Майкл Коннелли - Блондинка в бетоне Страница 12

Судья посмотрел на Босха:

– Я пытался ему рассказать, но мистер Белк сказал, что ему нужно готовиться к вступительной речи.

Несколько секунд судья молча смотрел на Босха, и тот был уверен, что судья обо всем догадывается. Сейчас он, кажется, вырабатывал какое-то определенное решение.

– Ну, миз Чандлер, – наконец сказал он, – я вовсе не вижу здесь того заговора, какой видите вы. Я не буду применять никаких санкций, но хочу предупредить все стороны: в этом зале сокрытие доказательств является наиболее тяжким из всех преступлений. Если вы это сделаете и я вас поймаю, вы пожалеете о том, что занялись юриспруденцией. А теперь давайте поговорим об этой новой ситуации.

– Ваша честь, – быстро сказал Белк и пошел к кафедре. – В свете этой находки я прошу отсрочки для тщательного исследования возникшей ситуации с тем, чтобы можно было точно определить, что это значит для данного дела.

Он все же просит, подумал Босх, понимая, что отсрочку сейчас получить невозможно.

– Гм! – сказал судья Кейес. – А вы что думаете об этом, миз Чандлер?

– Никаких отсрочек, ваша честь. Эта семья четыре года ждала этого процесса. Думаю, любая отсрочка только увековечит совершенное преступление. Кроме того, кто, по мнению мистера Белка, будет расследовать это дело – детектив Босх?

– Уверен, что адвокат защиты будет удовлетворена тем, что расследованием занимается ПУЛА, – сказал судья.

– Но я совсем этим не удовлетворена!

– Я знаю, что вы не удовлетворены, миз Чандлер, но это уже ваша проблема. Вы сами вчера говорили, что в этом городе подавляющее большинство полицейских составляют хорошие, компетентные люди. Вы что же, противоречите сами себе? Просьбу об отсрочке я намерен отклонить. Если мы начали процесс, то уже не остановимся. Полиция может и должна расследовать этот вопрос и держать суд в курсе дела, но сам я останавливаться не собираюсь. Это дело будет продолжаться, пока не возникнет необходимость снова поднять данную тему. Что-нибудь еще? Я заставляю присяжных ждать.

– А как насчет той статьи в газете? – спросил Белк.

– А что с ней такое?

– Ваша честь, я хотел бы, чтобы присяжных опросили на предмет того, читали ли они эту статью. Кроме того, их нужно вновь предупредить не читать сегодня вечером газеты и не смотреть новости по телевидению. Все каналы, вероятно, будут рассказывать о статье в «Таймс».

– Вчера я проинструктировал присяжных, чтобы они не читали газеты и не смотрели новости, но я все равно собираюсь опросить их относительно этой конкретной статьи. Давайте посмотрим, что они скажут, и тогда, в зависимости от того, что мы услышим, можно будет снова их отсеять – в случае, если вы захотите поговорить о неправильном судебном разбирательстве.

– Мне вовсе не нужно неправильное судебное разбирательство, – сказала Чандлер. – Этого как раз хочет защита. Тогда дело затянется еще на два месяца. Эта семья уже и так четыре года ждала справедливости. Они…

– Ну давайте все же посмотрим, что скажут присяжные. Извините, что прерываю, миз Чандлер.

– Ваша честь, можно мне сказать насчет санкций? – спросил Белк.

– В этом нет необходимости, мистер Белк. Я отклонил ее ходатайство насчет санкций. О чем тут еще говорить?

– Я знаю, ваша честь. Я хотел бы попросить о применении санкций к мисс Чандлер. Она опорочила меня, обвинив в сокрытии доказательств, и я…

– Сядьте, мистер Белк. Хочу еще раз предупредить вас обоих, чтобы вы прекратили эту ненужную перепалку – со мной это ни к чему хорошему не приведет. Так что никаких санкций. В последний раз спрашиваю – есть у вас что-нибудь еще?

– Да, ваша честь, – сказала Чандлер.

У нее была еще одна карта. Вытащив из-под блокнота какой-то документ, она подошла к секретарю, и та передала его судье. Чандлер вернулась за кафедру.

– Ваша честь, я приготовила повестку для управления полиции и хотела бы, чтобы это было отмечено в протоколе. Я прошу, чтобы копия записки, о которой говорится в статье «Таймс», – записки, написанной Кукольником и полученной вчера, – была передана мне как вновь обнаруженное доказательство.

Белк вскочил на ноги.

– Подождите, мистер Белк! – предостерег его судья. – Дайте ей договорить.

– Ваша честь, это доказательство по данному делу. Его нужно немедленно приобщить.

Судья Кейес кивнул Белку, и помощник городского прокурора неуклюже двинулся к кафедре. Чандлер пришлось посторониться, чтобы дать ему дорогу.

– Ваша честь, эта записка ни в коей мере не является доказательством по данному делу. Автор ее неизвестен. Кроме того, это улика по делу об убийстве, никак не связанному с данными слушаниями. К тому же не в практике ПУЛА демонстрировать свои улики в открытом суде, пока подозреваемый все еще на свободе. Я прошу отклонить это ходатайство.

Стиснув руки, судья Кейес немного подумал.

– Вот что я вам скажу, мистер Белк. Вы получите копию записки и принесете ее сюда. Я взгляну на нее и тогда решу, стоит ли ее приобщать как доказательство по данному делу. На этом все. Миз Ривера, вводите, пожалуйста, присяжных, а то мы так все утро потеряем.

Когда присяжные снова оказались на своей скамье и все уселись, судья Кейес спросил, смотрел ли кто-нибудь новости, связанные с данным делом. Никто из присяжных на это не отреагировал. Босх знал, что если кто-то и видел этот сюжет, то все равно ни в чем не признается. Такое признание равносильно немедленному выводу из состава присяжных и возвращению в зал ожидания, где каждая минута кажется часом.

– Прекрасно, – сказал судья. – Вызывайте вашего первого свидетеля, миз Чандлер.

Терри Ллойд занял место для дачи свидетельских показаний с таким видом, будто оно ему столь же привычно, как кресло перед телевизором, в котором он привык выпивать по вечерам. Он даже без всякой помощи секретаря отрегулировал стоящий перед ним микрофон. У Ллойда был нос пьяницы и необычно темные для мужчины его возраста – то есть примерно шестидесяти лет – русые волосы. Причина такого странного явления была ясна всем, кроме, вероятно, самого Ллойда, – он носил парик. Чандлер задала ему несколько предварительных вопросов, из ответов на которые следовало, что Ллойд служит лейтенантом в элитном отделе ограблений и убийств лос-анджелесского управления полиции.

– Являлись ли вы в последние четыре с половиной года руководителем специальной группы детективов по розыску серийного убийцы?

– Да, являлся.

– Можете ли вы рассказать присяжным, как она возникла и как функционировала?

– Группа была создана после того, как было установлено, что один и тот же убийца совершил пять убийств. В управлении нас неофициально называли «группой по вестсайдскому душителю». После того, как об этом прослышала пресса, убийцу стали называть Кукольником – потому что он раскрашивал лица своих жертв их собственной косметикой. В этой группе у меня было восемнадцать детективов. Мы разделили их на две бригады, А и Б. Бригада А работала днем, бригада Б – ночью.

Мы расследовали вновь происшедшие убийства и реагировали на сигналы. Когда эта информация попала в прессу, мы получали, пожалуй, сотню звонков в неделю – люди сообщали, что тот или иной парень и есть Кукольник. Нам приходилось все это проверять.

– Независимо от того, как она называлась, эта спецгруппа все же не достигла успеха, не так ли?

– Нет, мэм, вы ошибаетесь. Мы достигли успеха и взяли убийцу.

– И кто же это был?

– Убийцей был Норман Черч.

– Был ли он идентифицирован в этом качестве до или после того, как был убит?

– После. Он подходил по всем параметрам.

– И это было выгодно управлению?

– Не понимаю.

– Управлению было выгодно, чтобы вы смогли связать его с этими убийствами. В противном случае вы бы…

– Задавайте вопросы, миз Чандлер, – прервал ее судья.

– Извините, ваша честь. Лейтенант Ллойд, человек, который, как вы утверждаете, был убийцей, то есть Норман Черч, сам был убит только тогда, когда (уже после создания группы) произошло еще шесть убийств. Это так?

– Так.

– Что позволило ему задушить еще шесть женщин. Как же ваше управление может считать это успехом?

– Мы ничего ему не позволяли. Мы делали все, что могли, чтобы выследить этого преступника. И в конце концов выследили. По моему мнению, это как раз является успехом. Большим успехом.

– По вашему мнению. Скажите, лейтенант Ллойд, всплывало ли имя Нормана Черча до того момента, когда он, безоружный, был застрелен детективом Босхом? Хоть раз оно упоминалось?

– Нет, не упоминалось. Но мы связали…

– Будьте добры, отвечайте только на вопросы, которые я задаю, лейтенант.

И Чандлер углубилась в свой желтый блокнот.[5] Босх заметил, что Белк попеременно делает пометки в одном блокноте и записывает вопросы в другом.

– Ну хорошо, лейтенант, – сказала Чандлер, – ваша спецгруппа поймала предполагаемого преступника – как вы его называете – только после того, как он убил еще шестерых. Будет ли справедливо сказать, что на вас и ваших детективов оказывалось сильное давление, чтобы поймать его и закрыть это дело?