Кирилл Казанцев - Ненасытные Страница 13

Послышалось, как распахнулась дверь в квартире напротив, там грозно стала возмущаться простая русская женщина. Посыпались отрезвляющие затрещины. Потом она схватила за ноги загулявшего муженька и поволокла в дом. Тот брыкался, сквернословил, что-то булькал, но недолго. Захлопнулась дверь. «Не перевелись еще бабы на русских окраинах», – с уважением подумал Никита.

– Подожди, не надевай халат, – спохватился он, бросаясь к своей любимой.

– Может, ты пистолет для начала уберешь? – улыбнулась девушка.

Но снова им не дали насладиться близостью. Распахнулась входная дверь в барак, коридор огласился оглушительным топотом, заорали вразнобой пронзительные голоса. Весь этот ураган пронесся мимо двери, отразился от дальней стены и пролетел обратно, с треском отбросив входную дверь. Наступила оглушительная тишина. Никита сглотнул. Расставаться с пистолетом как-то не хотелось.

– Что-то мне подсказывает, что это был не ОМОН, – заметила Ксюша, сдерживая смех. – Лица детской национальности, они везде встречаются, такова уж у них особенность. У тебя ведь тоже было детство?

– Но не такое, – буркнул Никита, неохотно убирая пистолет.

Интимную обстановку этот хор мальчиков-дегенератов, выпущенных из дурдома, разрушил окончательно. Ксюша состроила сожалеющую мину, запахнула халат и побрела в ванную. Никита с грустью проводил ее глазами, облачился в трико и рубашку и снова наведался в холодильник – с твердой решимостью что-нибудь там найти. Им требуется усиленный рацион питания. Когда посвежевшая девушка вернулась, ворча, что как-то неприятно мыться коричневой водой, он грыз подсохшую картошку фри и задубевшие сандвичи, приобретенные вчера в местном аналоге «Макдоналдса» на улице с характерным названием Острожная. «Секонд-хенд пищевой промышленности», как метко окрестила подобную еду Ксюша.

– О, боже, сколько волка ни корми… – вздохнула она, – все равно не наестся. Где Мурзин? – возмутилась она. – Выходить из этого здания нам не советуют, еду не доставляют, от источников информации мы отрезаны.

– Не поминай, – проворчал Никита. – А то заявится. А я еще не утратил надежды затащить тебя в постель.

Оба вздрогнули, когда раздался приглушенный стук в дверь. Слава богу, условный. Но как четко все срослось. Ксюша изумленно воззрилась на Никиту, тот с прискорбным видом крякнул – мол, закон есть закон, и пошел открывать, прихватив на всякий случай пистолет. В убежище вторгся подтянутый мужчина в немаркой куртке, коротко стриженный и в очках. Последние он тут же снял и, морщась, начал разминать глаза. Зрение у посетителя было идеальное. Ворчливо поздоровавшись, он вытер ноги о половик и сел на стул, покосившись на вырез халата у Ксюши. Она понятливо кивнула и запахнула «створки». Посетителю было немного за тридцать, он выглядел уставшим – худое скуластое лицо, сероватая кожа. Под смышлеными глазами красовались мешки. Мужчину звали Вадимом Мурзиным, он трудился начальником уголовного розыска Чернореченского районного управления полиции.

– Все в порядке? – спросил он, созерцая тускловатые лица сообщников.

– Давненько ты что-то не заходил, – подметил Никита.

– Работаю, – отрезал Мурзин. – У меня рабочий день, да будет вам известно, до семнадцати тридцати. Бандитов обезвреживаю. Опасных уголовных преступников, вроде тебя с Ксюшей.

– А после семнадцати тридцати? – Никита покосился на наручные часы.

– А после семнадцати тридцати рабочий день продолжается, – вздохнул Вадим. – Это уж как начальство скажет. Между прочим, в нашем городе сейчас проходит широко разрекламированная акция «Нет – коррупции!», и у нас совсем нет времени заниматься ерундой.

– Неужели? – изумился Никита. – И много выловили проклятых коррупционеров?

– Пока троих, – отозвался Мурзин. – Поймали главного врача Центра борьбы со СПИДом – использовал средства организации в личных целях. Присвоил целых пятнадцать тысяч рублей. А инспектор УФСИН – две тысячи, за незаконные действия в стенах тюрьмы. А еще десять тысяч получил начальник станции по борьбе с болезнями животных – сокрыл факт обнаруженной подделки документов.

– Потрясающе, – пробормотал Никита. – Так держать, борцы со злом…

– Ты поесть принес? – спросила Ксюша.

– Нет, – смутился капитан. – Денег нет, зарплата только завтра. Вот завтра и принесу. На счету осталось двести долларов – хрен я их сниму, чтобы вас накормить.

– Двести долларов? – удивился Никита. – Ну прямо как в государственной казне Зимбабве. Именно столько там и осталось.

– Мне это льстит, – проворчал Мурзин и тяжело вздохнул, сделал мечтательное лицо. – И за что такое наказание – быть порядочным? Так немодно, вредно… Финансовые фантазии посещают чаще, чем сексуальные, хочется платить налог на роскошь, востребовать взятку, стыбзить у каких-нибудь лохов пару лямов зелени…

– Займись этим, – осклабился Никита, – и мы к тебе зайдем.

– Да уж, зайдете… – И капитан Мурзин снова принялся хмуриться и вздыхать.

– Выкладывай, – поморщился Никита. – Мы уже поняли, что имеются отступления от плана.

– Вы телевизор не смотрите?

– А он тут есть? – спросили они хором.

– Ах, да… – капитан стушевался. – Вы ролик про Калмановича в Интернет еще не загружали?

– Издеваешься? – вспыхнул Никита. – Здесь, кроме телевизора, нет также Интернета и компьютера.

– Ну, ладно, ладно, – занервничал Мурзин. – Расшумелись… В общем, дела наши движутся очень странно, ребята. Калманович вышел в эфир, отбарабанил, как по писаному, – персонал телецентра в шоке, зрители на ушах, чиновники в ауте. А через десять минут после того, как он сбежал из студии, Калманович выбросился из окна шестого этажа на мостовую, полную людей. Какая нелепая смерть.

Никита и Ксюша потрясенно молчали. На труп рассчитано не было. Большинство клиентов, которых они обрабатывали, были не ангелами, обвинялись не только в коррупции, но и в общеуголовных преступлениях, включая убийство, – то есть были отпетыми мерзавцами и с общечеловеческой точки зрения заслуживали смертную казнь. Но мстители не были карателями – с какой бы мразью они ни сталкивались. У них имелся собственный кодекс и свои правила поведения. Они брались за работу, лишь располагая достоверной информацией. Они могли свести человека с ума, могли опозорить на весь белый свет, в крайнем случае – покалечить. Но только не убивать. Временами приходилось делать нравственный выбор – и это, пожалуй, тот самый случай…

– Дьявол, как зубами о компостер… – метко выразилась Ксюша.

– Повествуй, что случилось, – нахмурился Никита.

– Информацией не владеют даже копы, – самокритично признал Мурзин. – Областное руководство пыталось засекретить инцидент, но куда уж там – десятки очевидцев. Он носился с глупым видом по зданию – это видели многие. Кто-то утверждает, что Калманович спасался бегством, якобы его преследовали. Но данные свидетельства из дела изъяты – официально считается, что у Калмановича поехала крыша и его обуяла паранойя. Он выпал из крыла, где проводится ремонт, строители сегодня не работали, поэтому никто не видел, что происходило с Калмановичем непосредственно перед падением. Возможно, выбросился сам, но вероятность этого небольшая. Коллеги убеждены, что Калманович на такое не способен, слишком любил жизнь. Да, он был взбудоражен, в отчаянии, лихорадочно искал выход из создавшегося положения… Но чтобы по собственной воле убить себя – это вряд ли. Преследование, судя по всему, имело место быть. Возможно, его столкнули, возможно, не оставили другого выбора. В общем, дело темное. Власти в ступоре, гадают, как реагировать на вздорные обвинения с телеэкрана. Уголовный розыск от дела отстранили. Занимается им впопыхах сформированная группа следователей под руководством начальника ГУВД Филина. Но понятно, что расследовать она будет не обстоятельства смерти чиновника, а обстоятельства его внезапного откровения. Руководство телецентра уволено. Съемочная группа отстранена от работы. На ведущую Нахабцеву – известную медийную личность, лояльную к властям, – собираются заводить уголовное дело: за преступную неосторожность, повлекшую нанесение крупного морального ущерба. Ничего похожего в Уголовном кодексе, мне кажется, нет, но ребята что-нибудь придумают. Просматривается содействие преступным умыслам: почему при первых же крамольных фразах не отключили аппаратуру? Почему она снимала практически до окончания пламенной речи чиновника? Оператор пытался уверить, что виноваты наушники, мол, вообще, его дело – снимать, а не вслушиваться, что за пургу там несут чиновники. У тех, кто был рядом, – свои отмазки. На знаменитых мстителей, орудовавших в других городах, пока не думают. Во всяком случае до тех пор, пока не появится ролик. Почерк иной – при чем тут телеинтервью? Многие считают, что чиновник действительно сошел с ума. Накопилась критическая масса греха, порвала мозг…