Картер Браун - Бичеватель Страница 17

— Удивительно, — вздохнул он. — И еще в ре миноре.

Было ясно, что он больше ничего не скажет, и тогда мне пришлось капитулировать.

Когда я вышел в приемную, темные очки с надеждой обратились ко мне. Пальцы девушки отстукали возбужденный ритм на крышке стола, и в конце концов она не выдержала.

— Как там Джордж? — Голос Полины звучал чересчур невозмутимо.

— Размышляет, — сказал я. — О музыке.

— Так я и думала. — Голова девушки поникла. — Полагаю, мои шансы на исполнительное вице-президентство испарились. — Она храбро улыбнулась. — Следовало предвидеть, что он не поймет.

— Детка! Джордж — не единственный, — сочувственно заметил я.

Полина пожала плечами:

— Не важно. Вероятно, ничего бы и так не получилось.

Глава 7

Я равнодушно сжевал завтрак и вернулся в свой маленький символ Беверли-Хиллз, свидетельствующий о должном статусе. Одно мне не нравится — дом функционирует автоматически, словно мое присутствие здесь не обязательно. Трава свежескошена, кусты обрезаны, бассейн искрится легким оттенком голубого, безмятежно уверенный, что его кислотно-щелочной баланс находится в терпимых пределах. Беда в том, горько подумал я, заходя в семьдесят градусов кондиционированного воздуха, что дом отказывается признать — без моих денежных вливаний он быстро превратится в развалину.

Телефон зазвонил в четверть четвертого. Я тут же узнал голос Линдермана, но дождался, пока он вежливо представится.

— Я только что закончил разговор с сыном, мистер Холман. С самого начала он пребывал в состоянии сильного беспокойства и выдвинул мне весьма необычные обвинения. Что я хочу его смерти, например, и поэтому прибегнул к вашим услугам, чтобы… подставить его… за убийство фотографа. Ему ясно, что настоящий убийца — вы, по моему наущению. Кроме того, я нашел его объяснение моей ненависти к нему довольно очаровательным! Меня якобы обуревает любовь к мисс Фалез, используя его любимую фразу — безумно ревнивого, глупого, похотливого старого козла! Он якобы мой архисоперник, и я знаю, что не могу чувствовать себя в безопасности, пока он жив; ведь ему стоит только двинуть мизинцем, как она прибежит к нему в любое время, в любое место. Майкл твердо уверен: я желаю его смерти и ни перед чем не остановлюсь в своих усилиях…

— Майкл вам угрожал, мистер Линдерман?

— Много раз. — Прошло несколько секунд, прежде чем он продолжил дальше. — Скажу прямо, мистер Холман. Мне кажется, сын быстро приближается к тому душевному состоянию, когда вполне может быть признан умалишенным. И я только что хладнокровно, преднамеренно подтолкнул его еще дальше по этой дорожке. Совесть требует от меня остановиться. А лучше схватить его и упрятать в какой-нибудь частный санаторий: там будет видно, чем ему помогут лучшие психиатры. Знаю, путь совершенно незаконный, но с моим влиянием цель вполне достижима. Что вы думаете на этот счет, мистер Холман?

— Думаю, вам хочется поскорее выяснить, является ли убийцей ваш сын, — прямо сказал я. — Но полагаю, ваш единственный шанс состоит в том, чтобы предоставить событиям идти своим чередом. Если он убийца, то, судя по вашим словам, любой суд признает его невменяемым. Если нет, знание этого факта, конечно, будет значить для вас многое. Позднее останется еще много времени для частного санатория.

— Так и быть, мистер Холман. — Его голос понизился почти до шепота. — Ничего не стану предпринимать, пока не узнаю от вас каких-то новостей.

Линдерман повесил трубку, я поставил телефон на место, затем какое-то время стоял и слушал вопли собственного мозга. Существует один быстрый способ успокоить мои корчащиеся нервные окончания, и я почти бегом направился к бару. После полпорции очень крепкого бурбона мой мозг слегка успокоился и очень неохотно опять начал думать. Я проглотил остальную часть стакана, достал отобранный вчера у Монахана пистолет, вытряхнул из него патроны, уложил их в аккуратный газетный гробик и похоронил на дне мусорного ведра. Незаряженный пистолет я оставил на крышке бара: теперь он был безопасен.

Оставалось только ждать. Медленно тянулись минуты, все шестьдесят секунд одна за другой, в пепельнице росла гора окурков. Прошел почти час, как вдруг раздался звонок в дверь. Я распахнул ее, готовый встретить склонного к убийству Майкла Линдермана, но на крыльце стоял Тео Олтмен.

— Спасибо. — Без колебаний он прошел мимо меня в холл.

Я догнал этого человека, облаченного в чудо портновского искусства, уже в гостиной. Сегодня на Тео был двубортный темно-синий спортивный пиджак с медными пуговицами, легкие серые саржевые брюки, оранжевая шелковая рубашка и пестрый шейный платок, искусно завязанный на горле. Я все еще не мог решить для себя, кто он — пижон или просто дальтоник.

— Удивлен, что застал вас дома, Холман, — бодро сказал режиссер. — Думал, вы перебрались на постоянное место жительства в дом Флер.

— Вы не вовремя, Олтмен, — откровенно признался я.

— Ерунда! Задушевная беседа всегда вовремя. — Он с неподходящей к случаю демонстративностью уселся в кресло. — Перейдем к делу?

От него не избавиться, вяло подумал я, разве только поджечь дом. Все мои добрые намерения пошли насмарку; выслушивать Олтмена без алкогольного подкрепления — невозможно. Я устремился к бару и щедро плеснул бурбона.

— Сегодня я не пью, — сказал Олтмен. — Но вы можете.

— Куча благодарностей! — Я обернулся к нему, опираясь локтем на крышку бара. — Что тебе надо, Тео?

— Я восхищен: мы перешли на «ты»… Рик! Особенно после вчерашнего, когда из-за тебя я чуть не потерял самообладания. Ты ведь немного меня провоцировал, знаешь?

— С удовольствием поболтал бы с тобой, Тео, — проскрипел я, — только некогда. Хочешь что-то сказать, говори скорее!

— Великолепная сцена для фильма, — сказал он, откинувшись на кресле. — В этой позе, опираясь локтем на бар, ты выглядишь настоящим хозяином положения! Драматический эффект усиливает пистолет — только что небрежно брошенный на крышку бара, но все еще в пределах досягаемости.

— По-моему, у тебя крыша поехала, — вполне искренне констатировал я.

— Мне стоит великого труда просить о чем-нибудь, — медленно проговорил Олтмен. — Но я тысячу раз спрашивал себя: зачем? — и все еще ни на йоту не приблизился к ответу. Думал, ты объяснишь.

— «Зачем» — что?

Полуприкрытые глаза, казалось, еще глубже спрятались за крючковатый нос.

— Ладно… Рик! Если хочешь, я объясню. Зачем этот заговор против меня? С какой целью? Кто-то сводит старые счеты? Например, Джордж Блум? Хотите просто припугнуть и унизить меня? Или за Блумом стоит гораздо более зловещая причина?

— Не понимаю, о чем идет речь, — буркнул я.

— Кто бы ни стоял за ним, он потратил много денег. — Олтмен словно разговаривал сам с собой. — Одни твои услуги чего стоят.

— Последний раз повторяю, — проскрипел я, — не знаю, о чем ты лопочешь. Если против тебя существует заговор, в чем я серьезно сомневаюсь, я в нем не участвую. Теперь, пожалуйста, уходи! Сам уйдешь или тебя выкинуть?

Рот Олтмена вытянулся в упрямую тонкую линию.

— Не сдвинусь с места, пока не скажешь всей правды. Понадобится — останусь и на всю ночь.

— О’кей, — пожал я плечами, — сам напросился!

— Без насилия, предупреждаю, Холман! — Правая рука режиссера несколько секунд отчаянно шарила в кармане пиджака и, наконец, появилась оттуда с пистолетом. — Как видишь, я вооружен. — Глаза Олтмена победно блестели. — Угрозы бесполезны. Я не побоюсь применить этот пистолет для самообороны.

— Тогда убери его, — пробурчал я. — Не хочу случайно получить пулю от недотепы вроде тебя, Тео.

— Очень хорошо. — Олтмен с унизительной готовностью спрятал пистолет. — Естественно, я предпочитаю обсудить проблему цивилизованным путем.

Все происходящее теперь могло показаться шуткой, если бы не его вчерашнее поведение: перед уходом казался почти невменяемым. Если обращаться с ним неосторожно, легко повторится то же самое, а мне не хотелось думать о возможных комбинациях обезумевшего Олтмена с пистолетом в кармане…

— Прекрасно, давай цивилизованным, — непринужденно согласился я. — Какие у тебя доказательства, что существует заговор, Тео?.

— Два дня назад мне позвонила Арлен Доннер и рассказала о несчастье с Флер, передала, что та спрашивала обо мне. Когда же я приехал, Арлен все категорически отрицала, а сиделка не пустила меня к Флер. Только я собрался вытряхнуть из Арлен правду, как по странному совпадению приехал ты. Выяснилось, что тебя нанял Джордж Блум. Зачем, Рик? Почему тот факт, что я владею правами на кинобиографию Флер, приобретает такое зловещее значение? — Полуприкрытые веки опустились еще ниже. — Меня бы обвинили в том, что я желаю ее смерти? Обличили как потенциального убийцу? Так бы и вышло, приди я на эту встречу?