Татьяна Ермакова - Двойное золотое дно Страница 16

Еще Сталинка и по сей день знаменита железной дисциплиной, совсем как при жизни Иосифа Виссарионыча. В годы перестройки и развала всего завод был единственным четко работавшим предприятием. Он исправно выпускал свою продукцию и практически без задержек выплачивал заработную плату работникам. Попасть туда простым станочником — уже было счастье для многочисленных безработных. Там даже не выгоняли в административные отпуска!

Ох, Ксюшенька, куда же тебя занесло?!!

— Так... ты... он... я... с ним? — очумело выдохнула я, дрожащей рукой пронося чашку чая мимо рта.

— Отдай, перевернешь, — флегматично произнес Котя, отбирая у меня чашку и заваривая новую порцию.

— С-слушай, а это точно он? —с едва теплящейся надеждой спросила я у моего информированного друга.

— Он, он, не волнуйся, он.

Такую информацию нужно было переварить. В один момент я стала совершенно никудышным собеседником, и Антименко, наслушавшись моих ахов и охов, оставил меня в покое и вскорости удалился.

Весь остаток дня я ходила, как чумная. И мучил меня только один вопрос. Что случилось с всесильным владельцем Сталинки, если он знакомится по объявлению в газете?

А в понедельник наступила весна.

Календарная смена времен года обычно довольно резко отличается от фактической. Так вот, в понедельник наступила весна фактическая. Столбик термометра упорно лез за отметку плюс 10, лужи, казалось, подсыхали просто на глазах. Даже на оживленных транспортных магистралях птицы на радостях устроили такой веселый переполох, что людям оставалось только наслаждаться теплом и солнцем.

Я шла с работы и тоже радовалась.

Черные и коричневые наряды горожан в одно мгновение сменились на яркие веселые куртки и плащи. Не одна природа зимой пребывает в оцепенении, но и люди. И в этом нет ничего удивительного — мы ведь часть этой самой природы. Поэтому, с наступлением весны тоже распускаем «листочки» и чистим перышки.

На доме, мимо которого я проходила, появилась новая вывеска. Секонд-хенд «Радуга». Не очень я жалую такие заведения, но и не чураюсь их. Сшить-то я могу практически что угодно, а вот джинсы... это да! За это и браться не стоит.

В небольшом светлом подвальчике пахло довольно скверно. Я уже было совсем собралась дать задний ход, как мое внимание привлекло нечто яркое и блестящее. (Чем отличается женщина от сороки? А ничем!) Это нечто висело в пакете на железной стойке. Под лаконичной надписью «Новое».

— Что это значит? — поинтересовалась я у мадам продавщицы с крашеными, но отросшими у корней волосами.

Она приветливо улыбнулась мне и охотно пустилась в объяснения.

— Дак все вещи на этой стойке — совершенно новые. Ни разу не надеванные.

А поподробнее, — заинтересовалась я не на шутку. — В вывеске ошибка, что ли? Если новое, «ни разу не надеванное», какие же это «вторые руки»?

— Дак там, — продавщица ткнула пальцем в стенку («Где, в соседнем подвале?»), — законы другие. Если вещь за 6 месяцев не продалась, дак они сильно уценяют. Опять не продалась — сдают в секонд-хенд.

«Ага, — догадалась я. — Там — это за бугром. Понятненько»,—А покажите мне это...

Я вытряхнула яркое и блестящее из пакета и увидела замечательную куртку. И на меня. Одна беда — до талии. Мне такое носить нельзя. Я свято блюду интернациональный закон толстушек: никаких поперечных полосок, больших ярких цветов-горохов, длины до талии. Словом, воздерживаюсь от всего, что зрительно укорачивает и расширяет фигуру.

Придирчиво рассмотрев все швы, прощупав материал и изучив лейбл, я поняла, что надпись не врет и куртка действительно сделана в Испании.

Я чуть не взвыла от досады!

— Дак есть еще, — успокоила мадам, видя мою разочарованную мину, и тут же вывалила на прилавок гору разноцветных пакетов.

Вот оно — счастье!

Подобрала я себе чудесную желтую курточку со скромной надписью черными буквами. Надпись, видимо, рекламировала какой-то спортивный клуб, но мне это было совершенно безразлично. Вещь выглядела отлично (дорого и просто одновременно), сидела изумительно. Класс!

Но хватит ли у меня денег на эту красоту?

— Двести пятьдесят рублей, — услужливо подсказала продавщица. — Дак это мы и не взвешиваем — штучно продаем.

Ее пояснение меня окрылило. Из этой же партии я подобрала себе вожделенные черные джинсы неизвестной фирмы, но высокого качества. Не удержавшись, прихватила еще блузку и джемпер-водолазку.»Джемпер — маме, а блузку, если понравится, тоже ей, а если не понравится — себе. Хотела еще мамуле брючки отхватить, а себе маленькую замшевую жилетку...

Но деньги кончились!

Ну почему все хорошее так быстро и совершенно не вовремя заканчивается?!

Но я не позволила испортиться своему настроению.. Счастливая и довольная покупками, я рванула домой, клятвенно пообещав себе наведаться в чудесный магазинчик после зарплаты.

Нести обновки было страшно неудобно, но жутко приятно! Мне всегда некогда кинуть в сумку пару пластиковых пакетов. Ну чего проще? Легкие, места занимают мало, так нет же — лень!

На лестнице, ведущей на мой этаж, традиционно ожидал меня господин Антименко. У Котика есть ключи, но он из деликатности никогда ими не пользуется. Всегда дожидается меня. Сияющая, нагруженная пакетами, я бросилась к Коте. Нужно же поделиться с кем-то радостью от удачных покупок!

И оступилась. До грязной лестницы, я, конечно, не долетела, спасибо Костиной реакции, но ногу подвернула качественно.

— Очень больно? — сочувствуя, спросил Антименко.

— Нет! Приятно! — съязвила я, шкандыбая к двери.

К таким эксцессам я привыкла. Правда, привычка от боли не избавляет.

Даже ребенком я никогда не была худой. И чтобы приятная детская пухлость не переросла в то, во что все же переросла, мама отдала меня «на танцы».

Сачковать возможности у меня не было. Водила меня на танцы бабушка.

Великой балерины или танцовщицы из меня не вышло. Но двигаться я научилась, ходить с прямой спиной тоже и приобрела «привычку» подворачивать ноги. Слабые связки, еще как следует не окрепнув, не выдержали нагрузки, наградив хозяйку предрасположенностью к подворачиванию лодыжек.

После очередного вывиха мне всегда нужно было отлежаться дня два, лучше три. Вот и все.

Константин Михайлович взял заботу о моей ноге в свои сильные руки. Первым делом он стащил с меня ботинок. Знал, ногу вскоре разнесет и простая операция по разуванию превратится в пытку «испанским сапожком». Потом шел в ход лед, а когда отек спадет, тугая повязка из эластичного бинта.

Антименко поставил возле дивана, где с комфортом расположилась моя драгоценная особа, телефон и ушел на кухню заниматься приготовлением кормежки для болящей.

В течение получаса я решила вопрос о больничном (позвонила Алине, она врач) и сообщила начальству о временном отсутствии на работе ценного кадра в моем лице. Начальство благосклонно хмыкнуло, решив, что за недельку в грязи они не погрязнут. Потом я отменила обязательный визит к маме, сославшись на подвернувшуюся халтурку. Сообщать мамочке диагноз «халтурки» я не собиралась. Приедет, окружит заботой, будет настаивать на переезде больного ребенка в отчий дом... Плавали — знаем.

Раз выдался нежданный-негаданный отдых (травмированную ногу я катастрофой не считаю), лучше уж провести его с чувством, с толком, с расстановкой. Тихо и спокойно. Напишу статью, сошью Алинке платье, отосплюсь в конце концов, а то ночные бдения не способствуют улучшению цвета лица.

Неизвестно чем довольный Костя покормил меня, прогулялся по магазинам, заполнил мой холодильник и принес рубликов на двести детективов в мягкой обложке.

Красота!

Мой Костик вообще-то не альтруист. Ну, совсем чуть-чуть и только по отношению к самым близким людям (ко мне и к Парнише). Все его траты на меня я воспринимаю как должное, потому что раз в два-три месяца мы ездим в Москву за новыми партиями тканей и фурнитуры. И хотя Константин Михайлович уже не одну собаку съел на этом поприще, он все равно считает, что с личным консультантом (со мной) делать это гораздо сподручнее.

От оплаты данной миссии я категорически отказалась и не прогадала. Теперь Котя считает своим священным долгом периодически заполнять мой холодильник всякими вкусностями. Книжки же, зная мою слабость к детективам, покупает по собственной инициативе.

Днем в обеденный перерыв заскочила Алина, принесла больничный и отрез на платье.

— Как нога? Посмотреть нужно? — деловито поинтересовалась подруга.

— А-а, — небрежно отмахнулась я. Алина — терапевт, а не хирург или травматолог. Я не ставлю под сомнение ее профессиональный уровень, но это моя нога. Живу я с ней уже 33 года, а подворачиваю ровно половину этого срока и лучше всяких эскулапов знаю, что делать.

— Ксень, а тебе не будет тяжело? — деликатно спросила одноклассница, покосившись на мою забинтованную конечность.