Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка» Страница 17

— Имеет! Старичок, у которого я в Москве скупал картины, два года тому назад крякнул[11]. Его сын живет в Кустанае. Перед смертью он мне передал его адрес.

Василий встрепенулся и зло спросил:

— Тогда откуда у тебя Айвазовский? Хочешь сказать, она у тебя два года отдыхает?

— Именно так. Уже два года я ее не могу сбагрить. Если бы не это обстоятельство, я за нее взял бы не сто, а пятьсот.

Василий опять вспылил:

— Хорош гнать гусей, мужик. В этой нищей стране пятьсот штук тебе до смерти не соберут.

— Как сказать, — улыбнулся Баха. — Здесь одни лапу сосут, а другие имеют миллиарды зелени. Да вы это и сами хорошо знаете.

Константин улыбнулся:

— Ты прав, Баха. Но все же, прежде чем слетаем в Кустанай, расскажи нам про этого старичка.

КРЕМЛЕВСКИЙ БАНЩИК

Москва встретила бывшего приказчика Павла Космакова отпугивающим шумом Казанского вокзала и кряканьем воронья, помнящего Ивана Грозного и боярыню Морозову.

На привокзальной площади их уже ожидала сверкающая лаком черная машина и люди, в не менее отпугивающих, чем шум вокзала, мундирах.

— Через двадцать минут будем дома, — обрадовано сказал Ян Войтович, и добавил: — Придется мне с твоим приездом Яшку Калмыка на бойню отправить… Черт с ним, уже успел зажраться.

Несмотря на то, что Космаков был всецело поглощен проносящимися мимо окон машины красотами, он все же спросил:

— Если не секрет, Ян Янович, кто такой Яшка Калмык?

Сидящие в машине разоржались.

— Личность Яшки глубоко засекречена, — сказал Войтович загадочным голосом. — Но тебе секрет открою. Калмык — мой парикмахер и банщик заодно. Так что готовься сегодня принять у него хозяйство.

Банька оказалась шедевром изобретательности неведомого мастера. Дубовые панели источали свежий запах леса. Выложенный мозаичной плиткой круглый бассейн был наполнен ледяной водой. Шведская стенка, многочисленные гимнастические снаряды, неизвестного для Космакова назначения, вызывали у него немое восхищение.

Второе банное помещение было более привычным. Здесь на деревянных полках стояли знакомые шайки, в углу громоздилась груда березовых веников.

— Здесь, Пашка, фактически две баньки, — объяснил ему Войтович. — Первая — финская — называется сауна. Пар подается сухой, входить нужно не намыленным. Температура достигает ста градусов и выше. Вторая — русская. К этой ты привык у своих купцов.

Павлуша Космаков старался на славу. Его массаж, который остроумный Войтович назвал “реанимационным”, понравился всем, включая худощавого человека с остроконечной бородкой.

Этот человек его отпугивал и был для него непонятным. Разговаривая с ним, голые чекисты стояли навытяжку, говорили срывающимися петушиными голосами. Только Ян Войтович, который, как впоследствии узнал Космаков, отбывал с ним срок в Краковской тюрьме, называл его запросто Феликс и порой собственноручно хлестал березовым веником.

Поборов боязнь, Космаков решил показать этому человеку свое искусство, как говорится, во всей красе.

Худосочное, изможденное тело превращалось под его пальцами то в рыхлое тесто, которое он формировал по своему усмотрению, то в жесткую тараньку, которую он отбивал до изнеможения ребрами ладоней.

— Матка Боска, где ты откопал этого человека? — спросил Феликс Войтовича, тем самым четко определив будущее Пашки Космакова. — Как ты его, Ян, назвал, кажется, реаниматор?.. Я бы его назвал “зверь массажа”. Падаю к тебе, Ян, в долю, пусть будет и моим банщиком.

Все в Кремле было поставлено на широкую ногу. К приезду заслуженного чекиста, в зале, сверкающем зеркалами, на огромном, замысловатой конфигурации, столе громоздились серебряные блюда, наполненные первоклассной снедью. Обилием черной и красной икры, огромных севрюжин и окороков стол Космакова не удивил. Его взгляд, как околдованный, остановился на дивных, доселе невиданных плодах. Рифленные, с яркими, похожими на свеклу чубами, желтые, похожие на молодой месяц, круглые и волосатые, словно поросшие водорослями. Их происхождение порождало в его голове неразрешимую задачу.

Компания много пила и вскоре бывший приказчик среди этих важных людей уже был своим человеком.

— Ешь, Пашка, не робей, — обнял его Ян Войтович. — Ты полюбился железному Феликсу, а это значит, что у тебя большое будущее. Ешь бананы, ананасы, привыкай к нашей жизни. Иосиф Виссарионович распорядился, чтобы мы — революционеры, прошедшие сквозь тюрьмы царизма, — ни в чем себе не отказывали.

— А где сам Иосиф Виссарионович? — вежливо осведомился Павел.

— Уехал по делам в Питер. Он тоже баньку любит. Думаю, и он упадет на тебя в долю.

Пиршество продолжалось всю ночь. Неожиданно один из чекистов предложил проветриться, посмотреть утреннюю Москву.

Через десять минут три сверкающие черным лаком легковые машины с ревом выехали за кремлевские ворота.

Пьяный Войтович грубо бросил водителю:

— Эй ты, мудак, какого хрена тащимся, прибавь газу!

На скорости за 100 километров, они выехали на набережную. Одинокие пешеходы испуганно бросались в сторону от ревущих черных монстров.

— Прибавь газу, если не хочешь в Бутырку, — совсем озверел Войтович. — Машина не тачанка, гони!

Испуганный шофер до отказа вдавил акселератор. Неожиданно из темноты переулка на проезжей части появилось две фигуры. Шофер затормозил, но для спасения жизней этого оказалось недостаточно. Раздался мощный удар. В ярком свете фар Космаков успел разглядеть кокетливую шляпку, отделанную полоской меха, и широко раскрытые девичьи глаза.

— Выйдем! — грозно сказал Ян Войтович.

Все три машины остановились. Возле распростертого тела на коленях стоял молодой человек, тормошил девушку и громко рыдал.

— Что вы наделали, у нее сегодня был день рождения! Двадцать лет… Я, я этого так не оставлю. Какой у вас номер машины?

— Кремлевский, — зловещим голосом сказал Ян Войтович, расстегнул кобуру и вытащил наган.

Два выстрела слились воедино. Молодой человек повалился на окровавленный труп.

— Нам свидетели не нужны, — равнодушно сказал Войтович, обращаясь в пустоту. — По машинам, и в Кремль.

ОХ ЭТИ ДЕНЬГИ!…

Мечта поступить в медицинское училище опять осталась только мечтой. Лариса Бутулина смотрела на списки счастливчиков, сумевших благополучно сдать вступительные экзамены, но своей фамилии не находила.

О возвращении в родную деревню она даже не помышляла. Ехидные улыбки, сопутствующие ее возвращению в прошлом году, до сих пор стояли перед глазами.

Город был чужим и сегодня, как никогда, наполнился серыми красками, соответствующими ее настроению. Слезы без конца текли по щекам девушки, но делать было нечего, “необходимо искать выход из создавшегося положения”.

Лариса стряхнула оцепенение, вытерла слезы и решила купить газету, где размещались объявления о приеме на работу.

Таких газет в городе было несметное количество. Лариса остановила свой выбор на газете RIA, где подобных объявлений, с ее точки зрения, было больше всего.

Работа кондуктора и продавца в киоске ее не прельщала. Дворники, как и штукатуры, маляры в сознании девушки ассоциировались с чем-то низким, несовместимым с ее внешностью и запросами.

Лариса Бутулина действительно красива. Голубоглазая брюнетка с хорошей фигурой заставляла мужчин оглядываться. Комплименты сыпались отовсюду. Но, по сути, это были больше похотливые замечания, чем комплименты.

“А что, если рискнуть, и податься в индустрию развлечений, — подумала девушка. — Говорят, что в ночных клубах без особого труда зарабатывают за ночь по сто и более баксов”.

На телефонный звонок по объявлению ответил тот самый Эдик, который предлагал заработок до ста долларов и выше. События развивались как в волшебном сне.

Уже через два часа они с Эдиком встретились. Беглый взгляд мужчины мгновенно оценил достоинства девушки. Для убедительности Эдик показал Ларисе свой паспорт, где имелась городская прописка, и вручил аж три визитки — одну краше другой.

— Ты, дорогая, будешь звездой в моем шоу. Пройдешь двухмесячное обучение хорошим манерам, танцам и тебе не будет цены.

Его слова были бархатисты и сладки. В зеленом районе “Вишенка” Эдик мгновенно снял для Ларисы однокомнатную квартиру и чуть ли не насильно запихнул в сумочку двадцать долларов.

— К обучению приступим сегодня же вечером, — безапелляционно заявил он, и деликатно оставил девушку принимать душ.

Свежая, в приподнятом настроении Лариса сидела перед зеркалом и расчесывала мокрые смолянистые волосы. Неожиданно раздались пять коротких звонков — условный код Эдика.

“Договорились на десять вечера, а сейчас только три часа дня. Чего ему надо?” — мелькнула тревожная мысль.