Эллис Питерс - Смерть и «Радостная женщина» Страница 12

— Я ничего не хотела делать. Я и знать-то об этом не желала, я хотела быть где-нибудь в другом месте и вообще не думать обо всем этом. Я рада была бы отдать ему компанию и отделаться от нее, но ведь там работают люди, много людей, и для них она значит больше, чем для меня. Не следует владеть тем, что для других людей имеет большее значение, чем для тебя. Если бы я знала, как за это взяться, или могла заставить Рея Шелли понять, что мне хочется, я бы отдала компанию работникам.

У Джорджа возникло ощущение, будто его втянуло в поток и несет прочь от намеченного курса, но в конце концов непременно вынесет неисповедимым путем к морю истины. Он явно не управлял своим кораблем. Возможно, и Китти тоже. Но она плыла в согласии с этим бурным течением, находя в его ошеломляющей простоте и прямоте что-то родственное ее душе. Она отвечала за каждое слово, сказанное ею сейчас, в этом не было никаких сомнений. И она ожидала, что он с той же искренностью поверит в это. И, черт бы ее побрал, именно так он и поступил. Стремясь вновь обрести почву под ногами, Джордж спросил:

— Эта идея объединения двух фирм была не новой, так ведь? Извините меня, если я затрагиваю щекотливый вопрос, но складывается впечатление, что мистер Армиджер и прежде подумывал об этом и намеревался добиться слияния несколько иначе — соединив семьи.

— Да, он хотел, чтобы Лесли женился на мне, — сказала Китти так просто, что Джорджу стало стыдно собственного многословия. Она подняла свои широко поставленные глаза, и он увидел, что они медно-фиолетовые, как бархатные крылья бабочки. Заглянешь в их глубину и увидишь ее в хрустальной башне собственной сущности, так далеко от тебя, что добраться до нее нет никакой надежды. — Но это была его идея, а не наша. Такие вещи за других не решают. Ему следовало бы это знать. Между мною и Лесли не было никакого уговора.

Они немного помолчали. Китти смотрела на Джорджа твердым взглядом, щеки ее чуть побледнели. Он хотел задать ей еще один вопрос, но выждал и, лишь поднявшись, чтобы уйти, обернулся, как будто только что вспомнил нечто важное. Он непринужденно спросил:

— Да, вы случайно не знаете условий завещания Армиджера?

— Нет, — быстро ответила она, вскидывая голову.

Ее фиолетовые глаза, полные любопытства, уставились на его лицо. Он заметил, как в ней вспыхнула надежда, словно кто-то зажег фонарик в ночи. Еще одно слово — и в хрустальной башне ее одиночества вспыхнуло бы нечто похожее на радость. Так что же ей от него нужно? Удовлетворив свои относительно скромные потребности (машина, гардероб и эта почти монашеская квартирка), Китти, похоже, почти утратила интерес к деньгам. Джордж решил покончить с делом сейчас же. Он должен сказать ей правду и выяснить, эти ли слова она надеялась услышать.

— Он завещал все вам.

Свет мгновенно погас, но это было только начало. Китти разинула рот, поднялась и начала медленно бледнеть. Колени ее подломились, и девушка, ухватившись за подлокотник, села, будто оглушенная, и сцепила руки на коленях.

— О, нет! — Казалось, разочарование, гнев и возмущение сплелись в этом отчаянном восклицании в один неразделимый клубок. — О Боже, нет! Я надеялась, что он никогда не сделает этого, а если и сделает, то потом передумает. Я о Лесли! Он всегда божился, что этого не будет, но, даже если бы он это сделал, ни за что не смог бы признать, понимаете? А теперь… О, будь он неладен! — беспомощно проговорила она. — Ну почему? Не было никакой разумной причины, этот вопрос никогда не поднимался. Он знал, что мне это не нужно, знал, что я не захочу. Так почему же?

— Он должен был оставить все кому-нибудь, — рассудительно молвил Джордж. — И мог свободно распорядиться собственным состоянием, как и всякий другой человек. Не вините себя, не вы лишили Лесли всего.

— Да, — уныло подтвердила она, и слово повисло в воздухе, как если бы она хотела добавить что-то еще, но не могла придумать ничего подходящего. Она покорно поднялась, чтобы проводить его до двери, и все это время в глазах ее стоял недоуменный, растерянный вопрос. Когда дверь закрылась, Джордж сделал три шага к лестнице, а потом крадучись вернулся назад. Китти еще не отошла от порога, она привалилась к стене прихожей и о чем-то размышляла, пытаясь взять себя в руки. Он слышал, как она беспомощно повторяла вслух: «О Боже! О Боже! О Боже!», словно упрекала кого-то, как малый ребенок, словно просила какое-то безрассудное божество понять ее.

Что же он ей сделал такого? Даже если она не нуждалась в его деньгах и хотела, чтобы они достались Лесли, все равно странно, что она восприняла эту новость так, будто видела в ней какой-то изощренно коварный выпад против себя. Джордж знал, что она, сама того не желая, сообщила ему нечто любопытное, но как теперь со всем этим быть?

Он спустился по устланной ковровой дорожкой лестнице. Джордж был недоволен собой, едва ли не пристыжен, и даже не пытался решать составленную им картинку-загадку, поскольку фрагментов пока было мало и они не совмещались друг с другом. Подойдя к своему «моррису», он увидел небрежно привалившегося к машине Доминика.

Парень слегка запыхался, потому что бежал к машине, пока Джордж спускался по последнему пролету лестницы; но, поглощенный другими мыслями, Джордж не заметил этого. В радостной вопросительной улыбке не было ничего необычного, «Привет, пап!» прозвучало как всегда, так что Джордж не стал приглядываться.

— Привет! — отвечал он. — Что ты тут делаешь?

Нынче Доминик уже в третий раз пропустил школьный обед, удовольствовавшись легкой закуской в городе, чтобы выкроить время и медленно побродить туда-сюда по Церковному переулку в надежде хоть мельком увидеть Китти. Поскольку она назвала ему свою фамилию, Доминик нашел ее адрес в телефонной книге. Он не совсем еще оправился от потрясения, испытанного в тот миг, когда, проходя мимо открытой двери дома, вдруг увидел и узнал фигуру отца, медленно спускавшегося по лестнице. И, если бы при виде отцовской машины ему не пришла в голову одна мысль, он, наверное, и сейчас еще бежал бы со всех ног.

— Я выполнял поручение Чака, — сказал он, стараясь дышать ровно. «Чак» была одной из кличек заведующего школьным пансионом. Наименее обидная из всех. А вообще кличек этих у него было несколько.

— Сюда? — спросил Джордж, по привычке подозревая неладное даже там, где подозревать было нечего.

— К ректору, — невозмутимо ответил Доминик, кивнув на стену, окружавшую церковный двор. С благословения божьего, ректор был попечителем их школы и капелланом кадетского корпуса. — Я увидел машину и решил подождать. Скоро полпервого, и я подумал, может, мне повезет, и ты накормишь меня обедом.

После коротких раздумий Джордж решил так и сделать. Человечество должно питаться, даже когда умирают пивные бароны.

— Садись, — покорно сказал он и повез своего отпрыска в ресторан рядом со школой, чтобы он успел на занятия во вторую смену. — А как насчет Чака? Это не срочно? Он может подождать ответа?

— Никакого ответа и нет, — сказал Доминик. — Все нормально.

Странное дело: он не чувствовал себя лгуном. Выдать правду, даже позволить кому-то догадаться о ней было совершенно немыслимо, хотя ничего преступного или постыдного в этой правде не было. Он еще не умел скрывать своих переживаний потому, что «так надо». С пятилетнего возраста, когда Доминик пошел в школу, он иногда врал, чтобы, подобно большинству детей, владеть каким-нибудь секретом, но никогда не задумывался о том, что он делает. Лишь в очень редких случаях он признавался, потому что его родители, особенно мать, располагали к искренности и никогда не доводили его до вспышек ярости. Но тут было нечто другое, нечто столь жизненно важное, что он скорее умер бы, чем открылся. Но сейчас ему придется рискнуть: как иначе узнать, что делал его отец в этом блочном доме, где проживает Китти, да еще наутро после убийства старика Армиджера, после того, как Китти провела вечер в «Веселой буфетчице» в обществе убитого? «Твоя подружка была там…» А теперь этот визит. Разумеется, полиции придется опросить всех, кто был в пивной, но почему их заинтересовала Китти? И так скоро?

— Ты расследуешь это убийство, да? — спросил он, стараясь придать своему голосу естественные нотки возбужденного любопытства. — Мама сегодня утром сказала мне, что старина Армиджер умер. Ну и дела! Я ничего не говорил ребятам, но на перемене, когда давали молоко, эта новость дошла и до нас. Теперь уж весь город знает. Допросили с полдюжины людей, а одного или двух даже арестовали.

— За ними не заржавеет, — спокойно ответил Джордж. — При таком множестве умельцев арестовывать людей вообще удивительно, как это меня до сих пор держат на работе. Кто же главный подозреваемый?

Пожертвовать килькой, чтобы выловить скумбрию? Игра стоила свеч. Доминик бросил наживку, надеясь на поклевку: