Алла Полянская - Одна минута и вся жизнь Страница 12

— Забыть? — Дана смотрит на Цыбу пустыми глазами. — Это ты хорошо сказал — забыть. А вот ты, кум, ты бы забыл? Ну, скажи, ты бы смог просто взять и забыть — если бы это был твой ребенок?! Отвечай!

Дана смотрит в глаза другу, Вадим не выдерживает и отводит взгляд.

— Нет. Но я все-таки мужик.

— А мой мужик не может отомстить. Он погиб. Значит, теперь моя очередь. Так что хватит разводить дискриминацию по половому признаку. Поможешь мне?

— А у меня есть выбор? Если я откажусь, ты же не остановишься, пойдешь искать кого-то другого и вляпаешься в дерьмо. Данка, я тебя одну не отпущу.

— Отпустишь, Цыба. Отпустишь. У тебя — семья, тебе есть что терять.

— А тебе?

— А что терять мертвой? Меня нет, неужели ты этого не видишь?

— Вижу.

Вадик Цыбин тяжело вздохнул. Никогда он не умел спорить с Данкой. А теперь — и тем более не может. Потому что ее больше нет. И этот рубец на ее руке… Вадик рассматривает свою левую ладонь. У него тоже есть рубец. То, что связало их клятвой когда-то давно, никуда не делось и сейчас. Око за око.

6

Крат ждал сообщения от парней с Варны. Он представлял, как ненавистную высокомерную выскочку избивают, рвут на части… Его маленькие твердые кулачки сжались, он с шумом втянул в себя воздух — при одной мысли об этом у него начиналась эрекция. Крат шмыгнул в ванную и закрылся изнутри.

— Ты что там делаешь, гаденыш?

Это мать. Крат ненавидит ее сильнее, чем всех остальных. Он боится этого чувства, но ничего не может поделать. Все ненавидят его мать — толстую, неопрятную и злобную. Крат иногда представляет себе, что он с ней сделает когда-нибудь, когда вырастет.

— Руки мою.

— А заперся зачем? — Зинкин голос злорадно взвизгивает. — Знаю я, какие руки. Выходи, тварь такая, да слюни утри сперва. И в кого ты такой убогий уродился?

Крат выходит из ванной, не успев увернуться от крепкого подзатыльника.

— Я пойду на улицу.

— Иди, змееныш. Другие дети как дети, а тут…

Крат не слушает ее причитаний, он знает их наизусть. Ему нет дела до матери, придет время, он по-своему разберется с ней.

— Ненавижу!

Его маленькие твердые кулачки сжимаются. Ну, где эти идиоты? Неужели карточный долг не вернут? Вернут, никуда не денутся.

— Привет, Крат.

Он останавливается. Перед ним стоит его давний недруг и соперник — Танкер.

— Слыхал я, что ты «заказал» Бешеную Кошку парням с Варны. Это правда?

— Тебе-то что?

— Да так, интересуюсь. — Крата всегда раздражала правильная речь Танкера и его отмытый вид. — А тут ты идешь. Дай, думаю, спрошу.

— А если и правда, тебе-то что?

— А то. Дурак ты, скажу тебе как своему. Кто же так дела делает?

— А что?

— Ты скажи мне: кто умный такое поручает «шестеркам»? Если хочешь, чтоб дело было сделано, головой надо думать. Уже весь Третий знает, что ты затеял, сечешь?

— Ну и что? Меня там не было, скажу ментам: пошутил.

— Ну, да, ментам-то ты скажешь. А Цыбе и Витальке ты это тоже расскажешь?

— А че! Им какое дело?

— Раскинь тем, что у тебя вместо мозгов, Крат. Кто у них главный?

— У них эта… демократия.

— Хренократия. Тормоз ты, Крат. Они Кошку берегут, как хрустальную. Не станет ее — думаешь, Цыба к тебе побежит? Хотя, побежит, конечно. Чтоб голову тебе оторвать.

— Хрен на рыло! Я своим скажу…

— С Цыбой никто связываться не будет. С ним — это значит и с Виталькой. А за Виталькой — цыгане, ты это не вкурил?

— Так а че ж теперь?..

— А теперь молись, отморозок, чтобы Данку не прибили, потому что я — первый на очереди, чтобы тебе кочан отбить, очередь длинная наберется, помирать устанешь. Мне тут война с цыганами не нужна, понял?

— Так это… че делать-то?

— Придется тебе с ними помириться. Ну, чего морда вытянулась? Кошку не любишь? Знаю, что не любишь, но руки у тебя дотянуться до нее коротки.

— А у тебя, типа, некороткие.

— И у меня пока короткие. Да она мне не мешает. Ни в какие дела не суется, а что Цыба, Виталька и Танька с ней — так это их дело. Они тоже не лезут в мои дела. А дерутся, если надо, исправно, и Кошка тоже.

— Она чокнутая.

— Это есть, ну и что? Не лезь к ней, Крат.

— Ты че, наезжаешь на меня?

— Пока только предупреждаю.

Танкер пошел своей дорогой, а Крат влез в беседку и задумался. Вроде прав Танкер, дурака он свалял. Но теперь уже ничего не исправишь.

— Да не убьют они ее, кишка тонка. — Крат чувствует людей чутьем крысы. — Может, отлупят, но не убьют. Ладно, Кошка, живи пока. Я подожду.

В груди Крата поднимается что-то горячее и колючее. Ему хочется кого-то ударить, сделать больно. Когда он в таком состоянии, даже его дружки стараются держаться от него подальше.

Крат выскакивает на площадку перед домом. Двое мальчишек играют в мяч. Он уже видел их здесь, они живут рядом. Он подходит поближе и бьет одного из них ногой в живот. Мальчик заходится криком, а Крат летит в пыль, сбитый с ног.

— Ах ты, падаль! Ты зачем ребенка ударил?!

Крат поднимается с земли. Он не понимает, как мог не заметить здорового дядьку, похоже, отца одного из мальчишек. Подумать об этом Крат не успевает, удары сыплются на него один за другим, мужик со знанием дела и видимым наслаждением охаживает его.

— Тварь слюнявая, только покажись мне на глаза, убью!

Крат кое-как поднимается и уходит. Он понимает, что сегодня ему просто не везет. Поэтому он решает пойти в «бункер» и там отсидеться, а приятели принесут слухи и новости. Тогда и решит, что делать.

«А все Кошка, тварь поганая! С нее все началось».

Крат спускается в «бункер» — подвал заброшенного магазина. В старом поселке этот магазин был единственным. Но когда настроили пятиэтажек, то открыли несколько новых магазинов, а старый закрыли, да так и оставили. Мальчишки сделали лаз в подвал, где оборудовали себе удобные сиденья из старой мебели и матрацев.

«Бункер» пока пуст, Крат знает, что народ начнет собираться ближе к вечеру. Он укладывается на старый продавленный диван и смотрит в потолок. Со стороны может показаться, что он думает, но Крат ни о чем не думает. Он просто лежит, уставившись в потолок, и злость закипает в нем.

Дана вернулась домой в обычное время. Родители что-то горячо обсуждали, но, когда вошла дочь, мгновенно прекратили разговор. Дану всегда раздражала эта их манера втихаря обсуждать свои дела, как будто она слабоумная или вражеский шпион.

— Даночка, ужин на плите.

— Спасибо, ма. А вы?

— А мы уже поужинали. Тут такое дело, милая… Нам надо сейчас уехать в Белгород…

— На ночь глядя?

— Даночка, так получилось. Скажи Тане, пусть переночует у нас. Утром разогреешь еду, а в школу на автобусе поедешь.

— Я лучше Витальку позову. А то с Танькой я просплю.

— Я не… ладно, зови Виталика. Помни, мы очень доверяем тебе. Ты умница и глупостей не наделаешь.

Дане хочется крикнуть, что эти «глупости» ее не интересуют, Виталька ей как брат, а ее сегодня хотели убить, и ей больно и неуютно, но она молчит, потому что не хочет, чтобы мама расстроилась. Она слишком бурно реагирует на все ее неприятности, и Дана боится что-либо рассказывать, чтоб потом не чувствовать себя виноватой из-за того, что маме плохо.

— Я привела в порядок твое платье. Ты что, в пыли валялась?

— Я упала.

— Боже мой, откуда?! Славик, ты слышишь?! — Мать уже «завелась», в голосе звучит паника. — Где болит, Дана? Только правду мне говори!

— Я споткнулась, вот, коленку сбила и локоть. Не болит совсем.

— Правда?

— Перестань над ней квохтать, пора ехать. Доча, не опоздай завтра в школу, я будильник тебе завел.

— Да чего вы едете-то?

— Так нужно, Дана. Потом все расскажем. Будь умницей. Вот, купи себе завтра что-нибудь. — Вячеслав Петрович дает дочери денег. — А мы тебе гостинцев привезем.

Родители уходят, Дана слышит, как стучат в гулком подъезде мамины каблучки.

«Чего это они сорвались на ночь глядя, ближний свет — Белгород! Правда, там у папы друг, дядя Женя, кооператив какой-то у него, но не похоже, что они в гости. Ладно, какая разница… Главное, я осталась одна!»

Дана звонит Витальке, и через полчаса вся компания уже сидит на кухне и уничтожает ужин. Дана догадывается, зачем мама так много оставила. Кто-кто, а она-то знала, что едоков будет четверо и никто из них на аппетит не жалуется.

— Если мочить Крата, то сегодня. — Виталька вымакивает варенье блинчиком. — Вкусные блины тетя Катя печет. Так вот. Если хотим его убрать, значит, этой ночью. План готов, а случай такой, может, больше и не представится.

— Неужели мы и вправду убьем его? — Дана чувствует, как мурашки бегут у нее по спине.

— Нельзя его оставлять. — Цыба отпивает глоток компота. — Сама посуди, Данка: сегодня тебя случай спас. В другой раз может не повезти.