Андрей Федоров - Зомби Страница 14

Все окна, сотни окон отражали над капитаном по очереди белое небо, гляделись бельмами над пустыми лавками у подъездов. Бабули займут на лавках места позже, часам к шести, когда повалят с работы и из магазинов ночные экипажи десятиэтажных лайнеров, озарят их огнями, и в ночь поплывем, поплывем…

Любкины окна выходили на наружную сторону «куба», и это показалось почему-то обстоятельством благоприятным.

Войдя в лифт и надавив на кнопку, капитан переложил пистолет в карман куртки и руку оставил с ним в кармане, а большой палец оставил на предохранителе, подумав, что так вот со страха и стреляют не туда, вспомнив, как несколько лет назад один из их РУВД при не очень похожих, только отдаленно похожих обстоятельствах прострелил себе бедро… нет, похожих обстоятельств просто и быть не могло!

Больше Роальд, кажется, ни о чем уже не подумал. Нащупал в том же кармане ключ.

Можно предположить, что кто-то, не знающий капитана давно и близко, не смог бы догадаться о его состоянии. Он и всегда-то был бледен и часто — очень серьезен, а сейчас так бледен и серьезен, как бывают бледны и серьезны приговоренные, те, что стоят у стенки.

Капитан вышел из кабины лифта на десятом этаже, не позвонив, вставил ключ в замок, повернул дважды, толкнул дверь и сразу шагнул в квартиру, прикрыв дверь за собой.

На лестничной площадке сначала прошелестели дверцы лифта, тихо щелкнуло, прошептали дверные петли и еще раз щелкнуло. И более ничего. И продолжалась эта тихая суета секунды три-четыре. И любой сосед по площадке, если только он не ожидал появления капитана заранее, не смог бы при первых шепотных звуках поспеть к дверному глазку, даже если бы что-то и услышал. Правда, с опозданием, еще через три-четыре секунды, «остатним» шелестом отзвучал лифт, закрываясь. Значит, мол, был кто-то, кто-то вышел, а куда девался — неизвестно.

Так капитан и раньше появлялся здесь, чаще всего в этот час, примерно раз в неделю или реже, и только несколько бабуль во дворе знали, кажется, его в лицо. И теперь его не стало на площадке, а в гулком колодце лестничного пролета даже эха не осталось.

Роальд же Васильевич, прикрыв за собой дверь, не запер ее. Постоял несколько секунд в сумерках прихожей. Справа падал свет из кухни, слева — спереди — из спальни.

Роальд предполагал, что умеет стрелять через полу из кармана; ключ в кармане из пальцев уронил, дулом пистолета туго натянул ткань, куртка перекосилась, пола агрессивно задралась, подушечка большого пальца сползла с предохранителя, отведя его.

Очень сейчас могло не повезти какому-нибудь случайному воришке или дальнему, скажем, Любкиному родственнику, если бы вдруг оказался такой в квартире. Да и сама Любка, окажись она вдруг дома и попробуй она выйти на шорох в прихожую… Роальд себя не знал! Не знал сам себя!..

— Я пришел! — крикнул капитан.

Глава 7

— Я пришел! — крикнул капитан.

Но это громкое сообщение вроде бы никого не заинтересовало. Только из кухни отскочило металлическое эхо — «олл!», наверное, от латунного подноса, что висит над столом.

Капитан стоял и ждал ответа. Ждал шороха, движения, тени. На него взглянул с идиотской усмешкой пластмассовый череп (модный атрибут) со стены прихожей и обернулась было пышная голая красотка из простенка, прикнопленная там рядом с зеркалом (Люба у себя с нею находила сходство «в тазах и бедрах»).

Придавленный голосок «жреца Ка» примерно сорок пять минут назад звучал в этих стенах, скорее всего, вон там, под черепом, над модерновым, похожим на лягушку телефонным аппаратом…

Роальд дернулся от щелчка включившегося холодильника, спиной надавил на дверь, и язычок английского замка, слабо чмокнув, вдавился. Дверь заперлась.

— Шутишь? — спросил Роальд.

На шипящие поднос не откликнулся. В ванной залепетало в трубе. Где-то за домами рявкнул клаксон…

Роальд вытянул из кармана руку с пистолетом и бросился в атаку. Все дальнейшее стремительное передвижение капитана по квартире было, вероятно, если и элементарно им спланировано, то применительно не к таким обстоятельствам или пошло на уровне, как говорят медики, подкорковых образований мозга, — объяснить последовательность своих действий он бы не смог.

Сначала он метнулся вправо, на кухню, одновременно поворачиваясь лицом к дверям в уборную и ванную. На кухне подбил коленом табуретку, продолжившую его несостоявшийся путь к окну, где она трахнулась о стену, а капитан уже целую секунду стоял посреди кухни, пригнувшись и озираясь.

Кухня — пересекающиеся плоскости кубов и параллелепипедов, цилиндры и конусы кастрюль и чашек (с гримасничающими отражениями окна), равнодушно, тупо капающий кран.

Ванная, где капитан, встретив себя в зеркале, чуть не нарвался на дуэль и где под жемчужным овалом светильника вспыхнул целый хрустальный мини-городок из флаконов.

Голубое око унитаза — из-под века-крышки.

Изогнулась стена, оборвалась в сумерках гостиной, и еще не успели успокоиться потянувшиеся следом портьеры, как, по очереди взвизгнув, заерзали шторы, важно шевельнулось задетое кресло. Зловеще гляделся стол под бархатной скатертью, а под ним (капитан быстро присел) выглядывал из-за дальней ножки… седобородый злой старик — с обложки журнала, боком засунутого под стекло книжной полки…

Опять прихожая… череп… зеркало… в зеркале? Старик глядит из-под стола?! И просыхают (о господи!) следы от коляски?!

Капитан закурил.

Спальня. Ковер приглушил стук коленок. Под тахтой — никого. Опять зеркало. В нем?!

Синяя, медленно уплывающая фигура в прихожей!

Капитан обернулся.

Дым от его сигареты. Облако с дырами-глазами.

Он спрятал пистолет в карман и прошел на кухню. Включил на кухне свет, тут же пожалев: не вовсе уж темно, а осветившееся окно могло стать сигналом, если предположить, что «некто» («жрец Ка», кто же еще?) наблюдает за квартирой с улицы или из соседнего дома.

Пришлось пройти в прихожую и основательнее запереть дверь.

Заодно Роальд снял куртку и шапку. Взмок? Да, крепко взмок. Еще там, в той квартирке с покойником?

Вот теперь следовало, предположив, что «жреца» в настоящий, текущий момент в квартире нет, спокойно, методично определить, когда он здесь был. Присмотреться. Имея опыт общения с предметами, с Любкиными вещами, с ее и их привычками, наконец. Что еще остается, капитан?

Оставался чуть было не позабытый балкон, куда капитан помчался тут же. И снова потянулись за ним портьеры, заерзали шторы.

Выше — только крыша. Справа и слева — пропасть с редкими огнями. Водянистые, холодные сумерки. Разве что кто-то спустился (и обратно влез) с крыши. Но балконная дверь ведь была заперта изнутри.

Вернемся на кухню. По пути заглянем под тахту. В шкаф. За унитазом — тоже шкаф-«сарай» — плоское, трубами набитое пространство с самодельными полками. Стиральные порошки, старые газеты.

Час назад в квартире был «жрец». Едва ли, если предположить, что после смерти основные физические достоинства сохраняются, от инвалидной коляски покойного не осталось уже вовсе никаких следов. Судя, вообще-то, по скорости и масштабам передвижений, душа покойного Маркина Ильи Михайловича восстановила отношения с собственными конечностями… стоп! Спокойно, капитан!

Перед тобой, Роальд, обычная, слегка еще, несмотря на крик и топот, сонная квартира. Очень знакомая. Душ, духов, зомби и прочих посетителей из параллельного мира ты вроде бы не признаешь? Ну, малость взмок, ошалел, побегал туда-сюда. Понял, пожалуй, что имеешь дело с гадом, может, с убийцей, подонком. Брошен в силу несчастных обстоятельств на него, так сказать, один на один… потому как в силу опять же собственной слабости, низкого морального уровня, как говорится… вот. Учинил вот, позволил себе любовницу Любку. А Ленке, дочери, надо жить уверенно, иначе же… ничего нету иначе, добрая супруга Люся! А как же?! Молчание! Я, капитан Роальд, обрек себя на одиночество и на молчание. Но я вот он! Жив, цел, в добром здравии. Всегда готов!

Итак, сей «жрец» сюда вхож. Сей друг в курсе дела. Через три часа будут и подробности. Это все-таки очень-очень мелкий, но смертельно опасный для тебя, «жрец», шантажик! Через три часа примерно приедет душа моя, не душа «Ка», а просто душа моя, пышнозадая, розовотелая, душа моя Любка, и недолгий допрос с пристрастием прояснит… что? Что-нибудь прояснит! И уж коль придется заплатить по счетам, как приходится платить, считай, за все и всегда (все-таки не думал, что так дорого ты стоишь, душа моя Любка!), то мы тут расплатимся без свидетелей, без соглядатаев, без лишних, без шума, господа! Кровь из носа! И начнем сейчас. На что еще расчет у всепроникающего «жреца»?

— Ау! Жрец!

Молчание. Ты рассчитываешь на мою логику? Ладно, согласен быть умным в нужной тебе степени. Много ли знаешь обо мне? Во всяком случае, ты уверен, что за эту самую египтологию я ухвачусь наверняка. Но все возможно. Разберемся.