Софи Ханна - Комната с белыми стенами Страница 12

Скажи ей правду. Скажи ей, почему ты не можешь заниматься фильмом Лори. Тебе нечего стыдиться.

– Чушь собачья! – Тэмсин стучит кулаком по столу. – Если ты пойдешь туда, я в знак протеста против твоей… глупости отправлюсь в Музей естественной истории. Флисс, люди годами мечтают о том, что произошло с тобой сегодня. Ты обязана согласиться. Даже если ты бросишь меня гнить в канаве, а сама будешь копить бриллианты.

– Я говорю серьезно.

– И я тоже! Подумай, сколько времени тебе придется проводить с Лори, который будет неофициально тебе помогать, ха-ха-ха! – Она заливается смехом. – Даже слепому видно – ты в него по уши влюблена!

– Неправда, – твердо заявляю я. Возможно, это не такая уж и великая ложь. Если я могу перечислить все причины, почему мне не следует любить Лори, а я влюблена в него, – это должно означать, что я его не люблю, во всяком случае, не полностью. Как минимум я наполовину влюблена и наполовину нет. Если я влюблена в него, то как я могу думать, что он – мерзавец, и моя гибель, и мое проклятие?

– Ты часами пялишься в окно на его кабинет, даже когда его там нет, – хихикает Тэмсин. – Даже говорить не хочу о том, что ничего хорошего из этого не выйдет. Впрочем, кое-что хорошее уже вышло – сто сорок тысяч в год, которые мы с тобой будем делить пополам. – Сощурив глаза, она заговорщически улыбается мне, давая понять, что тема денег уже решена. – Ты вознаграждена за свой хороший вкус. Может, Лори и урод, зато он проницательный урод. Он видит, как ты как ненормальная лепечешь что-то невнятное в его присутствии, как будто тебе крышу снесло от похоти. Ты – его идеальная пешка: он публично дистанцируется от фильма и в то же время сохраняет контроль над тем, как он делается.

– А зачем ему дистанцироваться? – спрашиваю я, демонстративно игнорируя все, что только что сказала Тэмсин. Ведь стоит принять ее слова близко к сердцу, как мне придется остаток жизни только и делать, что сдавленно рыдать. – Он одержим своим фильмом.

– На тот случай, если проект накроется, – что вполне может случиться, потому что Сара отказалась от участия в нем.

– Сара?

– Сара Джаггард. О боже! Разве Лори тебе не сказал?

Неожиданно звонит мой телефон. Я щелчком открываю его.

– Алло!

– Это Флисс Бенсон? – спрашивает женский голос.

Отвечаю, что да, это я.

– Это говорит Рей Хайнс.

Мое сердце готово выскочить из груди. Рейчел Хайнс.

У меня возникает странное чувство, как будто этот момент с самого начала должен был произойти и я бессильна что-либо с этим поделать. Вряд ли она знает, насколько это для меня важно и что я чувствую, слыша ее голос.

– Почему Лори Натрасс уходит из «Бинари Стар»? – В ее голосе не слышно злости, он вообще звучит бесстрастно. – Это как-то связано со смертью Хелен Ярдли? Мне думается, что ее убили. Я слышала, как в теленовостях ее смерть назвали «подозрительной».

– Понятия не имею, – резко отвечаю я. – Вам следует задать этот вопрос полиции, а о причине ухода Лори поинтересуйтесь у него самого. Я не имею к этому никакого отношения.

– В самом деле? Мне от Лори пришло электронное письмо. Он пишет, что теперь документальный фильм будете снимать вы.

– Нет, это… недоразумение.

Тэмсин откопала в моей сумочке ручку и пишет на картонной подставке для пива «кто?», затем подталкивает ее ко мне. «Рейчел Хайнс», пишу я под ее вопросом. Она широко разевает рот – так, что мне видны ее гланды, – и пишет на той же картонке: «Разговори ее!!!»

Даже если я этого не хочу?

Я слышала, как две женщины в метро обсуждали Рейчел Хайнс на следующий день после того, как суд ее оправдал. Одна сказала: «Не знаю про других, но эта Хайнс наверняка убила своих детей, я в этом ни капли не сомневаюсь. Она наркоманка и лгунья. Ты в курсе, что она бросила свою крошку, когда той было всего несколько дней от роду? Отсутствовала целых две недели. Да что она за мать такая? Могу поверить в невиновность Хелен Ярдли, но никак не в невиновность этой Хайнс». Я ждала, что ее собеседница выразит несогласие, но та сказала: «Для ребенка было бы лучше, если б она вообще не вернулась». Помню, как подумала тогда, как странно это звучит: «Могу поверить в невиновность Хелен Ярдли». Как будто сначала можно быть виновным в преступлении, а затем вдруг стать невиновным.

– Я звоню вам, потому что уверена: Лори вряд ли сказал вам, что я не хочу иметь с этим фильмом ничего общего. Мне кажется, вы того же мнения.

Ее голос звучит совсем не так, как, по моему мнению, должен звучать голос наркоманки.

– Вы не хотите иметь с этим фильмом ничего общего? – машинально повторяю я.

– Я с самого начала дала Лори ясно понять, что ему придется обойтись без меня. И не понимаю, почему он продолжает посылать мне копии не нужной мне информация. Может, в надежде, что я передумаю, но этого не будет. – Ее голос звучит спокойно, будто все, что она говорит, ей безразлично. Она просто сообщает мне факты.

– Я в той же ситуации, – грубо бросаю я. Я слишком зла на то, как со мной обошлись. Как смеет Лори напускать ее на меня, лишив меня права выбора?

Тэмсин ерзает на своем месте. Ей не терпится узнать, что происходит.

– Лори не принимает «нет» в качестве ответа, – продолжаю я. – Это когда он нисходит до задавания вопросов. В этот раз он этого не сделал. Я понятия не имела, что он разослал вам всем мой телефон. Не знаю также, почему он решил, что я возьмусь довести до конца фильм, не спросив даже, хочу ли я им заниматься.

Тэмсин закатывает глаза и качает головой.

– Что такое? – беззвучно, одними губами спрашиваю я ее. Мне ничуть не стыдно. Это вина Лори, а не моя.

– Почему вы не хотите? – спрашивает Рейчел Хайнс, как будто это самый естественный в мире вопрос.

Я представляю, как даю ей честный ответ. Как бы я себе чувствовала после этого? Испытала бы облегчение от того, что высказала это вслух? Впрочем, неважно, мне все равно не хватит мужества даже попытаться.

– Боюсь показаться грубой, но я не обязана что-то вам объяснять.

– Согласна, – медленно произносит она. – Мои слова могут прозвучать бестактно, но… мы могли бы встретиться?

Встретиться. Я и Рейчел Хайнс?

Она не может знать. Если, конечно… Нет, она никак не может знать.

– Простите? – Я пытаюсь тянуть время. Беру ручку у Тэмсин и пишу: «Она хочет встретиться со мной». Тэмсин яростно кивает.

– Где вы? Я могла бы приехать к вам.

Я смотрю на часы.

– Уже десять.

– И что? Ни вы, ни я еще не спим. Я сейчас в Твикенхэме. А вы?

– В Килберне, – машинально отвечаю я и тотчас мысленно отвешиваю себе пинок. Я не собираюсь принимать Рейчел Хайнс у себя дома. Этого мне не хватало!

– Вообще-то… в данный момент я нахожусь в пабе «Старый герцог Йоркский».

– Я не хожу в пабы. Дайте мне ваш адрес, и я буду у вас через полтора часа. Все будет зависеть от дорожных пробок.

В моей голове мелькают различные «за» и «против». Я не хочу видеть ее у себя в квартире. Я не хочу иметь с ней ничего общего – только узнать, что ей от меня нужно.

– Вам неприятно встречаться у себя дома с той, что когда-то была осуждена за убийство ребенка, – говорит она. – Я вас понимаю. Хорошо, извините, что побеспокоила вас.

– Почему вы хотите встретиться со мной?

– Я отвечу на этот вопрос, да и на все другие, какие у вас есть, только при личной встрече. Мне кажется, так будет справедливо, не так ли?

Я слышу, как отвечаю ей:

– Согласна.

Не веря собственным ушам, я диктую ей свой адрес.

– Мы будем с вами только вдвоем. И никакого Лори.

– И никакого Лори, – соглашаюсь я.

– Увидимся через час, – говорит Рейчел Хайнс. И тогда до меня доходит: это реально, и я напугана.

Через сорок пять минут я уже дома, пытаюсь засунуть в шкаф стойку для сушки вместе с еще не просохшим бельем. Ее обычное место – в ванной, но в эту часть квартиры гостья может заглянуть. Я никак не могу, чтобы она видела мои мокрые трусы и лифчики. В конце концов мне удается запихнуть сушилку в стенной шкаф, но я никак не могу закрыть его дверцы.

Это так важно? Я настолько взвинчена, что у меня путаются мысли. Вряд ли Рейчел Хайнс ворвется в мою спальню.

Испуганный голос в моей голове шепчет: откуда ты знаешь, как она себя поведет?

Я вытаскиваю сушилку из шкафа. Половина белья падает на пол. Даже если Хайнс ничего не увидит, мысль об этом все равно не будет давать мне покоя. Это безумие – засовывать мокрые тряпки в шкаф. Я ведь не собираюсь вести себя, как чокнутая, хотя еще ничего не случилось.

Я вздрагиваю. Ничего не случится, мысленно произношу я. Возьми себя в руки.

Снова развешиваю на сушилке мокрое белье, ставлю ее посередине спальни и закрываю дверь. Затем мчусь на кухню, которую утром оставила в жутком раздрае: тарелки стоят вперемешку с журналами, повсюду хлебные крошки, крышки от бутылок молока, апельсиновая кожура. До отказа набитый черный пакет для мусора следовало вынести несколько дней назад, он протек маслянистой оранжевой лужицей соуса на линолеум пола.