Виктор Пронин - Мент и бомжара (сборник) Страница 15

Но странно – чтобы откликнуться на эту мысль, принять ее, сродниться с нею, опять же требовались и дерзость, и мужество. Наконец наступил момент, когда Зайцев почувствовал, что обрел необходимое мужество, что созрела в его душе дерзость.

Медленными, тягучими шагами он подошел к своему столу, плотно уселся и придвинул к себе листок бумаги, лежащий в отдалении, на краю стола. На листке – крупно и с нажимом был написан номер телефона. Оказывается, Зайцев уже давно записал этот номер, уже несколько дней листок томился на столе и призывал его к здравости.

– Ну, что ж, – вслух проговорил Зайцев с таким выражением, будто его долго уговаривали в чем-то, и вот он из великодушия своего согласился. – Пусть будет так… А вы что же думали… Ни фига, ребята… Пробьемся.

И, подняв трубку телефона, набрал номер. Длинный номер, мобильный. Ему долго никто не отвечал, но это было нормально – пока человек услышит слабый перезвон где-то в кармане, пока вытащит мобильную коробочку, раскроет ее, нажмет нужную кнопочку…

– Вас слушают, – услышал он слова значительные, но голосок был несильный, как бы даже слегка испуганный неожиданным вызовом.

– Ваня? – спросил Зайцев.

– Ну? Ваня… И что из этого следует?

– А из этого следует, что ты должен немедленно хватать любую машину и мчаться к моей конторе.

– Это, что ли, капитан Зайцев мне такие указания дает?

– Он самый.

– Жив, значит? Не тронули тебя бандитские пули?

– Мимо прошли.

– Как мы пели когда-то в молодости, глупые и счастливые… Уже изготовлены пули, что мимо тебя пролетят.

– Ваня, мы еще споем… Если, конечно, будет повод.

– Я в Можайске. Тут под платформой неплохое местечко обнаружилось… И публика собирается достойная… Артисты, ученые, поэты… Мы о жизни в основном говорим, о странностях ее проявления…

– Ваня! – простонал Зайцев.

– Видишь ли, капитан… Мои средства не позволяют…

– Не придуривайся. Мои позволяют.

– Это часа два…

– Дождусь.

– Ну, если так… Приеду – на скамеечке присяду. Ты меня в окно увидишь. Я мало изменился после наших прошлых встреч. Хотя сдал, конечно, прежней резвости уж нету… И не столь уж я хорош собой…

– Стерплю.

– Опять небось убили кого-то?

– Ваня, это что-то кошмарное.

– Я уже в машине, капитан, уже мчусь.

И вот только теперь в походке капитана Зайцева вместо унизительной нервозности появилась твердость. Да что там в походке, во всем его облике вдруг проступили черты человека, готового совершить нечто отчаянное..

– Я опущусь на дно морское, я поднимусь под облака, – пропел он и, одернув пиджак, поправив манжеты рубашки, бесстрашно глянул на бледное свое отражение в оконном стекле. И остался собой доволен. Громко, со скрежетом он придвинул стул, уселся и достал папку уголовного дела об убийстве гражданина Захарова Александра Ивановича посредством удара тяжелым предметом по голове.

И вдруг, не успев еще раскрыть папку со страшноватыми снимками, сделанными на месте преступления, Зайцев почувствовал, что волнуется перед встречей с бомжарой Ваней. Зайцев боялся показаться несостоятельным, боялся опростоволоситься. При каждой их встрече бомжара являл такую наблюдательность и ясность суждений, что следователю оставалось только разводить руками и громким голосом, куражливыми словами гасить свою растерянность.

– Ну, ты даешь, Зайцев, – протянул он вслух, но волнение не проходило. Он еще раз пролистнул все бумажки, протоколы очных ставок, свидетельские показания, чуть ли не полсотни фотографий, сделанных в квартире, где случилось преступление… И понял, вынужден был признать, что находится в полном тупике. Он проделал все, что требовалось по закону, по инструкции, все, что позволяли опыт, знания, интуиция… И, захлопнув папку, подошел к окну.

В конце стоянки для машин на покосившейся скамейке сидел Ваня. Поставив локти на колени и подперев кулаками небритые щеки, он печально смотрел в простирающееся перед ним пространство.

– Ага, явился не запылился, – пробормотал Зайцев. Подхватив со стола папку с уголовным делом, он запер кабинет и, сам того не замечая, легко, может быть, даже радостно сбежал вниз по ступенькам. – Я вас приветствую в этот вечер! – с подъемом произнес Зайцев, пожимая пухловатую ладонь бомжары. – Прекрасная погода, не правда ли?

– Вон под деревом зеленая «Волга», – Ваня ткнул большим пальцем куда-то за спину. – Там мужик деньги ждет.

– Сколько? – Зайцев посерьезнел.

– Как скажет, – Ваня пожал плечами.

– Подорожал Можайск, – проворчал Зайцев, возвращаясь.

– Как и все в этом мире, – бомжара вскинул правую руку ладонью вверх и замер в величественной позе – точь-в-точь как древнегреческие боги, если судить по их изображениям в мраморе и бронзе, сохранившимся до наших дней.

На место преступления ехали в машине Зайцева. Бомжара сел на заднее сиденье, забился в угол и затих. Может, заснул, но, скорее всего, просто прикорнул. За людьми Ваниного пошиба это водится – при первом же удобном случае они стремятся присесть, прилечь, прислониться, чтобы как можно дольше сохранить те немногие силы, которые возникают в них после съеденного куска колбасы или выпитых ста граммов водки. Не потому, что они решили, что так будет лучше или же кто-то опытный и прожженный им это подсказал, нет, подобные привычки заложены в человеке с рождения и проявляться начинают, как только в них возникает надобность. В человеке много чего заложено природой, как говорится, на всякий случай. Своеобразная заначка. А кто с заначками дело имеет, тот знает, что каждая из них, в чем бы она ни заключалась – сотня рублей, хорошая девушка, затаившаяся в организме привычка ничему не удивляться… Все своего часу дождется и выручит, и спасет. Не робейте, ребята, если уж прижмет в жизни по-настоящему, высшие силы извлекут из ваших заначек, или, скажем, запасников, такие способности, такие возможности… Ахнете.

– Докладываю обстановку, – громче, чем требовалось, сказал Зайцев на случай, если бомж действительно задремал.

– Говори, капитан, – негромко произнес Ваня, не открывая глаз.

– Это случилось неделю назад…

– Давненько.

– Но мы времени не теряли, проделана большая работа.

– Изловили?

– Кого?

– Убивца.

– Если бы мы его поймали, ты бы сейчас дремал под железнодорожной платформой в городе Можайске, – жестковато сказал Зайцев.

– В обществе артистов, поэтов, ученых, – улыбнулся Ваня.

– Продолжаю, – Зайцев взял себя в руки, но маленькие остренькие желваки чуть дрогнули у него возле ушей. – Труп обнаружили неделю назад. Дочь пришла утром проведать отца и обнаружила его в кресле с проломленной головой. Смерть наступила примерно за десять часов до этого… То есть вечером, в районе двадцати двух. Перед ним стоял журнальный столик, на нем шашечная доска, две чашки со следами кофе… Видимо, убийца и жертва были хорошо знакомы.

– А доска с шашками?

– Да, на доске еще оставались шашки…

– В каком виде?

– Не понял?

– Шашки были свалены в кучу, разбросаны по столу, или же на доске была какая-то позиция?

– Увидишь на снимках, сам поймешь, – ушел от ответа Зайцев.

– А что… Шашек там уже нет?

– Да на месте шашки! На столике, как лежали, так и лежат. Ребята наши заскучали, поиграли немного.

– И ты позволил?! – Ваня оттолкнулся от сиденья и уставился на Зайцева широко раскрытыми глазами. – А отпечатки, а позиция?! Хоть кто выиграл – убийца или жертва? Может, он из-за проигрыша и порешил своего приятеля?

– Повторяю, – Зайцев помолчал. – На столе шашечная доска, две чашки со следами кофе и прочая мелочь.

– Какая мелочь? – негромко спросил Ваня.

– Открытая пачка папирос, зажигалка, какая-то бумажка…

– Какая бумажка?

– Не знаю… Для следствия она интереса не представляет. Ни имен на ней, ни адресов, ни телефонов… Если бы на ней что-то дельное было, убийца бы ее не оставил. Похоже, они на нее пепел стряхивали. Пепел на ней был. Продолжаю. Труп на месте, голова проломлена. Тупым тяжелым предметом. Этот предмет валялся тут же на полу – подсвечник с бронзовым основанием.

– Красивый?

– Голая баба с поднятой рукой. Ей в ладошку и устанавливается свеча.

– Венера, наверное, – мечтательно произнес бомжара. – Подозреваю, Милосская… Покажешь?

– Подарю! Если родственники позволят.

– Спасибо, капитан. Теперь у меня хоть какое имущество будет… Венера Милосская… Я повсюду буду брать ее с собой. Не то украдут. У нас все крадут. И актеры, и поэты, и ученые… Но начитанные, гады, все знают, что в мире происходит…

– Вопросы есть? – перебил Зайцев.

– Украли чего?

– Дочь всю квартиру обшарила… Говорит, что убийца ничего не взял.