Сергей Белан - Ресурс Антихриста Страница 12

— Привет, Влад! Ну, старина, и тяжел же ты на подъем.

Голос он узнал сразу. Это был Женя Литавин, его приятель, бывший однокурсник. Перегудов поневоле насторожился, настроился на серьезный лад — Женя звонил не часто и по пустякам — никогда. Он заправлял одной из самых известных турфирм в городе и слыл в предпринимательских кругах человеком деловым и конкретным.

— Рад слышать, — откликнулся Перегудов. — Как дела, Евгеша?

— Плохие дела. Таня Чельцова умерла. Я тебе звонил вчера, позавчера, поймать уже и не надеялся.

— А что с ней?

— Инсульт. Мне Люда Карасева сообщила.

— Когда похороны?

— В том-то и дело, что сегодня в два. На Улброке.

Перегудов глянул на часы — было начало двенадцатого.

— Печальная новость. Огорчил, нечего сказать. Ты на чем добираться думаешь?

— На машине, — ответил Литавин. — А к тебе, Влад, просьба. Заскочи к Сене Скорику, сообщи. Он ведь где-то рядом с тобой живет. Если застанешь его — захвати.

— Ладно, — согласился Перегудов. — Если застану вообще и трезвым в частности. Поддает Адвокат капитально, почти не просыхает.

— Слышал. В общем, смотри по обстоятельствам, встретимся на месте…

Что поделаешь, человек предполагает, а бог располагает. Проводить в последний путь сокурсницу — святое, тут не отвяжешься и не отложишь на завтра. Перегудову пришлось переодеться — по такому скорбному поводу полагался строгий костюм, на нем же были свитер легкомысленной расцветки и обычные джинсы. Потом он спустился на лифте, сел в «Хонду», стоявшую у подъезда, и покатил в сторону центра, намереваясь по дороге завернуть еще к одному бывшему своему сокурснику, Сене Скорику, по прозвищу Адвокат.

Адвокат жил в облупившейся пятиэтажной «хрущевке» на перекрестке двух нешумных улиц. Квартира его была на четвертом этаже, но уже в районе второго Перегудову, поднимавшемуся по лестнице, стало как-то нехорошо. На него напал приступ удушливого кашля, вызванный непонятным смрадом, таким едким, что казалось — где-то поблизости производятся испытания нового химического оружия. Сделав над собой усилие, Перегудов в несколько прыжков взбежал на нужный этаж — там концентрация зловония была уже запредельной. С мыслью о том, что такое может устроить только Адвокат, он нажал кнопку наполовину расколотого звонка.

Дверь открылась не сразу, но по теплой волне, обдавшей Перегудова из чрева жилища, тот понял, что не ошибся — эпицентр ужасных извержений находится именно здесь.

Адвокат предстал перед ним в каком-то рваном рубище, типа безразмерной рубахи без ворота с уполовиненными рукавами, спадавшем ему до колен, и в заляпанных белой краской трикотажных штанах с пузырями на коленях. Небритый, с всклокоченными волосами и многоцветным фингалом вокруг левого глаза, он напоминал прислужника Люцифера.

— Ты что, опыты проводишь? — зажимая нос, спросил Перегудов.

— Какие опыты? Селедку жарю… Проходи.

— Селедку? — задыхаясь, Влад проследовал за ним на кухню. — А я думал, клопов травишь чем-то современненьким. Открой окно — скопытнуться можно!

Адвокат распахнул окно, и на кухне чуть просветлело, стало полегче дышать.

— Признайся честно, Сеня, ты, видимо, надумал приватизировать весь дом в одиночку и для начала выживаешь соседей.

Адвокат не ответил. Он повернулся к плите и снял крышку сковороды:

— Во!..

— Что, во?.. — спросил Перегудов, с недоумением разглядывая странное жарево на дне посудины, вид которого просто не поддавался описанию.

— Селедка по вьетнамскому рецепту! — самодовольно объявил Адвокат.

Взгляд Влада скользнул по столу. В бардаке сваленных в кучу немытых тарелок и кружек, на каком-то развернутом журнале, он заметил одну неразделанную рыбину и чуть не подавился — теперь уже смехом:

— Ты что, кудесник, соленую сельдь жарил?

— А что — классная вещь. Меня вьетнамцы-студенты в поезде научили. Берешь бочковую селедку, на куски ее, плавленый сырок на терку, посыпаешь сверху, а на самый верх свеколки с красным перцем и потом жаришь…

— На трансформаторном масле, да? — подколол Перегудов.

— Почему на трансформаторном? — У Адвоката всегда было туговато с юмором. — На обычном…

— Пусть на обычном. И ты этот деликатес собираешься хавать?

— Конечно буду, никаких вопросов.

— Мудак! — коротко изрек Перегудов.

— Почему мудак? — совсем не обидевшись, спросил Адвокат. — Вьетнамцы ведь жрут да еще и хвалят.

— Вьетнамцы-то ладно, они может с голодухи такую херовину во времена Хо Ши Мина выдумали. Они и червей, и саранчу жрут — ты будешь?

— А я, думаешь, не с голодухи? Когда хавать нечего, и подоконник грызть начнешь. Моя, стерва, снова в Польшу свалила, все бизнесменша сраная угребла: жрачку, деньги до сантима, ничего не оставила…

— Как ничего? Такой бланш на память нарисовала, — снова съехидничал Перегудов.

— Это я упал. — Адвокат потер глаз. — На перила. По пьяни поднимался, в подъезде света не было.

— Не ..зди-ка ты гвоздика, — оборвал его россказни Перегудов. — Своей теще байки пой. Я ведь зачем к тебе: одевай, что получше, и поехали на кладбище.

— А что я там забыл? — вяло поинтересовался Адвокат.

— Чельцова умерла, Таня. В два похороны.

— Правда? — Адвокат стал растерянно вытирать пальцы о подол рубашки. — Как же так, от е-мое, несчастье какое…

— Давай, Сеня, шустри, — стал подгонять его Перегудов. — Времени в обрез, а еще цветы купить нужно.

— Эх, жаль хавка остынет, — сокрушался Адвокат. — Холодная она, Влад, невкусная — весь цимус пропадает.

— Хорош дурковать, котам ее отдай, для них может подойдет. А мы по дороге пиццу возьмем, перекусим, а там, глядишь, поминки…

Упоминание о поминках заметно ободрило Адвоката, по всему чувствовалось, что он и в самом деле давно не ел вдоволь. Минут через пять он был собран. Натянув на себя лучшее, что было в этом доме, он смахивал на интеллигента, получившего отставку еще во времена Керенского. Так, взяли экспонат, стряхнули пыль и манекен ожил! Перегудов мысленно дивился, от каких прапрадедов у Адвоката сохранился такой допотопный «прикид», но вслух ничего не сказал. А уж замызганный галстук-селедка, нацепленный им напоследок, окончательно придал его имиджу трагикомический оттенок.

Уже на выходе Сеня вдруг всполошился:

— А синяк, совсем забыл… Надо подработать, перед ребятами неудобно…

— У меня в машине очки есть, — успокоил его Перегудов. — Черные.

— Не надо очки, у меня на такой случай свое средство есть. — Адвокат пошарил в трюмо и достал небольшую прямоугольную коробочку из пластмассы. — Вот…

— Грим театральный, — прочитал вслух Перегудов и, не сдержав улыбки, добавил: — Бери с собой, в машине намажешься… Смоктуновский!..

…Первым, кого они встретили у входа на кладбище, оказался все тот же Литавин — их машины подъехали к стоянке почти одновременно.

— Эх, Танюха, Танюха, — покачал головой директор турфирмы, когда они обменялись рукопожатиями. — Тридцать семь — пушкинский возраст… Еще бы жить да жить.

— За пятнадцать лет уже третья потеря в группе, — невесело заметил Перегудов.

— Как третья? — спросил Адвокат. — Ну, Витька Клименко погиб, это я знаю. На охоте… А еще кто?

— Верочка Палий в Донецке. Белокровие… — сказал Литавин.

— Я и не знал, — пробормотал Адвокат.

— Да ты вообще где-то пропал, — сказал Литавин. — На встрече выпускников не был. На какой ниве, Сень, сейчас трудишься — на госпредприятии или…

— Или… — кисло усмехнулся Адвокат. — Меня уж полтора года как сократили. Я, как вольный альпийский стрелок, что подстрелю, то и имею.

— Сегодня, например, подстрелил сельдь по-вьетнамски, — беззлобно вставил Перегудов. — Очаровательный деликатес, Евгеша, с этаким специфическим запашком, без противогаза не подступишься…

И они пошли по центральной дорожке кладбища, ведущей в каплицу. Там уже началась гражданская панихида. Высокий мужчина с лицом аскета под печальный аккомпанемент скрипки говорил складные нарочито-помпезные слова за упокой души умершей, а по обе стороны гроба стояло около двух десятков человек, из которых семеро были их бывшие сокурсники.

— Если б не границы, наших куда б больше было, — заметил Литавин. — Из России ребята наверняка бы приехали, из Украины…

Прощальная церемония закончилась, и гроб с Танечкой Чельцовой, погрузив на «Мультикар» повезли к последнему пристанищу. Сокурсники в две шеренги шли вслед за машиной. Сырой ветер путал волосы, слезил глаза. Потом короткий ритуал у могилы: прощальные слова, горсти песка на крышку гроба, цветы и венки на свежем холмике, под которым закончила свой земной путь самая веселая и душевная девочка в группе.