Инна Тронина - Птенцы «Фламинго» Страница 15

— Приболела моя Зиночка. С печенью у неё проблемы, — вздохнул дядя Юзя. — Но она передаёт тебе привет и огромное спасибо за посуду Ерринген. Твой подарок к её юбилею был самым лучшим. Для такой кулинарки, как Зинуля, этот набор — чудо, сбывшаяся мечта.

— Очень рада. — Аня вгрызлась в плод хурмы. — Экологически чистая сталь, да ещё многослойные стенки — этого достаточно, чтобы вкусно кормить дядю Юзю!

— Я ещё Манечку сегодня не видел, будить не хотел. Как она?

— Нормально, не сглазить бы! — Аня суеверно постучала по столешнице. — Кушаем хорошо, в весе прибавляем, голову держим. И очень мило улыбаемся — как папочка! Жаль, что вы так поздно завернули. Но, если прогостите до полуночи, увидите моё крошечное чудо! Она проснётся, чтобы поесть.

— Да уж, представляю! — расплылся в улыбке дядя Юзя. — Мадемуазель Мари не имеет права не быть красавицей — при таких-то родителях! У неё бирюзовые глаза, как у тебя?

— Кажется, они уже темнеют. Контрастная внешность не очень уместна в её нежном возрасте. Чёрные волосы и брови, длинные ресницы — и голубые с зеленцой глазки. От меня ещё только родинка над верхней губой.

— Так же, как ты, будет вертеть мужчинами, — напророчил дядя Юзя. — Я несказанно рад, что ты сохранила девочку. Вижу в этом доброе предзнаменование. — Всегда весёлый старик говорил сейчас серьёзно, даже сурово. — Ольга частенько делилась со мной своими опасениями. Она до сих пор считает, что ты загубила себя и неосмотрительно родила ребёнка. А я возражаю — уже который год! Надо быть реалисткой, смотреть правде в глаза. И понимать, что твоими связями нельзя обзавестись, ведя честную бедную жизнь…

— Я никогда не собиралась клевать падаль. Даже после того, что со мной произошло, ни о чём не жалею. Теперь я поднялась на самую высокую ступень! Стала матерью вопреки всем прогнозам, родила сама, в своём-то положении, великолепного младенца. Именно я подарила маме первую внучку! И какую! Неужели она до сих пор не полюбила Машеньку? А ведь мне клялась, что скучает по ней, когда долго не видит… Да, конечно, я маму понимаю. Не для того она меня растила. Я и сама хотела бы добиться большего. В сладких снах я видела, что Машкин отец становится моим законным мужем. Хотела высоко взлететь…

— И низко упала? — дядя Юзя похлопал Аню по плечу. — Ничего-ничего, девонька, ты ведь всё ж таки не в убытке! Он дал тебе очень много, даже если не считать ребёнка. Мы же с тобой понимаем, что человек сейчас стоит ровно столько, сколько стоит его имущество. Всякие личные достоинства, внутренний мир в расчёт не принимаются. И ты теперь стоишь дорого. При умелом ведении дел можешь обеспечить будущее своего ребёнка. Я ведь приехал не просто поболтать, на ночь глядя, девонька… — Дядя Юзя задумчиво чистил апельсин. — У меня к тебе деловое предложение. Вернее, даже целых два.

— Ой, и насмешили же вы меня!

Аня задорно тряхнула косичками, которые, как оказалось, лишь подчёркивали её немочь. Пожелтевшая кожа, выпирающие скулы, воспалённые глаза с морщинками в углах отнюдь не украсили бы никого.

— Какие ко мне могут быть предложения?! Если насчёт средств на театр, то вряд ли я сумею помочь. В таком виде на людях не покажешься, а сюда солидные люди сами не пойдут. Я поддерживаю с ними связь по «трубе», но тоже редко, от случая к случаю. Только вас я не стесняюсь, как не стеснялась бы папу. У нас с вами особые отношения. Вы принимаете меня всякую — и заспанную, и неухоженную. А другие не примут. Так что…

— Девонька, ты такая мне куда больше нравишься! — перебил старик, темпераментно, как на сцене, размахивая руками. — Теперь, без грунтовки и мишуры, когда глаза блестят не от линз, а от материнского счастья, ты неотразима! Поверь, девонька, я никогда так не жалел, что не имею детей, как сейчас! Мне рассказывали, какое это блаженство — рассасывать грудь жены! Некоторые так увлекаются, что ничего не оставляют младенцу. Ты пахнешь молоком, и это прелестно. Среди зажиточных стариков модно пить настоящее женское молоко. Заменители не в счёт, они не позволяют продлить жизнь, получить необходимые гормоны, помолодеть, укрепить свой энергетический каркас. Я уверен, что это помогло бы мне сейчас, когда силы уже на исходе…

— О чём вы, дядя Юзя? — Аня испуганно округлила глаза.

— Не хочешь… Брезгуешь. Ты стала невероятно целомудренной, девонька. Но я готов платить за своё удовольствие. Не зря же Мао Цзэдун, проживший достаточно долго, все эти годы питался молоком матери…

— Чьей? Своей?! — Аня в ужасе выронила блюдце, и оно лишь чудом не разбилась, упав на персидский ковёр.

— Разумеется, нет. Я неточно выразился. — Голос старика звучал опять глухо, надтреснуто. — Речь идёт просто о женском молоке. И я уверяю тебя, что зарабатывать можно не только так. Старики сходят с ума, особенно если женщина соглашается кормить их грудью непосредственно…

— Бывает, что и борзых щенков вскармливают, — усмехнулась Аня, наливая сок в свой бокал. Спиртное она не пила уже давно, и держала его только для гостей. — Но я до этого не дошла пока и вряд ли дойду.

— Даже ради меня? — Старик смотрел в сторону, на длинную зелёную бороду тропического растения и говорил почти шёпотом. — Сказали, что мне мало осталось. Силы теряю, девонька. Может, а?.. Хоть бы разочек. Многим помогало. Одному моему приятелю уже девяносто пять…

— Дядя Юзя, да вы что?! — Аня поперхнулась и закашлялась.

— Не хочешь… — скорбно покачал головой старик. — Я же ничего такого… В чашечку бы нацедила и дала выпить. Раньше бы ты согласилась.

— Раньше у меня не было молока, дядя Юзя, — тихо ответила Аня.

Огни электрических свечей, ввёрнутых в хрустальную люстру, отражались в натёртом дубовом паркете, играли на гранях бокалов, и у Ани рябило в глазах.

— Лекарства — какие хотите, что в моих силах. А это… Нет. Всё, что есть, — Машкино. У неё, тьфу-тьфу, отменный аппетит.

— Правильно, девонька. Молодняк кормить нужно. Зачем на старичьё размениваться? Попробую в другом месте найти кормилицу…

— Дядя Юзя, да я вам хоть десять телефончиков дам! Бабам легче будет. Ведь они с вами не так хорошо знакомы, как я. Многие с детьми сидят и хотят заработать. Вы уж извините. Я действительно сильно переменилась за последнее время. Мне стало стыдно.

— Стыд — не всегда здорово, девонька. По этой причине многие упускали феерические возможности.

Режиссёр потянулся к опунции, принялся тщательно разрезать её ножом на кусочки. С седым пухом на лысине и довольно-таки густыми волосами на затылке, низкий, квадратный, со сморщенным умным лицом, кожей синеватого цвета и лиловыми от сердечной болезни губами, господин Бич одевался в стиле «денди лондонский», то есть по последнему писку моды.

Твидовый пиджак в клетку, вельветовые брюки, пальто из верблюжьей шерсти, казалось, приросли к дяде Юзе. Опять же, следуя требованиям моды, старик одевался не однотонно, а смешивал цвета — рыжий, розовый, зелёный, коричневый. Рядом с его креслом, как всегда, стояла толстая резная трость. В прихожей, на подзеркальнике, оставалась чёрная фетровая шляпа с широкими полями. Старик носил её круглый год в любую погоду. Ноги дядя Юзя забавно выворачивал в первую балетную позицию, чем раньше смешил Анечку.

А сейчас она смотрела на свои пальцы, унизанные платиновыми и палладиевыми кольцами. Трогала плетёную цепочку, усыпанную алмазной крошкой — не очень уместную в вырезе спортивной куртки. Цепочку Аня носила не как украшение, а как талисман, как медальон с портретом любимого. На крышке медальона таинственно поблёскивал маленький сапфировый Рак.

— Конечно, всё это не для тебя, девонька.

Дядя Юзя прокашлялся в кулак, будто собирался рассказать неприличный анекдот. Он частенько так делал, в самый неподходящий момент, шокируя респектабельную публику. Но сегодня, наедине с Аней, режиссёр был непривычно тих и сдержан. Не позволял себе вольностей и пошлостей, прославивших его в бомонде.

— Ты — состоятельная женщина. Сумела ухватить своё, а ведь это немногим удаётся. Так, раз-другой затащить партнёра в ювелирный перед койкой… А у тебя осталось много добра. Возможно, о хлебе насущном не придётся думать, хотя кто знает? Но ты нуждаешься в другом. Привыкнув к блеску высшего общества, нынче ты чувствуешь себя заживо погребённой. И страдаешь, думая, что путь в свет для тебя закрыт навсегда. Смею тебя уверить, что это не так. Шанс всегда остаётся.

— Я не хочу возвращаться туда, — отрезала Аня, откидываясь на спинку кресла. Глаза её сузились, и в них блеснули слёзы. — Вы ошибаетесь, дядя Юзя. Того, кого я по-настоящему полюбила, там больше нет.

— Да что ты! А я думал — тебе всё равно, лишь бы возможности иметь те же самые! — Старик отправил в рот кусочек опунции. — Получается, что я тебя совсем не знаю. Или материнство так подействовало на мою девоньку?