Леопольд Тирманд - Злой Страница 16

Олимпия уже здоровалась с Ромой.

— Вы знакомы, пани? — несколько натянуто спросил Меринос.

— Конечно, — живо ответила Рома. — Уже много лет. С Ястарны и Закопане, правда?

— Да, — непринуждённо согласилась Олимпия. — Я всегда поражалась элегантности пани Леопард.

Рома явно обрадовалась.

— Что ж, — ответила она, — иметь бы средства…

— Не плачь, — вмешался Крушина. — К чему эти разговоры? Со средствами у тебя не так уж плохо.

Во взгляде Олимпии была ирония, но никто этого не замечал.

Костюм Ромы поражал своей безвкусицей: дорогой розовый джемпер цвета детского одеяла, дорогая жёлтая «апашка» и тёмно-зелёная юбка. Всё это плохо гармонировало с веснушками на её молодом, красивом, утомлённом лице, оттенённом смолисто-чёрными волосами.

— Что это вы читаете, пан? — обратилась Олимпия к Роберту Крушине.

— «Алису в стране чудес», — ответил он.

— Нет! — звонко расхохоталась Олимпия. — Это замечательно!

— Люблю только такие книжки, — серьёзно заявил Крушина; его загорелое лицо выражало искреннюю убеждённость. — Я был сегодня на филателистической выставке, — добавил он.

— Такой старый, — с упрёком сказала Рома Леонард.

— Роберт навёрстывает упущенное в детстве, — усмехнулся Меринос.

В проходе между столиками появились Марта и Гальский. Меринос кивнул Генеку, ставившему на стол бокалы и рюмки, и шепнул ему на ухо:

— Кто этот фраер в сером пиджаке?

Генек, даже не взглянув на Гальского, стал расставлять закуски. Наклонившись к Мериносу, он шепнул:

— Какой-то врач. Приходит сюда время от времени, не очень часто.

— А женщина?

— Не знаю. Но сейчас выясню.

— О чём это вы шепчетесь? — спросила Олимпия с чарующей улыбкой. — Что ещё за тайны с паном Генеком?

— Мужские дела, уважаемая пани, — угодливо улыбнулся Генек.

Он сбежал по ступенькам в бар.

— Пан Анатоль!

Из-за стойки выглянул полный высокий человек в белом халате, с седыми висками и откормленным лицом бывшего помещика.

— Кто эта клиентка с доктором, как там его — ну, тот, со скорой помощи? — спросил Генек. Немолодой человек, сидевший ближе всех к говорившим, внезапно сполз с высокого табурета, его сигареты упали на пол возле чёрных ботинок Генека.

— Это девушка одного спортсмена, хоккеиста, холера его знает, — ответил пан Анатоль. — Такой высокий, красивый. Они сюда иногда приходят, правда, не очень часто.

Генек на цыпочках сбежал вниз. Немолодой клиент нашёл свои сигареты и снова уселся на высокий табурет. Пан Анатоль смотрел на него с явной антипатией.

— Шеф, — проговорил клиент, вынимая из только что подобранной на полу пачки половинку сигареты и тщательно запихивая её в стеклянную трубочку, — ещё одно пиво, большое, светлое.

— Сейчас, сейчас, — буркнул пан Анатоль и с нескрываемым пренебрежением стал перемешивать вермут.

— Видите ли, пан, — заговорил клиент, — я с сегодняшнего дня пошёл в отпуск, и надо это как-то отметить… Так что прошу пива.

Пан Анатоль отвернулся, чтобы скрыть отвращение, вытащил из-за стойки бутылку пива и поставил перед клиентом. У того было костлявое лицо с длинным носом, обтянутое жёлтой лоснящейся кожей.

— О нет, — заявил клиент, — это слишком крепкое, пан шеф. Прошу низкопроцентное пиво, а не двойное.

Пан Анатоль поднял глаза к небу, казалось, через минуту он застонет. Сейчас бармен отдал бы половину месячной зарплаты за удовольствие стукнуть этого клиента по длинному носу, схватить за отвороты тщательно вычищенной старомодной тужурки, сорвать с целлулоидного воротничка чёрный галстук и крикнуть:

— Вон отсюда, старое барахло, — к счётам, нарукавникам и конторскому чаю!

Он был настолько возмущён, что даже не заметил: клиент совсем не обращал на него внимания, хотя и не переставал усмехаться. Чёрные быстрые глаза его были словно прикованы к Гальскому и Марте.

Оркестр заиграл снова, и танцевальная дорожка заполнилась движущейся человеческой массой. Марта и Гальский втиснулись между танцующими. О танце не могло быть и речи, в лучшем случае парам удавалось ритмично покачиваться на месте, среди смеющихся потных лиц, перекрученных галстуков и распавшихся причёсок.

…Когда Марта и Гальский двинулись с места, на краю танцевальной дорожки появился Зенон.

— Как поживаешь, Майка? — спросил он. — Развлекаешься, да?

Его тёмные глаза слегка затуманились, красивый рот непроизвольно скривился в гримасу. Он был слегка навеселе.

Марта покраснела, но сразу же взяла себя в руки.

— Да, — ответила она. — Сегодня был вечер развлечений. А ты что тут делаешь, Зенон? Может, отмечали какую-нибудь победу?

— Ты идёшь сейчас домой? — тихо спросил Зенон. — Если да, я тебя провожу.

— Позволь, — проговорила Марта, беря под руку Гальского, — пан доктор Гальский, о котором я тебе рассказывала. А это… — она с минуту колебалась, — мой жених.

Гальский почувствовал, как холодная игла больно вонзилась где-то возле сердца. Он слегка побледнел. «Это неправда, — быстро подумал молодой врач, — это не может быть правдой».

— Очень приятно познакомиться, — улыбаясь, сказал он вслух.

Зенон подал Гальскому руку, в тёмных глазах его была враждебность.

— Ты идёшь домой? — снова спросил он Марту. — Я тебя провожу.

— Идём в гардероб, — предложила Марта, — тут мы стоим в проходе.

Все трое вышли в вестибюль, и Олимпия Шувар проводила их быстрым взглядом.

— Знаешь, — заявила в гардеробе Марта Гальскому, — мы лучше уже пойдём.

— Прекрасно, — ответил он, — я только расплачусь.

— Не беспокойтесь, пан доктор, — нахмурился Зенон, — я сам провожу панну Маевскую.

Гальский лучезарно улыбнулся.

— Я не привык оставлять женщину одну в половине второго ночи, — мягко ответил он.

На крепкой смуглой шее Зенона начала набрякать выпуклая вена.

«Очевидно, мне придётся самому себе оказывать скорую помощь… Что поделаешь, бывает и такое», — с флегматичным юмором подумал доктор Гальский, спокойно глядя на хоккеиста, который был на полголовы выше его.

— Витольд, — обратилась к нему Марта, — ты можешь безбоязненно доверить меня Зенону.

— Если ты этого хочешь, — холодно, но вежливо ответил Гальский. — В таком случае благодарю за прекрасный вечер.

— До свидания, — сказала Марта, — позвонишь мне, хорошо? Пойдём, — повернулась она к Зенону.

В её голове и взгляде было что-то особенное, и от внезапной радости у Гальского перехватило дыхание. «Бедный красивый парень, — подумал он с неожиданным сочувствием, — ты проиграл партию… Эта девушка уже не твоя».

Марта и Зенон вышли. Радость угасла так же мгновенно, как и появилась. Гальский вернулся в зал и сел на своё место.

«Ничего не поможет, — трезво размышлял он, — я ведь и так догадывался, что у неё кто-то есть. Такая девушка не может быть одна. Но жених! Выходит, она лгала».

— Прошу немного подвинуться, — неожиданно услышал он рядом низкий приятный женский голос. Гальский порывисто повернулся. В соседнем кресле сидела Олимпия Шувар.

— Золотоволосый юноша, — проговорила она с ироничным вызовом, — остался один. Нехорошая девушка ушла без слов.

Она явно насмехалась над ним и была очень хороша в эту минуту.

— Мы откуда-то знаем друг друга, — спокойно сказал Гальский. — Кажется, виделись в трамвае или троллейбусе.

— Именно так, — согласилась Олимпия. — Пригласите меня, пожалуйста, танцевать.

Оркестр всё время играл одно и то же танго. Когда Гальский и Олимпия Шувар выходили на танцевальную дорожку, Филипп Меринос почувствовал, что это танго его раздражает.

— Я хочу поговорить с вами, — шепнула Олимпия Гальскому, когда они начали танцевать.

«Какая изумительная женщина», — подсознательно подумал доктор.

— К вашим услугам, пани, — ответил он с не свойственной ему шаблонной галантностью.

— Скажите, вы по-настоящему мужественны? — серьёзно спросила Олимпия.

— Это зависит от обстоятельств.

— Обстоятельства крайне неблагоприятны, но если вы человек мужественный, — расплатитесь сейчас, выйдите и подождите меня на углу Фоксаль и Нови Свят.

— Хорошо, — ответил Гальский.

Он проводил Олимпию до столика и поблагодарил, запомнив вежливую улыбку пана со смуглым лицом и пытливый взгляд молодого человека с боксёрским сломанным носом.

Гальский поднялся наверх, в бар, и расплатился.

— Маленькая просьба, — внезапно услышал он голос сбоку, — к нему обращался невысокий старый господин с костлявым жёлтым лицом, в старомодном воротничке и тужурке. — Могу я попросить у пана огня?

— Пожалуйста, — ответил Гальский. — Можете оставить себе спички.