Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание - Леонид Михайлович Млечин Страница 12

Наше положение нисколько не улучшилось. Дети голодают, и начались кражи. Первыми стали исчезать продуктовые посылки, присылаемые им из дому. Затем обнаружилось, что регулярно крадут прямо с нашей кухни. В результате и без того минимальные порции еще больше уменьшились. Воров не удалось поймать, и я молю бога, чтобы они остались неизвестными, потому что полагаю: еду берут свои — дети или хуже того — воспитатели, врач, те несколько матерей, что поехали с нами…

Местные жители хотят, чтобы мы им помогали. Ребята, выросшие в городах, не очень привычны к физическому труду, поэтому нам поручили носить из леса уже заготовленные дрова. Мы связываем их веревками и носим на спине. Пока ребятам казалось, что это веселая игра, они охотно таскали дровяные вязанки. Но скоро заметила, что чем больше они таскают, тем больше им хочется есть. А кормить их нечем… Даже самые крепкие выбились из сил, и мы не выполняем наше задание полностью.

Единственная радость — письма из дому. Но и здесь есть свои сложности. Мы не хотели, чтобы дети сообщали родителям о трудностях, ведь они огорчатся и не смогут плодотворно работать на благо родины. Но когда мы проверили написанные детьми письма, то обнаружили, что все просят забрать их отсюда или, по крайней мере, приехать и привезти немного еды… Плохо, если родители не могут навестить детей, но, пожалуй, еще хуже, когда они это делают. Одному ребенку радость, остальным горе. Да и радость-то недолговечная. Родители быстро уезжают — кто в наше время может позволить себе долго отсутствовать на работе? — и тоска по дому и родным становится еще острее.

Тем временем нам пришлось расстаться с нашим доктором — у него развилось какое-то душевное заболевание. Он стал вслух разговаривать со своими погибшими детьми и женой. Мы отправили его в Токио. Сразу вслед за ним уехали две женщины, которые нам очень помогали. У обеих открылся туберкулез. Видимо, от недоедания и тяжелой работы.

Оставшимся стало еще труднее. Но мы справимся, и ты, Эйдзи, должен быть в этом уверен. Будь мужественным.

Сакико».

Эйдзи Хаяси сразу же написал ответ.

«Дорогая сестра!

Ты единственная, от кого приходят письма. Вести из родительского дома до меня не доходят. Вероятно, отцу некогда писать. Мне ничего не известно и о нашем старшем брате. Он служит на подводной лодке, и у него под рукой нет почтового ящика. Только твои письма связывают меня с семьей и прежней жизнью. Впрочем, я не вправе жаловаться. Многие мои сослуживцы вообще не получают писем.

Я не писал об этом раньше, но понял, что настала пора сообщить тебе: я вступил в отряд камикадзе. Уверен, ты одобришь мое решение.

Ты же знаешь, я рос слабым, часто болел, не любил и не умел драться. Собирался быть ученым и по-детски неразумно распорядился собой. Когда настал решающий час, выяснилось, что я плохой защитник родины, плохой солдат… Отряд камикадзе открыл передо мной возможность искупить свою вину. Когда я на огромной скорости направлю свой самолет на палубу вражеского корабля, ничто не остановит меня. В этот момент я буду равен по силе лучшему солдату американской армии.

Сейчас нет необходимости подробно говорить об этом, но за свою почти двадцатилетнюю жизнь я выработал собственную философию.

Я ощущаю горечь, когда думаю о том, как некоторые хитрые политики, недостойные чести быть японцами, обманывали ничего не подозревавших сограждан. Но я готов выполнить любой приказ высшего командования и даже этих политиков, потому что я верю в Японию.

Японский образ жизни поистине прекрасен, и я горжусь им так же, как историей Японии и ее мифологией, отражающей чистоту наших предков… Образ жизни — это проявление всего лучшего, что оставлено нам в наследство. А живым воплощением всего прекрасного в нашей жизни является императорский дом. Отдать жизнь в защиту этих идеалов — высокая честь. Твой младший брат».

Инструктор, который вел занятия в пятом звене, сразу приметил Тамио Кавабэ и всегда выделял его. Кавабэ был выше и крепче своих товарищей, сообразительнее и, пожалуй, более других преуспел в овладении летным делом. Да и налетал он больше других. Ему быстро присвоили офицерское звание. Инструктор дважды поднимался с ним в воздух, потом наблюдал, как тот справляется с самостоятельным заданием, и назначил Кавабэ помощником инструктора.

Тамио принял назначение равнодушно, в командирский барак не переселился и в столовую ходил вместе со всеми. Он чувствовал себя неуютно в компании инструктора и майора Мацунага.

Майор в основном был занят поисками бензина и запасных частей к изношенным самолетам, которые каждый день выходили из строя. Бензин он добывал правдами и неправдами; горючее сливали в канистры, запрятанные глубоко в земле — на случай налетов противника. С запасными частями дело обстояло хуже. Новые самолеты, на которые весьма рассчитывал Мацунага, помня обещание адмирала Хомма, не прибыли. Кончилось тем, что Мацунага запретил поднимать в воздух последние Ки-45, надеясь сохранить их для боевых вылетов.

— Я уверен, что мы получим еще несколько Ки-27 и, может быть, «Мицубиси-96».,— сказал Мацунага инструкторам.

Кавабэ присутствовал при разговоре и потом передал его содержание товарищам.

— Не менее десятка машин.

— Говорят, все новые самолеты идут прямиком, на фронт, — вдохнул инструктор пятого звена. — Вряд ли нам что-нибудь достанется.

— Разумеется, новые самолеты нам не дадут. Получим машины из ремонта, но получим обязательно, — возразил Мацунага. — Адмирал Хомма не допустит, чтобы созданный им отряд в решающий момент остался без машин. Наверное, это будут те же Ки-27. Кстати, у нас совсем нет зениток. Надо обсудить вопрос об использовании Ки-27 против американских самолетов. Нужно научиться перехватывать В-29. Это нужно не только в целях самообороны, но и для того, чтобы не давать американцам бомбить наши города.

— Но как реально может Ки-27 атаковать американский бомбардировщик В-29, превосходящий наш самолет и в скорости и в вооружении? — изумился инструктор. — Да и наши летчики совершенно не подготовлены для ведения воздушных боев.

Майор Мацунага тяжело посмотрел на инструктора. Тот встал и вытянул руки по швам. Лицо его побледнело. Тамио Кавабэ стало жаль инструктора, неплохого, но простодушного парня. В армии подобное простодушие не поощрялось.

— Неужели вы еще не поняли, — ясно выговаривал каждое слово Мацунага, — что в этой войне подготовка пилотов