Эд Макбейн - И пусть даже одержимые злом Страница 11

— О'кей, поступайте как знаете. Хотя вы могли бы избавить нас от многих хлопот.

— Прошу извинения.

— Разумеется. Но с вами не до конца еще все ясно, мистер Блейк. Вам следует помнить об этом. Многие вещи в этом деле очень дурно пахнут.

— А что еще случилось?

— Муж этой женщины и сын. Они оба исчезли.

— Куда исчезли?

— Мы не знаем. Его лодка все еще у причала, значит, он не выходил в море. На острове много лесов. Возможно, он прячется где-нибудь в зарослях. Мы найдем его. Рано или поздно, но мы его найдем.

— Почему вы думаете, что он прячется именно от полиции? Он может опасаться того, кто убил его жену. Об этом вы не подумали?

— Мистер Блейк, человеку, который имеет дело с преступлением и злом, приходится думать о многом. Слишком о многом, — Уитсон умолк на мгновение, уставившись в пол. — Знаете, чего бы я желал?

— Да?

— Даже если это означало бы для меня потерю работы, я бы все равно хотел, чтобы исчезла такая штука, как зло, — он мрачно улыбнулся. — «Но пусть даже сюда придут и те, кто одержим злом», сказал один человек. Думаю, он был прав.

— О чем это вы?

— Я говорю об этом острове. Вы знаете, что в действительности положило начало летнему курорту?

— Нет. Что же?

— Лагерь методистов в Оук-Блафс. Ежегодное религиозное собрание, мистер Блейк, которое стало самым большим в мире. Они приезжали, разбивали палатки, но через некоторое время стало приезжать слишком много народа, и им пришлось искать другое место для своих собраний, подальше от Тэйбернайкла. Это хороший остров, мистер Блейк. Теплые дни и прохладные ночи, море, запах восковницы и ежевики, умеренный ветер. Люди приезжали в лагерь на собрания и оставались здесь после Прощания и Святого Причастия. Они рассказывали об острове другим, и очень скоро сюда стали приезжать, чтобы просто отдохнуть здесь, без всяких религиозных мотивов. Вот тогда-то и прозвучало высказывание этого человека.

— Какое высказывание?

— Его звали Хеброн Винсент. Он сказал: «Пусть даже сюда придут одержимые злом, — ведь они могут появиться в любом месте, — этот приход неминуемо будет благом для них».

— Понимаю.

— Пусть даже и придут злодеи, мистер Блейк. Поэтому-то, наверное, у нас и случилось убийство. Поэтому-то у меня и есть работа.

— Жаль, что не могу помочь вам, — посетовал Зак.

— Можете. Почему вы ездили повидать Ивлин Клауд?

Зак не ответил.

— Чего вы боитесь, мистер Блейк?

— Ничего.

— Тогда скажите.

— Не могу.

Уитсон вздохнул:

— Ладно. Проваливайте. Дверь открыта. — Он сделал паузу. — Где я могу найти вас, если вы понадобитесь?

— В Нью-Йорке. Паром отходит в 13.45.

— Не валяйте дурака, мистер Блейк.

— Что такое?

— Я же сказал, что с вами еще не все ясно, и вы останетесь на острове.

— Что вы имеете…

— Я не разрешаю вам покидать остров. Ни в 13.45, ни в какое другое время, до тех пор, пока мы с вами окончательно не разберемся. Вам ясно?

— Но мне обязательно нужно уехать!

— Почему обязательно? — быстро спросил Уитсон. Зак не ответил. — О'кей. Вы будете под наблюдением. Не пытайтесь сесть на этот паром. До скорого, мистер Блейк.

Полицейские отвезли его в Менемшу. Он поблагодарил их и направился к дому. Все было так, как он оставил. Он посмотрел на часы. Было около девяти, до 13.45 оставалось еще пять часов. Он не собирался следовать приказу Уитсона. Он сядет на этот паром, даже если для этого ему придется вступить в борьбу со всеми полицейскими острова. Он подумал, не пора ли начать упаковывать вещи. Затем задался вопросом, почему Джон Клауд скрылся в лесу, и вспомнил выражение страха в его раскосых индейских глазах. Он снова посмотрел на часы. Еще оставалось время — много времени, — до отхода парома. Он закрыл дверь и направился к машине. К рулевому колесу была приклеена записка. Она гласила:

«Зак, я несколько раз пыталась дозвониться до вас по телефону, и в конце концов приехала. Ваша машина здесь, а вас нет. Я не представляю, что могло случиться. Я не мнительна, но сейчас я просто не нахожу себе места. После прошлой ночи и того, что случилось с Пенни, я не знаю, что и думать. Позвоните мне, пожалуйста, как только вернетесь, ладно? Ради Бога!

Зак отклеил записку от руля и пошел домой. Листок с номером, который он предыдущим вечером оставил для Телоу, все еще лежал рядом с телефоном. Он набрал номер и подождал, пока на том конце снимут трубку.

— Алло? — голос был очень четким, говорили на правильном английском, но тем не менее с немецким акцентом.

— Алло, могу ли я поговорить с Инид?

— Ее сейчас нет. Простите, а кто говорит?

— Закария Блейк. Это вы, доктор Рейтерманн?

— Кто?

— Это доктор Рейтерманн?

— Нет.

— О, я думал…

— Это домработница. Мисс Мэрфи сейчас нет.

— А вы знаете, где она?

— Она ушла в редакцию газеты.

— Благодарю вас. Передайте, пожалуйста, что я ей звонил. И скажите ей, что со мной все в порядке.

— Хорошо, передам.

— Спасибо.

Он повесил трубку и, сам не свой, вышел к машине. Голос женщины звучал точно так же, как голос доктора Рейтерманн. Он вспомнил ее разговоры о предполагаемых ракетных установках, ее намеки на какую-то шпионскую историю.

«Пусть я идиот, — сказал он себе, — но, видит Бог, разве ракеты не являются секретным оружием, и разве моя дочь не была похищена, и разве вся эта треклятая история не попахивает бородатыми ребятами, перевозящими бомбы?

Видела ли Мэри что-нибудь?

Слышала ли Мэри что-нибудь?

Как могла моя жена Мэри, которая входила в университетскую сборную по плаванию и которая помогла университету выиграть чемпионат в 1939 году, как могла она утонуть?»

Он не переставал задавать себе этот вопрос в прошлом году, и вот сейчас он снова задает его себе, и снова не находит ответа.

И пока он заводил двигатель, разворачивался и направлялся в сторону Гэй-Хеда, в голове все крутились мысли о пусковых установках и о том, что голос домработницы, говорившей с ним по телефону, был поразительно похож на голос доктора Инги Рейтерманн.

Глава одиннадцатая

Дом Клаудов выглядел сегодня совсем иначе — веселее, хотя его и посетила смерть. День был солнечным, и солнечные блики играли на серой дранке крыши, на раскиданных по передней веранде жестянках с краской и ярко разукрашенных камнях сувенирных томагавков.

Никаких признаков жизни в доме. Полиция, медицинские эксперты, криминалисты, фотографы — все они, вероятно, уже покинули дом.

Зак не представлял себе, что он собирается искать. Он приехал сюда, повинуясь какому-то внутреннему порыву, а теперь, оказавшись здесь, он вдруг почувствовал себя в глупом положении. Надеялся ли он найти Клауда или его мальчишку? Он не знал.

Он вздохнул, вышел из машины и направился к дому. Входная дверь оказалась незапертой. Он вошел внутрь. В доме было тихо и пустынно. В гостиной полицейские на деревянном полу обвели мелом очертания тела Ивлин Клауд, и темное бурое пятно расползлось по дереву возле обведенного мелом контура головы. «Кровавое пятно и меловой контур, — подумалось ему. — Вот и все, что осталось от индианки, пытавшейся помочь ему. А ее муж убежал и скрылся — но почему?»

Потому что он перепуган.

Но чем?

Перепуган международной шпионской шайкой, пытающейся выкрасть планы размещения ракетной установки?

Звучит не очень-то правдоподобно. Как мог рыбак-индеец оказаться связанным со шпионами? Нет, ерунда какая-то. Где же тогда истина? Он оглядел комнату, пытаясь представить, как Ивлин Клауд боролась с этим напавшим на нее светловолосым человеком, как она сорвала с его шеи медальон и как она затем упала под ударами томагавка.

У Инид Мэрфи светлые волосы.

У Пита Рэмбли, агента по сдаче недвижимости, такие же.

И такие же волосы у Фредди Бартона, прибывшего сюда с вполне определенной целью: участвовать на своем «Вороне» в завтрашней регате.

А сколько вообще светловолосых на острове? Зак невесело усмехнулся при этой мысли. И сколько светловолосых способны совершить убийство? Он пожал плечами, еще раз оглядел комнату и с мрачным видом вышел на кухню.

Кухонное полотенце удивило его — он был уверен, что полиция не оставила бы его здесь. И все же оно висело на крючке над раковиной, а на нем — большое кроваво-красное пятно. Он с сомнением покачал головой и подошел к полотенцу поближе. В кухне стоял специфический запах, так пахнет…

Скипидар?

Конечно. Эти художества, которыми занималась Ивлин Клауд, ее сувенирные томагавки. Он снял полотенце с крючка и понюхал пятно. Краска. Не кровь, а краска. Он улыбнулся. Иногда получается весьма забавно, когда вы автоматически принимаете краску за кровь. Но висело ли здесь полотенце вчера? Он попытался восстановить в памяти, как он вошел в кухню вчера во второй половине дня, когда обнаружил тело. Он наверняка заметил бы это яркое красное пятно. И если тогда полотенца здесь не было, могла ли краска оказаться на нем позже?