Эрик Эмблер - Свет дня Страница 12

А затем началось то, что иначе как катастрофой не назовешь. Причем совершенно не по моей вине. Хотя… в каком-то смысле, конечно, и по моей тоже. Офицер категорически отказался поставить штамп в мой паспорт, сказал, что мне придется вернуться в Салоники и там постараться уладить вопрос с просроченной датой в египетском консульстве. Иначе… Увы, по известным только мне причинам, это было практически невозможно, но я даже не пробовал ему объяснять. Что толку? Во-первых, ему это в любом случае неинтересно, а во-вторых, все равно не понять.

В это время к нам подошел таможенник и, размахивая моей маршрутной картой, громко и не без некоторого возмущения заявил приблизительно следующее: машина уже прошла таможенный досмотр и с юридической точки зрения находится теперь на турецкой территории, но поскольку мне не дают разрешения пересечь границу и с юридической точки зрения я не на турецкой территории, то как, черт побери, я смогу забрать мой «линкольн» обратно? Неужели эта чертова дата так уж важна?! Подумаешь, каких-то три месяца… Не лучше ли поставить этот чертов въездной штамп и забыть про все неувязки? Да пусть катится куда хочет…

По крайней мере, мне казалось, что сказал он что-то вроде этого. Тут они все заговорили по-турецки еще быстрее, еще громче и вроде бы просто забыли о моем существовании. Останься мы с офицером наедине, может быть, мне и удалось бы его уговорить, подкупить — во всяком случае, я, само собой разумеется, попытался бы это сделать, и совсем не исключено, что мне бы это удалось. Но в присутствии таможенника такое было попросту бессмысленно. Дело закончилось тем, что они, так ни о чем и не договорившись, пошли решать вопрос к начальнику поста. Ну а я остался стоять и ждать — без паспорта, без документов, но зато почему-то с трясущимися поджилками, — надеясь только на чудо. А вдруг начальник плюнет на просроченную дату и даст указание пропустить меня?..

Если бы повезло, то в принципе такое вполне могло бы и произойти. Хотя если бы такое даже и случилось и меня все-таки пропустили бы, проблем, то есть серьезных проблем, все равно оставалось бы хоть отбавляй. Мне пришлось бы тогда либо постараться купить в Стамбуле египетский консульский штамп и подделать дату в моем паспорте — что было далеко не так просто, как могло бы показаться на первый взгляд, — либо попасть в британское консульство, заявить о якобы «пропаже моего британского паспорта» и попробовать всеми правдами и неправдами выудить у них временные проездные документы еще до того, как они сумеют все проверить, что тоже было весьма и весьма проблематично.

Так я и стоял в вестибюле пограничного поста, погруженный в горестные раздумья, под охраной вооруженного часового у двери, который смотрел на меня так, будто только и ждал, чтобы я дал ему хоть какой-нибудь повод меня застрелить. Я, конечно, изо всех сил пытался делать вид, что просто не замечаю его, но легче от этого все равно не становилось. Более того, из-за нервного перенапряжения у меня, похоже, начинался приступ несварения желудка…

Минут через десять офицер вернулся и поманил меня рукой. Мы прошли по коридору до казарменного вида двери почти в самом его конце.

— Ну и что дальше? — спросил я по-французски.

— С вами хочет поговорить начальник поста.

Он постучал в дверь, дождался не сразу последовавшего громкого приказа «Войдите!», открыл ее и ввел меня внутрь.

Маленькая, практически голая комната всего с несколькими стульями у стены и письменным столом с зеленым сукном в самом центре. За столом сидел человек где-то моего возраста, но в отличие от меня с очень морщинистым желтоватым лицом и одетый в военную форму — скорее всего, офицер государственной безопасности. Мой паспорт и дорожные документы лежали на столе перед ним. Выждав, как и положено, небольшую паузу, он поднял на меня глаза и на вполне приличном французском спросил:

— Это ваш паспорт?

— Да, сэр. Могу только выразить самое искреннее сожаление, что вовремя не заметил просроченную дату и не предпринял должных мер по ее продлению, сэр.

— И тем самым накликали на себя множество проблем.

— Да, сэр, я конечно же все понимаю, но… но позвольте мне, пожалуйста, все вам объяснить. Дело в том, что меня попросили перегнать эту машину в Стамбул только в понедельник вечером, а выехал из Афин я уже во вторник, то есть не далее как вчера рано утром. Причем в такой спешке, что просто-напросто не успел или, может даже, каюсь, забыл проверить свои документы.

Он снова опустил глаза на мои документы:

— Кстати, здесь написано, что вы занимаетесь журналистикой, а таможенному инспектору вы назвались шофером. Как это прикажете понимать?

Ничего себе вопросик! Это могло означать только одно — такой зануда будет копать до самого конца. У меня сердце ушло в пятки.

— Видите ли, сэр, я только временно выполняю функцию шофера. Конечно же я был и остаюсь самым настоящим журналистом, но жить и кормить семью как-то надо, а с нашей профессией, сами понимаете, сэр, это далеко не так легко…

— Значит, сейчас вы шофер и, значит, в ваших документах имеется еще одна существенная неточность, так?

И что теперь прикажете ему отвечать? Соглашаться — рыть самому себе яму; возражать — навлекать на себя его праведный гнев… Ладно, попробуем поиграть в его игру.

— Превратности судьбы, сэр. Понимаете, там, в Афинах, у меня собственный автомобиль, на котором я время от времени подрабатываю извозом пассажиров, сэр.

Слегка нахмурившись, он снова перелистал мои дорожные документы.

— Здесь написано, что эта машина принадлежит некоей Элизабет Липп. Она что, ваш работодатель?

— Временно, сэр.

— И где она сейчас?

— Полагаю, где-нибудь в Стамбуле, сэр.

— Вы что, не знаете?

— Меня нанимал ее доверенный агент, сэр… Сказал, что надо доставить ее «линкольн» в Стамбул, куда она прибудет морем, так как не любит долгой езды на машине.

После моих слов последовала довольно долгая и неприятная пауза. Он снова внимательнейшим образом просмотрел мой паспорт и дорожные документы, затем резко вскинул на меня глаза:

— Кто эта женщина по национальности?

— Не знаю, сэр.

— Сколько ей лет? Как она выглядит? Что за человек?

— Я никогда ее не видел, сэр. Все дела имел только с ее агентом. Больше ни с кем…

— Значит, она едет из Афин в Стамбул пароходом, что занимает двадцать четыре часа, а машину отправляет проделать путь в тысячу четыреста километров по горным дорогам. Но если ей нужна машина в Стамбуле, так почему бы тогда не перевезти ее с собой на пароходе? Так ведь и проще, и дешевле, разве нет?

Что-что, а уж это мне было более чем понятно. Я и сам думал об этом. Но сейчас оставалось лишь пожать плечами.

— Сэр, поймите, мне заплатили за то, чтобы я перегнал машину из Афин в Стамбул. Не более того. Причем заплатили очень хорошо. А до планов и причуд этой, похоже, весьма экзотической дамы мне, поверьте, нет никакого дела.

Он еще раз внимательно на меня посмотрел, достал из ящика стола чистый лист бумаги, что-то на нем написал и передал стоявшему рядом таможенному инспектору. Тот пробежал по нему глазами, молча кивнул и быстро вышел из комнаты. Когда за ним со стуком закрылась дверь, начальник снова повернулся ко мне:

— Итак, вы утверждаете, что о владелице этой машины ровным счетом ничего не знаете. Хорошо. Тогда расскажите мне о ее доверенном агенте. Он что, из какого-нибудь туристического бюро?

— Нет, сэр, он американец, близкий друг отца фрейлейн Липп. Во всяком случае, так он мне сказал.

— Как его имя? Где он сейчас находится?

Я как можно подробнее рассказал ему все, что мне было известно о мистере Вальтере Харпере и характере наших с ним взаимоотношений. Исключая, само собой разумеется, тот досадный эпизод в отеле с его дорожными чеками…

Офицер молча меня выслушал, время от времени кивая. Однако к тому времени, как я закончил повествование, его манеры почему-то заметно изменились — отношение ко мне, как ни странно, стало чуть ли не доброжелательным. По крайней мере, внешне.

— Скажите, а раньше вам когда-нибудь уже доводилось ездить этим маршрутом? — неожиданно поинтересовался он.

— Несколько раз, сэр.

— С туристами?

— Да, сэр.

— А одному, без туристов?

— Нет, сэр. По дороге в Стамбул им всем, как правило, хочется посмотреть Олимп, Салоники…

— Послушайте, а вам, случайно, не показалось предложение мистера Харпера… ну, скажем, несколько странным?

Убаюканный его ласковым, почти дружеским тоном, я даже позволил себе слегка улыбнуться.

— Monsieur le commandant,[1] лично мне это показалось настолько странным, что, полагаю, для этого могли быть только две возможные причины. Первая: мистер Харпер так горел желанием произвести хорошее впечатление на своего старинного друга и ценного делового партнера, так хотел доставить ему приятный сюрприз, что даже не счел нужным ни с кем посоветоваться, прежде чем принимать конкретное решение.