Лев Корнешов - Пуля для бизнес-леди Страница 13

— Я не смогу, — жалобно пролепетала Настя.

— Еще как сможешь! Весь цивилизованный мир говорит на английском, а она, видите ли, не сумеет! И практикуйся в разговорном. К тебе, кажется, проявляет интерес твой однокурсник Бираго Диоп? Вот и разговаривай с ним почаще — он в совершенстве знает английский.

— Ты что, меня негру в постель подсовываешь? — возмутилась Настя. Она даже не подумала вначале, откуда Олегу известны такие подробности её студенческой жизни. Это потом, когда кое-что прояснилось, она сообразила, что, очевидно, её «пасли» — постоянно и ненавязчиво. А Бираго, действительно, проявлял к ней повышенное внимание на чисто студенческий манер — занимал место в столовке, покупал билеты в кино, на студенческих «вечерах дружбы» приглашал танцевать.

Олег раздраженно бросил:

— Он не негр, а африканец, запомни это. Как пойми и то, что языковой практикой совсем не обязательно заниматься в постели. И имей в виду, когда ты мыслишь так… односторонне, ты становишься неинтересной.

В его словах таилась скрытая угроза.

А однажды он мимоходом поинтересовался:

— У тебя родственники за границей обитают?

— Нет, — не задумываясь, зачем ему это знать, ответила Настя.

— Подумай…

Она подумала и вспомнила о маминой сестре в Канаде.

Но откуда Олегу могло быть известно об этом? Настя никому ничего не рассказывала, а уж мама — тем более. Странно все это…

— Вижу, припомнила, — сказал Олег. — Вот теперь рассказывай, что знаешь.

Она добросовестно все изложила, тем более, что известно ей было немногое.

— Попроси маму не медля написать письмо своей сестре, — тоном, не терпящим возражений, распорядился Олег.

— Но…

— Никаких «но». Сейчас такие времена, когда можно не опасаться, что узнают о родственниках за рубежом. И путь мама напишет в письме о тебе. Что-нибудь родственное, сентиментальное. Тете будет приятно. Кстати, она богата, миллионерша.

— Откуда ты знаешь?

— Слухами земля полнится, — отшутился Олег.

Прошло какое-то время, и Олег попросил у неё паспорт и свидетельство о рождении.

— Ни о чем не думай и не беспокойся. Просто бестолковый управляющий делами горкома не до конца все оформил с твоей квартиркой… Так, остались некоторые формальности. Через несколько дней документы верну.

Настя давно уже убедилась, что Олег ничего не делает и не говорит просто так. У неё даже мелькнула шальная мысль: может, он хочет жениться на ней? Но это было так нереально, что надежда сверкнула искоркой и исчезла, растворилась. Да и зачем бы было ему жениться? Все, что хотел от неё — имел.

Документы Олег вернул, она положила их в шкатулку с другими «бумагами» и тут же забыла о том, что они ему зачем-то понадобились.

Работа референтом у Алексея оказалась непыльной. Настя быстро освоила несложные обязанности, подружилась со сменными секретарями Алексея — Ириной и Анной. Девушки сидели в приемной Алексея, работали через день и к приходу Насти готовили все необходимые документы, вырезки, письма. Насте отвели небольшой кабинет рядом с кабинетом шефа, с помощью Ирины и Анны она навела в нем относительный уют, обзавелась папками, ножницами, скотчем, скрепками.

Алексей держался с нею вежливо, но немного отчужденно, словно бы демонстрируя, что их связывают только служебные отношения. Он не пытался встретиться с Настей вне работы. Докладывая ему об исполнении поручений, Настя порою с изумлением думала: неужели этот деловитый, собранный человек — тот самый, с которым она была на охоте, в бане, тот, у которого она была на даче?

Ирина словно бы мимоходом однажды её спросила:

— Откуда ты знаешь нашего шефа? На место референта претендовало несколько наших девушек, но он привел свою…

Настя пожала плечами:

— Сожалею, если перебежала вашим, — она сделала ударение на этом слове, — девочкам дорогу.

Но все-таки объяснила:

— Мой папа и отец Алексея Дмитриевича дружны уже много лет.

Маленькая ложь ничего ей не стоила, а Ирине её было вполне достаточно, чтобы относиться к Насте без подозрения: девка, оказывается, не «постельная», а «позвоночная».

Они не то, чтобы подружились, а поддерживали благожелательные отношения, у них был общий шеф и это объединяло. За чашкой кофе в редакционном буфете Ирина посоветовала вполне серьезно:

— Не пытайся подсунуться под Алексея Дмитриевича, он этого не любит.

Похоже, Ирина лучше других в редакции знала, что любит, а что нет импозантный, всегда уверенный в себе Алексей Дмитриевич.

Вскоре в редакции этой большой газеты, точнее, среди «молодой» части её коллектива — секретарш-референток, стажеров, многочисленных девиц из отдела писем, она стала почти своей.

Отдел кадров редакции попросил принести справку из университета — что там не возражают против её работы в газете «по совместительству».

Настя забежала к опекавшему её кадровику.

— Наслышаны, наслышаны о ваших успехах… Быть референтом у Алексея Дмитриевича! Вам повезло.

Оказывается, нужная справка для неё уже была готова — оставалось взять и отнести. Настя поразилась, как все четко (по-военному, подумалось ей), отработано тогда, когда за решение её проблем брались Олег или Алексей. Казалось, они могли все. Нет, не казалось — они действительно могли все.

Ветерок грядущих перемен

Много позже Настя, думая о своей нескладной судьбе, уверенно выделяла из череды лет 1990-й. Единица, две перевернутые шестерки и бублик-ноль, безликий и нейтральный, так как пристроился за спиной у других цифр. Этот год стал как бы прологом ко всему, что случится с Настей в ближайшем будущем. Она уже два года осваивала в «Лумумбарии» науки, которые — и она была абсолютно убеждена вэтом — ей были совершенно ни к чему. Два студенческих года наложили на неё свой благотворный отпечаток, она стала раскованнее, самостоятельнее. Юная дева, навзрыд рыдавшая на скамеечке у памятника Ломоносову, осталась в прошлом. Да и выглядела теперь Настя, как определяла Нинка, на пятерку с плюсом. Одевалась она неброско, но достаточно элегантно, парфюмерией не злоупотребляла, тщательно следила, чтобы не прилепились к ней вульгарность и тот налет дешевого амикошонства, который присущ был многим девицам из «Лумумбария». Ведь они в своем престижном вузе общались с иностранными студентами и это поднимало их в собственных глазах над остальными московскими девочками — серыми «мышками».

Настя не особенно интересовалась политическими событиями в стране, эта сторона жизни её, как говорится, не грела. Ну шумят на митингах и пусть себе шумят. Между тем над Россией занималась заря Ельцина. Его имя было у всех на устах, у всех на устах было имя Ельцина, а Горбачев заметно сдавал позиции. Уже не таясь, рассказывали оскорбительные для Горбачева анекдоты, типа «по России мчится тройка: Миша, Рая, перестройка». И в «лумумбарии» произошло деление на «демократов» и «коммуняк». Коммуняки были в меньшинстве и предпочитали не высовываться, помалкивать.

Настя никак не проявляла себя, она не примыкала ни к «коммунякам» ни к демократам, вела себя скромно и на политические толковища и тусовки не ходила. Впрочем, всем было известно, что она работает в газете, придерживающейся демократической ориентации, во всяком случае в основных публикациях. Этого было достаточно, чтобы университетские демократы её не трогали, а коммуняки обходили стороной.

Но и в самой газете не было спокойствия. Здесь разделение было очень жестким и определенным: группа журналистов-«демократов» пыталась прибрать газету к рукам. Внутриредакционные блоки возникали и распадались, плелись бесконечные интриги. Каждая редакционная летучка превращалась в своеобразное поле боя, после которого «стороны» расходились в сумеречном молчании — победителей пока не было.

Но Насте до всего этого было мало дела, она сдавала экзамены за второй курс. Она не взяла положенный учебный отпуск, так как считала, что справится и так, чувствовала себя уверенно, к ней преподаватели благоволили, её опекал кадровик.

Экзамены были для питомцев «Лумумбария» сложным рубежом, ибо на них беззастенчиво валили всех, кто проштрафился или, как говаривало факультетское начальство, «дискредитировал себя». Настя не сомневалась, что этот рубеж она благополучно перешагнет.

Она готовилась к последнему экзамену в своем кабинете в редакции — ей выделили, как референту зам. главного небольшую комнатенку, когда к ней заглянул Алексей Дмитриевич.

— Подготовь, пожалуйста, папку с письмами читателей, что они там пишут… Хочу посмотреть. Занесешь часам к восемнадцати, когда подпишем номер, и я немного освобожусь.

У Насти екнуло сердечко, по таким пустякам шеф к ней не заходил — просто звонил по телефону или передавал поручение через своих секретарей. Что-то должно было произойти.