— Как я понимаю, все к черту? Мой жених… свадебное путешествие, все, о чем мы мечтали, заканчивается фарсом перед каким–то Чэном.

— Прости, что так получилось. Чэн не должен был догадываться о наших намерениях.

— О наших? Ты моего мнения не спрашивала.

— О моих, — не стала спорить Йоко.