Ключ Соляного Амбара - Александр Николаевич Бубенников Страница 16

Да, этот климат осенней Паланги всегда бодрил Александра, а на этот раз бодрил по-особенному. Он это почувствовал ещё вчера во время прилёта, когда сразу после расселения в академической гостинице в отдельном номере, как полагалось пленарному докладчику, бросив там рюкзак, побежал купаться. За ним, также бегом, на песчаный берег увязались многие его старые знакомые, участники конференции… Некоторые даже прыгнули за ним в бурное, неглубокое у берега море… А Александр под кураж, то стильным кролем, то стильным брасом, поплыл в глубь бурлящего моря с прорывными мыслями… Какими мыслями? А с самыми светлыми, опережающими время. Просто он знал, что в море, даже холодном, как сейчас, ему всегда думалось светло и весело. Прорывно?.. Да, прорывно и вдохновенно…

Он оглянулся назад, все его коллеги давно вылезли на берег, и махали ему руками, явно беспокоясь о здравомыслии и здоровье рискующего многим отчаянного первого пленарного докладчика. И он поплыл назад, чтобы не огорчать никого, ни союзников, ни оппонентов, лишившихся возможности заслушать прорывный научный доклад – первого из первых докладчиков на международной конференции. Почему-то весело подумалось о том, что августовский путч, помимо всего прочего, ускорит и процессы в науке, в формируемой Российской АН, с выборами в РАН новых членов…

Вечером в баре, «за рюмочкой чая» Альгирдас рассказал Александру о том, что был в числе защитников демократии у телестудии Вильнюса, даже участвовал в схватке с ОМОНом и Альфой, а ещё о том, что Литовская АН выйдет из-под патронажа АН СССР, а их институт физики полупроводников выйдет из-под власти местной академии. Обретёт демократически независимость в научно-технологической сфере, перейдет на «вольные хлеба», видя новые возможности и перспективы мирового научного сотрудничества.

– Ты завлаб и я завлаб в академической системе, – пылко произнес литовский коллега, – но старая система исчерпала себя, а новая только зарождается. Путч ваших консерваторов вбил последний гвоздь в крышку гроба СССР… Нам из нашего демократического далека все видней, чем вблизи из Москвы…

– Возможно…

– У вас в Москве полки в магазинах пустуют, несчастный народ ломится за продуктами и товарами первейшей необходимости… А у нас всего завались… Всё, что можно выкинули на продажу, лишь бы из СССР уйти, освободиться из-под ига соседа… Недаром ваш «идеолог перестройки», член ПБ, твой тёзка Сашка Яковлев наших депутатов и даже наш ЦК Литвы побуждал на разрыв с ЦК КПСС, да и со страной Советов, управляемой из Москвы Горби, что Варшавский пакт и СЭВ распустил, по тайному договору с Рейганом и Бушем… Ты-то не был среди защитников Белого Дома?..

– У меня были более важные дела…

– Какие, Александр, когда судьба Страны Советов, между прочим, решалась?

– Я думал… Пару-тройку идей прорывных сгенерил…

– О, блаженный Александр, – съязвил Альгирдас, – страна рушится, а ты блаженствуешь в научном поиске…

– Не без этого… Правда, многие мои аспиранты и даже студенты были на защите Белого дома… У нас не возбраняется… Меня удивляет, что народ не вышел на поддержку ГКЧП…

– Так ведь академики большой РАН Сашка Яковлев, Арбатов и членкор Шахназаров, отец твоего знакомца Карена, и прочие прорабы перестройки, все птенцы из гнезда Горби потрудились на славу предательства дела Ленина и Сталина…

– Да уж…

– А тебе мои комплементы, учу по твоему университетскому учебнику наших студентов в моём родном универе, где на полставки успешно подрабатываю…

– Спасибо…

– Наши зубры в академии считают, что тебе самое время получить академические корочки и стипендию РАН – когда выборы?

– Где-то в декабре… Пока организовывают то, да сё…

– Я слышал, что звание членкоров отменят, сразу выборы в аки…

– Всё-то ты, Альгис, знаешь… Но есть предложение согласительной комиссии, что окончательное решение на общем собрании Академии по кандидатам, пошедшим конкурс на отделении…

– Я слышал, что ты уже, два года тому назад, баллотировался, от нашего бывшего директора института… Всё впереди, Александр, и лавры победителя…

– …и тернии к звёздам…

– Приятно видеть в твоём лице оптимиста и не замечать пессимистической горчинки в рассуждениях…

После удачного выступления, в перерыве между заседаниями, принимая благодарственные поздравления Альгирдаса и других коллег, Александр шепнул ему на ухо:

– Иногда мне как независимому исследователю открывается Провидением божественная истина научного поиска, причем лавры научного успеха и, тем более, академические коврижки не играют никакой роли в процессе обретения и приближении к истине, и особенно при метафизическом прикосновении к таинству…

– Но лучше дойти до этого при всех регалиях… – также шепотом отозвался Альгирдас. – И при академическом признании…

– А если эти регалии потянут вниз своей тяжестью зависимости от успеха… а крылья независимости не раскроются для рывка с энергией заблуждения в звездные бездны – что тогда?..

– Мне бы твою энергию заблуждения для написания монографии и университетского учебника – на века. Мне бы в 40 с хвостиком аком стать.

«Откуда мы знаем, что на миг, а что на века, – отозвался мысленно Александр и почему-то сразу подумал о Ключе Соляного Амбара, к которому его призвал своим таинственным романом земляк Борис Андреевич, ещё раньше прочтения романа сосед по палате в ЦКБ Борис Леонидович. А потом о чём-то мистическим намекнул и дядька, позволив найти лист его рисунка в полстраницы школьной тетради с Луной в левом углу от Соляного Амбара. – Ведь не случайно же всё это? Какой-то призыв к постижению таинства текущего в неизвестность бытия…»

До конца конференции были ещё три дня полноценных пленарных и секционных заседаний на берегу Балтийского моря в Паланге…

А ему в ту же ночь привиделся странный мистический сон, от которого земля пошатнулась под ногами независимого исследователя с его могучей неуемной фантазией – к чему бы это?.. Дом в Можае обокрали и сожгли?

А приснилось немыслимое. Яркая полная луга, в опасное для сумасшедших женщин время полнолуния, сместилась из левого угла картины дядюшки Александра Васильевича, да и из лунного пространства художника Ивана Лаврентьевича Горохова (без луны, как таковой физически), спустилась буквально поближе к крыше Соляного Амбара, – и заплакала луна горючими кровавыми слезами. Слёзы были не только кровавыми и горючими, они были тёплыми, живыми, как будто упали не от холодного лунного Светила, а от живого страдающего существа.

Было тоскливо на душе и сердце, он знал, что больше от этого потрясения не уснёт. Идти ночью к