Александра Маринина - Соавторы Страница 14

Было бы наивным думать, что рыночный "менеджер" окажется порядочным и добросовестным. Слава на это и не рассчитывал. На следующий день к нему подвели человека, готового за сто долларов сделать все, что нужно.

При одном взгляде на него Слава понял, что этот выполнил бы работу и за пятьдесят. Наверняка именно столько он и получит в итоге от "менеджера" (Слава догадывался, что в криминальном мире для должности, которую тот занимал в рыночной иерархии, есть какое-то специальное жаргонное название, но слова этого он не знал, поэтому про себя и в разговорах с Лизой называл его именно так: "менеджер"), который прикарманит себе, помимо обещанных пятисот за хлопоты, еще и львиную долю от остальных денег. Но это их дела, пусть сами разбираются. Для Славы Боровенко главное - дело сделать.

Парень по имени Мишаня был хлипким, прыщавым и напрочь отмороженным. Сразу видно, что наркоман.

Да бог с ним, лишь бы с дверью управился и глупостей не наделал.

Несмотря на прыщавость, внешнюю хлипкость и отмороженность в суждениях, парень оказался сообразительным. Но, однако же, потребовал объяснений. Как это так, ничего не брать? А на хрена ж тогда хату вскрывать?

Прослушку поставить? Это что же, шпионские дела? Не, так дело не пойдет, на фээсбэшные срока он не подписывался, голова дороже.

- Да успокойся ты, Миша, никакого шпионажа. В квартире живет писатель, обыкновенный писатель, старенький. Но понимаешь… как бы тебе объяснить… Ты в политике что-нибудь понимаешь?

- Да нужна она мне! - Мишаня небрежно сплюнул себе под ноги. - Чего с нее толку?

- В общем, я журналист, веду журналистское расследование о связях некоторых партий с якобы независимой прессой. А этот писатель - он со всеми главными редакторами знаком, и есть информация, что деньги от партий к газетчикам идут через него. Он такой благообразный, почтенный, лауреат всяких там премий, короче, на него никто не подумает. А я уверен, что он там всеми делами заправляет. Но мне нужно знать точно. Поэтому я хочу послушать, о чем он разговаривает со своими гостями и по телефону. Ясно тебе?

По Мишаниному виду было понятно, что ни черта ему не ясно и что половину слов он не понял вообще, а другую половину не смог соединить в связную мысль.

- А он точно писатель? Не депутат какой-нибудь там, не генерал?

- Да точно, Миша, точно. Вот, смотри, я специально прихватил с собой, как знал, что ты спросишь. - С этими словами Слава Боровенко вытащил из сумки изрядно зачитанный посетителями библиотеки томик серии "Факел". Роман о жизни Николая Баумана, автор Глеб Богданов, на первой стороне обложки - фотография знаменитого революционера, на четвертой стороне - фото писателя. - Вот его квартиру нужно открыть. Про сигнализацию ничего не скажу - не знаю. Может, ее и вовсе нет. Но я тебе плачу за то, чтобы ты сам это выяснил. Сумеешь?

- А чего там, сделаем. - Миша снова сплюнул и облизал губы. - Не в первый раз замужем. Адресок знаешь?

- Конечно.

- Сколько в хате народу?

- Двое. Писатель и его домработница, совсем дряхлая, на ладан дышит. Писатель по утрам на два часа уходит гулять, но старуха в это время дома, а когда она уходит в магазин, тогда он дома. В общем, нужно ловить момент, когда их обоих не будет.

- Ладно. - Миша вздохнул как-то особенно жалостливо, и Слава понял, что сейчас он начнет просить деньги.

Так оно и случилось.

- Авансик бы, - с деланым равнодушием бросил парень, глядя в сторону.

Слава достал из кармана заготовленную пятисотрублевую купюру.

- Деньги все полностью получишь от него, - он неопределенно махнул рукой в сторону, где находилась будка "менеджера". - Это тебе не аванс, а премиальные.

Только между нами.

- Само собой, - Мишаня широко улыбнулся, и купюра мгновенно исчезла из поля зрения. - Говори адрес.

Вечером того же дня хлипкий воришка сообщил, что никакой сигнализации в квартире Богданова нет и что работу он обещает выполнить в первый же момент, как только хата опустеет.

- Квартира наверняка большая, ты сориентируйся, чтобы "жучок" стоял в том месте, откуда все слышно, - напутствовал его Вячеслав.

- Да ясно, что не в сортире его втыкать, - ухмыльнулся Миша.

- И не в спальне, и не на кухне. У писателя наверняка есть кабинет, все деловые разговоры там происходят.

И про телефонные аппараты не забудь.

- Да ладно учить-то… Соображу как-нибудь. Чего ты всего одного "клопа" ставишь? Поставил бы несколько, во всех комнатах, и голова бы не болела.

- Не достал, - вздохнул Слава. - "Клопы" денег стоят, а я не олигарх какой-нибудь. У журналистов зарплата маленькая.

Ждать подходящего момента пришлось четыре дня.

С половины десятого утра, когда Богданов уходил для совершения моциона, и до одиннадцати вечера, когда в окнах квартиры гас свет и становилось понятно, что писатель лег спать и уже никуда не уйдет, Слава добросовестно дежурил, сидя в машине в обществе то лениво подремывающего, то потягивающего из банки пиво Мишани. Пил Мишаня неаккуратно, пиво то и дело проливалось, текло по его руке, оставляло следы на куртке и капало на пол. "Машина вонять будет", - с досадой думал Боровенко, брезгливо косясь на грязные Мишанины руки, встречавшиеся с мылом недели две назад, если не больше.

Наконец им повезло, писатель ушел гулять, а через некоторое время из подъезда вышла старуха-домработница и засеменила торопливыми шажками в сторону супермаркета.

- Давай быстро! - Слава сильным тычком разбудил спящего Мишу. - Просыпайся, урод!

Тот сонно потянулся, прихватил сумку с инструментами и вышел из машины. Вернулся он через двадцать минут. Лицо его уже не было сонным и ленивым. Он выполнил работу и знал, что через час - именно столько времени ему потребуется, чтобы добраться до рынка, - получит деньги. Ох и раскумарится же он на такие бабки!

- Ну? - коротко спросил его Слава.

- Все сделал, - так же коротко ответил Мишаня.

- Почему не проверил технику? Мы же договорились, как поставишь "жучок", сразу же начнешь говорить из разных комнат и от разных телефонов, чтобы я мог убедиться, что все слышно, - с досадой упрекнул Вячеслав.

- Да ну… забыл я, - равнодушно бросил парень. - Там телефон всего один на всю хату, в прихожке на столе стоит.

- Как - один? - не поверил Боровенко. - Не может быть.

- Точно говорю. Я все комнаты проверил. Нигде нет аппаратов, только в прихожке. Я еще подумал, как этот старый хрыч по всей хате скачет, когда телефон звонит?

И не лень же. Короче, я "клопа" воткнул так, что до телефона и до кабинета совсем близко получилось, там еще столовка есть типа гостиная, что ли, и комната с камином, их тоже будет слышно. А насчет кухни, спальни и еще одной комнаты - не гарантирую. Если двери не закрывать, то услышишь, а если закроют - тогда не знаю.

Уж больно хата большая, я и так самое лучшее место нашел.

- Ладно, Мишаня, спасибо тебе за работу. Если что не так - я знаю, как тебя найти, ты это имей в виду, - на всякий случай добавил Слава.

- Ага, ищи, - скривился Миша. - Если что понадобится, ты знаешь, как меня найти. Ну, бывай.

И потрусил к метро. А Слава немедленно перезвонил Лизе и велел приезжать к дому Богданова. Сегодня среда, одиннадцать утра, через полчаса Глеб Борисович вернется с прогулки, а через час придут его соавторы. И будет что послушать. Может быть, уже сегодня они все узнают.

Но им не повезло. В тот день они слушали про умершего мальчика и разговоры его души с богом, про прокисший борщ, про нравы в среде студентов театрального института, про амбиции Глафиры Митрофановны, которую Василий Славчиков называл бабой Глашей и которая считала, что испорченный суп нанес сокрушительный удар по ее репутации и что Глебушка должен немедленно вызвать милицию, про проработку характера какого-то режиссера, поступки которого не укладываются в схему цельного характера, и нужно сначала придумать его биографию и душевный склад, чтобы понимать, как он может поступать и как не должен… В общем, слушали супруги Боровенко в тот день о чем угодно, только не о том единственном, что их интересовало.

Глава 3

Настя неторопливо дочитала последнюю из немногочисленных страничек, закрыла папку и посмотрела на Короткова с нескрываемой скукой.

- И что это?

- Убийство, что же еще, - откликнулся Юра, вгрызаясь в яблоко, которое еще пять минут назад лежало, тщательно вымытое, на блюдечке и дожидалось, пока Настя Каменская съест его вместо обеда. - Сочное какое! Как называется?

- Симиренка. Я теперь буду от голода пухнуть, а ты мне еще эти бумажки подсунул. Зачем мне это?

- Это, мать, не бумажки, а приказ начальства. Если бы ты посещала оперативки…

- Меня Афоня отпустил, я у следователя была, - сказала она быстро, словно оправдываясь, хотя с чего бы это ей оправдываться перед Юркой, с которым она вместе работает вот уже без малого двадцать лет. Цифра показалась ей ошеломляющей, и Настя даже запнулась на мгновение. Да, точно, в следующем году будет ровно двадцать лет, как она пришла на службу в уголовный розыск. Они с Юркой - старожилы, сегодня мало найдется оперов, которые просидели бы на одном месте столько лет. Люди растут, карьеру делают, вон Юра, к примеру, уже заместитель начальника отдела, а она как была старшим оперуполномоченным, так и останется, пока на пенсию не турнут. Она женщина, а женщинам в уголовном розыске, как правило, карьеру сделать не дают, оперативная работа испокон веку считается сугубо мужской, и женщин здесь всего лишь терпят. И все-таки двадцать лет…