Крутой опер - Черкасов-Георгиевский Владимир Георгиевич Страница 13

— Эх, если б только стукачи в этой канители участвовали, Петя, — печально заметил Кострецов. — Ладно. Мы еще многим покажем, что такое «земляные» опера… Значит, Яша другом Ашота был. Потом появляется Молот и его убивает подручный Тундры. Вот тебе и золотой мотив! Дружба-то у уголовников, как известно, до черного дня. В чем-то крепко столкнулись Яша и Ашот, перевели стрелки на помощников. Те и расстарались. Мавриков налет уже последствием всего этого был.

— Моей голове теперь болеть, чтобы насчет Молота выяснить, — озабоченно сказал Ситников. — Если убит, то спрятали надежно. А нет тела, нет и дела. С одной стороны, висяком меньше, с другой — раз Мав-рика надо искать — осложнение.

— Да. У нас с тобой только три конца осталось из этой истории: Яша, Ашот и Маврик. Яша и Ашот зубры, их с ходу не раскрутишь. Тем более что Яша ушел в тину, как и Маврик. Лишь Ашот на виду. Его и надо щупать.

— Тебе, Серега, карты в руки. Ты у него выпивал и, наверное, разговорился.

— А как же, — улыбнулся Кострецов, — я о воронах ему лекцию прочитал, ему так понравилось.

— Вот и продолжай в том же духе! Ашот сейчас без Молота нервничает. Может быть, и знатоку птиц будет рад, а?

— Придется, Петро. Теперь буду действовать на твоей территории уже с твоей санкции. До встречи!

Двое «земляных», не имеющих ни высоких постов, ни дорогих иномарок, никогда не бравших в личных целях ни копейки у противника, крепко пожали друг другу руки. Они твердо знали, что за ними — московская земля, с которой не отступают.

Оставшийся без защиты Молота, Ашот очень плохо себя чувствовал. Он, хоть и получил обещание помощи из ГУОПа, страховался как мог, чтобы случайно не нарваться на Яшу или его гонцов со стволами. Сегодня утром появился в закусочной позже обычного и зашел в нее не со двора, как всегда, а с улицы. И уехать с работы он собирался раньше, не в привычные поздние часы. И от окон закусочной стал держаться подальше — в них удобно было стрелять с недалекого на узкой Сретенке противоположного тротуара, как и из домов напротив с низкими чердаками.

Кострецов заглянул в его закусочную снова как раз в обеденное время. Но на глаза к хозяину сунулся не сразу, присел за столик в углу спиной к бару, за стойкой которого хлопотал Ашот. Заказал официантке фирменный гуляш и бутылку пива.

Поглядывая в зеркало на стене, Кострецов наблюдал за Ашотом. А тот был вполне готов, чтобы оперу с ним знакомство продолжить: суетился, зыркал то на главный, то на черный ход. Загнала Ашота судьба-индейка за эту стойку, как за явно ненадежное укрытие.

Капитан расплатился с официанткой, взял недопитую бутылку и подошел к бару, широко улыбнулся хозяину.

— Здравствуй, Ашот. Как жизнь?

Тот вскинул на него затравленные глаза и обрадовался.

— Серега! Привет, дорогой. Сегодня не похмеляешься?

Удачно тогда Кострецов с ним познакомился, развеселил своими байками. А веселье сближает, располагает к доверию.

— Спасибо, что не забыл, как меня кличут, — сказал капитан, закуривая. — Сегодня я — только пиво. Не все ж водярой оттягиваться, — переходил Кострецов на жаргон в надежде завязать и «деловой» разговор.

— Какие новости у ворон, дорогой?

— Вороны лишь на Москве масть держат, а вообще попугаи отличаются.

— Что ты говоришь! — зашевелил усами Ашот.

Кострецов приготовился пересказать заметку, вычитанную в газете. Сергей ее запомнил, потому что того попугая, как и стукача Черча, звали Кешей.

— Работал на Волгограде залетный домушник с кликухой Ловкач. Сам он был с Ташкента и брал на гастролях волгоградские хаты. Любил тот браток с детства, прямо как я, пернатых, но именно говорящих. Скворцов, попугаев… Да-а. Скакнул Ловкач на одну хату, собирает там барахло. Глядит — попугай в клетке. Он его забирает. И так ему попугай понравился, что привез к себе в ташкентский заныр. Попугай тому Ловкачу о себе рассказал. Зовут, говорит, меня Кеша.

— Удивительный попугай, честное слово, — заметил Ашот, не сводя с Сергея восхищенных глаз.

— Удивительнее не бывает. Короче, повязали Ловкача на Ташкенте. Пошли менты на шмон его хаты. Роются там, а попугай вдруг затараторил чего-то. Менты прислушались, а это Кеша свой волгоградский адрес им диктует! Бывший хозяин его заставил адрес заучить. Ну и раскрутили Ловкача еще и по волгоградским делам.

— Ха-ха-ха! — заржал Ашот так, что посетители оглянулись.

— И ведь что интересно. Адрес Кеша только милиции начал докладывать!

— Фартовый был попугай. — Армянин радовался прямо-таки как дитя. Даже тревоги свои вроде позабыл. И вдруг его ослабевшее было внимание привлекла фигура, мелькнувшая в проходе к подсобке.

Кострецов тоже глянул: какой-то парнишка бандитской наружности делал знаки Ашоту. Тот сразу осекся и, не говоря ни слова, пошел туда, ссутулив худую спину.

Сергей выскочил из закусочной и побежал на задний двор. Когда он выглянул там из-за угла, то увидел, что Ашота окружили трое парней с мрачными мордами. Машина с открытыми дверцами стояла рядом.

Капитан пробрался поближе, прячась за мусорными баками. Один из гостей Ашота говорил ему:

— Так что, совсем нечего Маврику передать?

Их послал Маврик, чтобы подстегнуть Ашота в поисках Яши Тундры. Если новостей не будет, «бригадир» разрешил им «поучить» Ашота. Ашот не продвинулся в розыске ни на шаг, потому как рассчитывал в том на свое гуоповское начальство. Но он не ожидал, что Маврик начнет давить на него немедленно.

— Пусть Маврик подумает, — уныло произнес Ашот, — какие на следующий день новости? Я только сегодня успел нужных людей зарядить, честное слово.

— А ночь тебе была на что?

— Плохо себя чувствовал, понимаешь.

Блатной допросчик сузил глаза.

— Ты, сука, вмазываешься на сон грядущий, кайфуешь. А мы должны ждать, когда ты очухаешься и за дела возьмешься? За нами по всей Москве шарят. Мы из заныра к тебе на стрелку вылезаем, а ты про здоровье поешь, черножопый?

Он ударил Ашота кулаком в лицо, остальные сбили армянина на землю и начали молотить его ногами.

Кострецов соображал, что предпринять. Надо бы брать эту троицу. Через них можно накрыть Маврика: весьма полезно было бы это и Ситникову, и капитану. Но тогда Кострецов открылся бы Ашоту как мент. Горел бы так ловко сложившийся их контакт. Сергей предпочел, чтобы его оперразработка Ашота не страдала.

Кость вылетел к бандитам с пистолетом в руках, закричал с блатным надрывом:

— Стоять, сявки! На кого, суки, грабли подняли? За Ашота всех положу!

Бандиты отпрянули от валяющегося Ашота. Кострецов навел на них пистолет.

— Линяйте отсюда!

Те искоса глянули на своего старшого. Он улыбчиво скривил лицо и обратился к Кострецову:

— Ты чего, братан? У нас к. Ашоту свои дела.

— Нема делов! — сказал Сергей. — Вали!

Капитан навел мушку говорившему в лоб.

— Уходим, — распорядился тот. — Мы ж сретенские, а тебя не знаем.

Они повернулись и пошли к машине.

Когда бандиты уехали, Сергей склонился над Ашотом. Подхватил его под мышки, поставил на подгибающиеся ноги. Повел, поддерживая за спину, обратно в закусочную.

— Лучше быть крутым покойником, чем живым лохом, — пробормотал Ашот.

— Не торопись под землю, братан.

Ашот выкатил глаза и чуть не заплакал.

— Понимаешь, дорогой, меня один деловой пасет, а эти ребята совсем от другого, я его дружбаном считал. И видишь, как со мной обошлись. Такой позор! Никогда на Сретенке на меня руку не поднимали.

Они прошли в подсобку, где стояли диван и стол. Ашот размял избитое тело, вымыл лицо под краном. Достал из шкафа бутылку водки. Налил по полстакана.

— Давай выпьем за настоящую дружбу, понимаешь.

Армянин Ашот, подставленный Яшей и Мавриком, твердил о дружбе и Сергею, о котором знал лишь, что тот интересуется жизнью пернатых.

Они выпили, стали закусывать фруктами из вазы на столе.

— Я тебе, Серега, обязан, — старадаль-чески сказал Ашот, разглаживая усы. — А ты с «большой». — Он взглянул уважительно. — На птиц охотишься?