Джон Ридли - Все горят в аду Страница 17

– Украсть наркотики.

Девица отвела руки и прильнула к Бадди.

Нижние половины их тел сомкнулись, сошлись впритык.

Нежный медленный танец теперь не был таким уж нежным. И таким уж медленным.

– Подрезали бы наркоты, – объяснял дальше Бадди, – сами продали бы. Бабки. Я только немного бабок подрубить хотел.

– Ну, мы все чего-то хотим.

– Я хотел... Я хотел в люди выбиться. – Бадди опять залился слезами и соплями, одновременно забубнив что-то насчет неудавшейся жизни: может, в этот момент еще тысяча человек в Лос-Анджелесе занимались тем же. – Господи, я только... если бы у меня были деньги, я мог бы... Я только хотел...

– Мы все чего-то хотим, – повторила девица.

– Я хотел нравиться людям, понимаешь? Я... это... Ну, вот у тебя есть деньги, и тогда... люди... это. Понимаешь?

Девица на секунду прекратила танцевать. Она охватила руками лицо Бадди. Похоже, ее вдруг одолела грусть.

– Еще как понимаю, – сказала она. – Я знаю, каково это. Ты хочешь, чтоб кому-то было до тебя дело. Ты хочешь, чтоб они знали, что ты... что ты лю... лю-лю... – У нее были проблемы с этим словом. – Но они не знают, и им нет никакого дела, и ты уходишь туда, куда уходишь. Ты уходишь тем, кем уходишь. – Девица обращалась к Бадди так, будто страшно хотела выяснить и отчаянно желала понять: «Если любовь так прекрасна, то почему же эту прекрасную любовь так трудно найти?»

Бадди слишком самозабвенно подергивался на соломинке страха, был слишком занят выживанием, чтобы понять, о чем толкует девица. Не важно. Уже ни о чем.

– Эй, – сказала она, отметая предыдущие думы, не допуская их до себя. – Если ты не можешь быть с любимым человеком... – Пританцовывая, она подвела Бадди к стене. – Наркотики?..

– Я не хотел наркотиками торговать. Я не хотел в это ввязываться. Я хотел только, чтобы мне подвезло разок. Ей-богу, я только разок хотел.

– Я понимаю. Правда понимаю. – Девица отпустила Бадди, и он рыхлой кучей плюхнулся на пол. Его колени оказались зажаты между ее ног.

– Там еще один был. Их, кажется, двое было. Это был... Они застрелили Альфа. Они у-убили Альфонса. Еще один был... – Вспышка. Выстрелы. Искры вразлет. Пулевые ранения и брызжущая кровь.

Кровь.

Бадди до сих пор был весь в крови, не важно, видна она или нет. Она впитывалась в него, проникая глубже и глубже. Может быть, ему уже не отмыться.

Самое время было заорать благим матом: "О господи! О боже! Он умер!"

Крепко сжимая Бадди ногами, оседлав его, девица отчаянно пыталась спасти Бадди от эпилептического припадка.

– Ну, ну. Не надо.

– Господи, господи, он мертв!

– Возьми себя в руки.

Ее наставления оказались напрасны. Бадди продолжал сходить с ума:

– Они найдут меня! Они найдут меня и тоже убьют! Я точно знаю!

– Тссссс. Расслабься. Возьми себя в руки. – Сладкие слова. Теплое дыхание. Они уняли сердцебиение Бадди, втерлись к нему в доверие, выманили из западни. – Вот так. Ты в норме? Отходишь?

– Я... По-моему...

– Скоро все будет хорошо. – Она тронула пальцами волосы Бадди, потеребила их. – Все будет хорошо.

Удивительно, но все, казалось, шло к тому. Казалось, в сильных и нежных руках этой девушки тяжелое помешательство, с которым он борется, в ближайшее же время сойдет на нет, рассеется и, уж по крайней мере, перестанет быть таким невыносимым. Все как-нибудь обойдется.

Бадди был спасен. Эта сногсшибательная блондинка, святая женщина, Мать Тереза, вновь рожденная в обличье секс-бомбы, сошла с жарких, жестоких лос-анджелесских тротуаров и спасла его. Он на скорую руку помолился за ее здравие и за то, чтоб в процессе искупления не утянуть ее за собой в пучину греха.

Святая Блондинка глубоко вздохнула и – надвинувшись высокой грудью на Бадди, переключив скорость – перешла к неприятной теме:

– Итак, у меня остался к тебе всего один вопрос.

Все, что тебе угодно, Святая Блондинка, подумал Бадди. Все, что тебе угодно.

– Где наркотики моего шефа?

Бабах.

– Что?..

– Наркотики Дэймонда – где они?

Даже после того, как она задала вопрос вторично, понадобилась секунда, чтобы очевидность всем своим грузом вломилась в крепкий череп Бадди. Эта девушка, в которую он случайно врезался около своего дома, оказалась не простой девушкой, и врезался он в нее совсем не случайно. Блондинка, оккупировавшая его колени, – это стремная шмара, бандитская шестерка, и двести процентов гарантии, что ее нанял тип, которого они с Альфом пытались грабануть и которому, видимо, был нужен Бадди, причем мертвый Бадди.

Бадди тут же попытался вскочить, отскочить и выскочить – куда угодно, прочь от девицы. Она крепко обосновалась на его ногах, так что ему оставалось только биться как рыба на песке.

Откуда-то из-за спины, из-под жилетки, девица выудила никелированный пистолет 38-го калибра, поставив точку в дебатах о том, кто куда идет.

– Спокойно, козел, не то я тебя, как бутылку шампанского, откупорю! – Вся сладость, весь свет, которыми обладал падший ангел, были отброшены – им на смену пришел ледяной взгляд.

Взгляд, на который Бадди ответил хныканьем.

– И кончай реветь. – Насмешливо: – Ой-ой-ой, она пристрелит меня, пристрелит меня.

Бадди хныкал по-прежнему.

Свободной рукой девица достала пачку "Кэмел", двадцать пять штук в пачке, сунула сигарету меж пухлых губ, чиркнула зажигалкой "Зиппо".

– Что, по-твоему, должно произойти, если ты воруешь у людей наркотики?

Сигарета ворочалась у девицы во рту, когда она разговаривала.

– Хочешь играть во взрослые игры? Придется играть по взрослым правилам. Так что закрой рот и смирись со своей участью. Для начала у меня есть к тебе пара вопросов.

Бадди выпалил на предельной скорости:

– У меня нет наркотиков.

Девица не колебалась. Она вынула изо рта сигарету и засадила горящим концом в щеку Бадди. В диаметре сигарета была меньше дюйма, но кончик ее причинил боль сильнее, глубже и продолжительнее, чем Бадди мог вообразить, а запах паленой плоти, сопутствовавший шипению, придал остроты его ощущениям. Бадди кричал, упирался, но девица сидела на нем верхом, так что деться ему было некуда и не было выбора – только сидеть и ощущать жжение.

Наконец девица прекратила поджаривать Бадди. Она отдернула сигарету, сунула ее себе в рот и втянула дым в легкие.

Она сказала:

– Не стоит отвечать на вопросы, прежде чем я их задаю. Это как "Риск"[8]: даже если ты из этих сучьих умников-азиатов и знаешь ответ, нужно ждать, пока Алекс договорит вопрос до конца, ясно?

Бормотание сквозь всхлипывания:

– Блядь.

– Почти. Брайс. Значит, так. Вопрос номер один. Ты, наверное, догадываешься, какой именно. Где наркотики моего шефа?

– У меня нет наркотиков, – сказал Бадди; у него мелькнула мысль, что не иметь наркотиков означает, возможно, остаться в живых.

Сигарета была повторно извлечена изо рта Брайс и прижата к лицу Бадди. В сопровождении надлежащих воплей и подергиваний. Чуть позже, на минуту перестав подпаливать Бадди, Брайс сделала еще одну долгую затяжку, несмотря на то, что сигарета была сильно измята.

– Ответ неверный. Слушай, они нашли труп твоего дружка, твою машину. Вы, ребята, оказались парочкой дундуков, и с моего места, – она поерзала у Бадди на коленях, – ты выглядишь не убедительнее. Значит, расклад такой: я девушка одинокая, времени у меня полно, сигарет целая пачка, и я тобой еще вдоволь налюбуюсь. Так что давай перейдем к серьезному диалогу.

Сам собой, повинуясь давно забытому инстинкту самосохранения, у Бадди расстроился желудок. Недопереваренная пища беспрепятственно пролетела к его анусу, и фекалии с хлюпаньем вывалились из-под него, распылившись на пути к полу на множество зловонных частиц. Это был запах страха. Брайс вдохнула его полной грудью.

Это можно было назвать комнатой отдыха. По сути, это было дополнительное складское помещение, где стояла пустая тара, со дня на день вновь пойдущая в оборот, швабра, ведро, веник и прочий уборочный инвентарь, которым подтирали то, что проливалось на пол гастронома "24/7", и забытый ящик кондитерских изделий "Хостесс" – таких же свежих, как в день доставки – четыре года и три месяца назад. Так что, по сути, это было дополнительное складское помещение, но мистер Башир поместил туда стул, радио, пару маленьких шкафчиков и назвал это комнатой отдыха для персонала, – ни один менеджер "24/7" не был способен сделать такое во благо гнувших на него спину служащих.

Мистер Башир открыл один из этих шкафчиков – шкафчик Париса – и стоял, пока Маркус и Джей в нем копались. Солнечные очки, пара носков, дезодорант, зубная щетка...

Либо, решил Маркус, этот Парис переодевался здесь, либо он надеется стать единственным в Америке продавцом ночного универсама, к которому девушки приходят в подсобку. Нашлось еще какое-то барахло, но пленки не было. Записей позднего Яна Джермана не было.