Татьяна Степанова - Прощай, Византия! Страница 16

— Я буду иметь в виду. Я понял, — послушно сказал Константин. Он знал, что перечить Марье Антоновне — владелице банка «Стабильность и перспектива» — открыто нецелесообразно. «Контрпродуктивно», как говаривал еще его отец. Это было «мидовское» словечко, затесавшееся в их семейный лексикон еще в те, почти забытые сейчас времена, когда отец служил в Министерстве внешней торговли. Теперь уже Константин часто повторял его про себя.

Официант принес кофе и ликеры. Константин попросил счет и расплатился за себя и за свою гостью.

Глава 10. ПОРТРЕТ В СЕМЕЙНОМ ИНТЕРЬЕРЕ

Константин Абаканов должен был забрать Нину от метро «Смоленская» — так было условлено.

— Я думала, еще не скоро, дня через два-три, а он вчера позвонил, — сообщила она Кате по телефону.

— Такие вещи всегда скоро делаются. Тебя же порекомендовали ему, а он, видимо, к рекомендациям прислушивается. — Катя разговаривала с Ниной из кабинета Колосова. — Как твое первое впечатление?

— Вежливый, деловой, немногословный. Здоровьем сына своей покойной сестры вроде бы не на шутку обеспокоен.

— Нина, все время держи нас в курсе. — Никита Колосов взял трубку. — Мы тебе звонить пока не будем, звони сама, и только на Катин номер мобильного. Мне только в крайнем случае и только со своего мобильника. У них в доме на телефоне наверняка определитель, так что не надо, чтобы наши служебные номера там светились. Как мы и договаривались, постарайся как можно скорее сделать так, чтобы и Катя посетила этот дом. Мне важны ее оценки.

Нина ждала Абаканова на троллейбусной остановке. С собой она решила взять минимум вещей. Только самое необходимое. Но все равно набралась целая дорожная сумка. Прихватила и несколько книг по детской психологии, а также по нервным расстройствам, надеясь найти там описание клинического случая, с которым ей предстояло ознакомиться. Чувствовала она себя неуютно.

Дул пронизывающий ледяной ветер. Снег, которого все ждали, так и не выпал. Москва была сухой, промерзшей до звона и пыльной. Давно уже стемнело, но на Смоленской площади было светло, как днем, от ярких витрин и ослепительной рекламы. «Вот всегда хотела посмотреть Бродвей, — думала Нина. — Так чем наше Садовое кольцо хуже?» Возле остановки затормозил спортивный «Мерседес» желтого цвета. Из него вышел полный молодой мужчина в синем пальто нараспашку. Он внимательно оглядел мерзнувших на остановке пассажиров и подошел к Нине.

— Вы Картвели? Я Константин Абаканов, добрый вечер.

— Добрый вечер, я — Нина, — сказала Нина.

— Садитесь в машину. Извините за опоздание. Пробки.

Он усадил Нину на заднее сиденье. Поехали. Нина созерцала его коротко стриженный затылок — три набегающие складки, глубоко врезающиеся в клетчатое кашне от «Барберри». Она отметила, что Абаканов назвал только первую часть своей двойной фамилии, как и при их первом разговоре по телефону. Удивила ее и машина — «Мерседес» цвета желтка. Мужчины, если они только могут позволить себе такое авто, выбирают обычно цвет престижа — черный или серебристый. А этот выбрал цыплячий.

Дорогой Константин говорил мало. Об убийстве сестры не распространялся. Сказал только: «У нас случилось большое несчастье, и Лева первый испытал его на себе». — Сколько лет вашему племяннику? — спросила Нина.

— Четыре года.

— Как его самочувствие сейчас?

— Мы вызывали врача, он его осматривал. Сказал, что физически Лева здоров. Но с ним что-то неладно. Он все время молчит, слова от него не добьешься. На нас реагирует странно, будто не узнает никого. Даже есть отказывался, сейчас вроде начал. Большего, к сожалению, я сказать не могу. Я ведь все время вне дома. Домашние вам расскажут.

Это была его самая длинная фраза за весь путь. Миновали МКАД, вот позади остался поворот на Внуково. Внезапно их машину с ревом обогнал мотоциклист. Константин прибавил скорость, и через минуту они поравнялись с мотоциклистом. Нина увидела фигуру мотоциклиста, затянутую в кожу, увенчанную шлемом — черным с красными полосами. Константин глянул на этот шлем, на сам мотоцикл и внезапно тихо сквозь зубы выругался.

Потом началось что-то странное — мотоциклист снова с ревом вырвался вперед, но они мгновенно нагнали его, причем ценой весьма опасного маневра, подрезав идущую впереди «Газель». Игра в догонялки продолжалась до самого поворота на Калмыково. Свернув, Константин резко набрал скорость, снова догнал мотоциклиста и буквально принудил его съехать на обочину и остановиться. Выскочил сам. Нина прильнула к окну: она ничего не понимала.

— Я сколько раз говорил, дрянь, чтобы ты не смела садиться за руль! — крикнул Константин мотоциклисту.

Тот медленно стащил шлем. Светлые мелированные волосы рассыпались по плечам — это была девушка, совсем еще юная, лет шестнадцати.

— Прав у тебя нет, ездить не умеешь. — Константин подошел к ней вплотную. — Разобьешься в лепешку!

— Не смей орать на меня. — Девушка прижала шлем к груди. — Я у тебя разрешения спрашивать не обязана, понял?

— Не обязана? Дрянь! — Он с размаху влепил ей звонкую пощечину. — Ах не обязана? Отцу нервы вечно мотала. Но я не он, я тебя мигом выучу, как себя вести!

Нина замерла: она была поражена этой сценой. Она даже и не подозревала, насколько бы сейчас была поражена видом разгневанного Константина Марья Антоновна Сквознякова, всего час назад за столиком ресторана упрекавшая его в мягкотелости и благодушии.

— Кончай рюмить, садись давай. — Константин вырвал у всхлипывавшей от боли и обиды девушки шлем и буквально напялил ей на голову. — Пошла домой на самой малой скорости, ну!

Мотоцикл тихо тронулся вперед. Константин вернулся за руль, он тяжело дышал.

— Это моя сестра, — буркнул он, видимо, чувствуя, что сцену с затрещиной надо объяснить. — Зовут Ириной. Совсем от рук отбилась, все драйвить лезет, шкуреха!

Мотоцикл тащился еле-еле. Потом протестующе взревел, прибавил газа и был таков.

Этот мотоцикл — уже без его лихого седока — Нина увидела за воротами дома, когда они въехали во двор. Было уже совсем темно. И в этой чернильной темноте выделялись несколько ярких световых пятен — освещенные окна, фонарь над крыльцом и фары «Мерседеса». Ирины Нина не увидела. На ступеньках дома, явно встречая их, стояла полная статная женщина, кутавшаяся в пеструю шерстяную пашмину. На вид ей было лет сорок пять. Лицо ее — спокойное, ухоженное — хранило следы былой красоты. Густые светло-русые волосы были собраны сзади в тугой узел. В ушах поблескивали длинные серьги — явно дорогая бижутерия.

— Здравствуйте, доктор, — приветствовала она Нину. — Ой, какая вы молодая. А я-то думала, привезут нам сюда какую-нибудь профессоршу кислых щей.

— Это Нина Георгиевна, — сухо сказал Константин. — А это вот Варвара Петровна наша. Вы бы, Варвара Петровна, лучше за своей дочерью следили. Я сколько раз повторял: Ирке садиться на мотоцикл запрещаю. Она разобьется. Вам что, мало того, что у нас тут? Еще одной беды "отите?

— Костя, но что я могу, она же меня не слушает. — Варвара Петровна покачала головой. — Ираклий ей тоже сколько твердил: нельзя, нельзя. Я уж просила его, чтобы он, когда мотоцикл тут свой ставит, гараж от нее запирал.

— Устройте доктора, покажите ей ее комнату, — распорядился Константин. — Лева как?

— Спит. Я заглядывала к нему дважды. Спит спокойно. Вас, значит, Нина Георгиевна зовут? — Я бы хотела сразу увидеть мальчика, если позволите, — сказала Нина.

— Я же говорю: он спит. — В голосе Варвары Петровны прозвучала жесткая недовольная нотка. — Сейчас уже девять, не будить же его. Он потом спать никому не даст. Завтра утром увидите своего пациента. Прошу, проходите в дом.

Константин вернулся к машине.

— А вы разве уезжаете? — спросила его Нина.

— Мне надо поехать к жене. Она у родителей сегодня. Мы приедем позже. — Он нехотя снизошел до объяснений.

«Мерседес» цвета желтка развернулся, освещая фарами ели, выстроившиеся вдоль парковой дорожки.

— Сегодня они уже не приедут. Завтра ведь похороны, — сказала Варвара Петровна. — Из Москвы сначала сюда, потом на кладбище — концы дай бог. Нет, завтра прямо туда поедет — это уж точно со своей-то… Вы, Нина Георгиевна, располагайтесь пока тут, в гостиной. Я наверх поднимусь, взгляну, все ли в вашей комнате приготовлено.

Она оставила Нину в просторном зале внизу, на первом этаже. Со стен пялились чучела зверей. В камине догорали дрова. Нина прошлась по ковру. Толстый ворс глушил шаги. В доме было тихо.

Она окинула взором стены. Как же все-таки вышло, что она очутилась здесь? Кто они — эти Абакановы-Судаковы? Кто эта женщина — Варвара Петровна? Константин назвал Ирину сестрой, а ей сказал «ваша дочь» — как же это понять? И кто, по какой причине убил другую его сестру — там, на дороге, далеко отсюда? Она представила себе лицо Константина — типичный «яппи» из обеспеченной семьи. Сытый, привыкший вкусно есть, не отказывать себе ни в чем, командовать. Эти пухлые розовые щеки, этот складчатый затылок. Лет тридцать всего, а плешь уже просвечивает, отсюда и стрижка короткая. И живот пивной растет. Нет, Константин был ей явно не симпатичен. Грубый, сестру бьет прилюдно.