Аль Странс - Завещание Страница 17

34

Такси подвезло их прямо к подъезду. Арье расплатился по счетчику, дав лишнюю копейку таксисту на чай и сказав «шалом», вышел из машины. Артур огляделся. Зеленый садик перед довольно старым четырехэтажным домом. Старая зеленая скамейка перед входом. По фасаду торчат наружу ящики компрессоров кондиционеров воздуха, почти в каждой квартире. Ветерок теплый, небо в облаках. Артур взял свою дорожную сумку и приготовился следовать за отцом. Тот стоял тихо чуть сбоку, с любовью наблюдая за сыном, пока тот осматривался. Они поднялись на этаж. Отворив входную дверь Артур сразу увидел Шая, сидящего в углу дивана и сразу, без предисловий, словно встретил старого друга, прошел в комнату и сел рядом.

Шай испугался первого движения незнакомца. Он съежился, а потом попытался встать и уйти в свою комнату.

― Шай, братик, здравствуй! Смотри, я привез тебе леп–топ, переносной компьютер. Держи.

Артур вытащил из сумки небольшой белый компьютер и подал Шаю. Тот остался сидеть не отвечая и не глядя на гостя.

― Здравствуй, Шай! Я твой брат Артур! – протянул он руку брату.

Прошла минута. Наконец, Шай медленно и недоверчиво глядя на незнакомца, подал ему руку. Рукопожатие вышло вялым, но Артур почувствовал легкую дрожь и тепло руки подростка и притянул его к себе.

― Зачем ты меня обнял?! – испуганно воскликнул Шай, высвобождаясь из порывистых объятий Артура.

― Зови меня Артур. Я твой старший брат. Я живу в Америке, в Нью Йорке, и приглашаю тебя в гости. Приедешь?

Шай упорно молчал и смотрел в пол. Подошла Номи.

― Я рада вас видеть, Артур, – черные глубокие глаза смотрели на него приветливо, – Арье много рассказывал о вас. А когда вы первый раз позвонили нам, счастливее него я в тот день не видела человека!

Она повернулась и Артур оценил её стройную тонкую фигуру с несколько крупным , быть может, для балерины, бюстом. В черных зачесанных назад волосах проблескивали ниточки седины.

― Располагайтесь. Сейчас будем завтракать. А спать вы сможете на диване в салоне.

― Не беспокойтесь, я снял заранее номер в гостинице в Хайфе.

― Ну почему ты не спросил, Артур? В Акко гораздо ближе к нам и дешевле.

Номи вышла в кухню и позвала Шая помогать ей. Арье заметил зачарованный взгляд сына на Номи.

― Красавица. Тебе бы найти такую. Добрая, трудолюбивая, преданная, особенно сыну и умная. Все достоинства в одном существе. Если бы не она, я навсегда бы погиб там.

Отец присел к столу и пригласил жестом Артура.

35

В выходные в середине марта собрались на даче Генриха Львовича. Поводом стал его день рожденья. Старый дом в Репино в последние годы был отреставрирован и превратился в хороший жилой дом, годный для зимы и лета. Территорию сада обнесли высоким забором, как стало теперь принято у богатых людей, дабы мелкая шваль не заглядывала и не искала, что плохо лежит. К тому же была установлена сигнальная система и камеры слежения, которые обслуживала частная фирма.

Анна Львовна с мужем Григорием Павловичем приехала раньше, чтобы насладиться покоем и тишиной леса. Её рабочий мобильный телефон был известен только коллегам, двум врачам её отделения. Необходимость в отпуске стала критической. Напряжение этих последних месяцев жизни после трагедии с отцом и последовавшим следствием и нервами и страхами сопровождавшими процесс, вызвали у неё упадок всех душевных и физических сил. На обед пригласили ставшего другом семьи Юрия Ивановича Карпа с супругой.

Погода стояла тихая, прохладная, но не морозная.

Стол накрыли в гостиной. Приехал и сын Генриха Львовича, журналист московской газеты, Анатолий Генрихович, симпатичный, невысокий, расположенный к полноте молодой человек лет двадцати пяти.

Яства были заказаны заранее в ресторане и доставлены на дом, на петербургскую квартиру и привезены самим Генрихом Львовичем на дачу, так что полной Марии Григорьевне не надо было стоять на кухне, а только всё разогреть и накрыть стол. После обычных пожеланий и славословий потекла обычная светская беседа, избегающая только одного пункта, именно того, о котором все думали почти денно и нощно, о произошедших драматических событиях, изменивших внутренне их жизнь. Да, пожалуй, и внешне, ведь прокатившаяся гроза, отложила отпечаток на лица и облики всех участников. Однако невозможно было совсем уже обойти молчанием больной вопрос.

― Меня всё-таки ужасно нервирует нынешнее положение! – с досадой вступила Мария Григорьевна, – вы хоть молчите все, но я знаю, что думаете постоянно о том, о чем и я.

― Здесь несколько душно, пройдемте лучше в сад, господа, – неожиданно предложил Юрий Иванович, и, поднявшись, многозначительно посмотрел на Генриха Львовича .

– Да, теперь совсем не холодно и стол и скамейки очищены, так что приятнее будет в саду, – он поднялся за Юрием Ивановичем и первым вышел за ним из дома.

― Вы подозреваете прослушку у меня здесь, на даче?

― Всё может быть, в городе вас точно прослушивают. А здесь, не знаю, надо проверить, но лучше всегда быть начеку.

Все расселись за новым деревянным столом в саду, где уже появились первые побеги молодых листочков на деревьях вокруг. Стол находился метрах в десяти от дома.

― Позвольте, уважаемые дамы и господа, рассказать вам одну реальную историю, которой я был свидетелем ещё в самом начале моей профессиональной деятельности,– произнес Юрий Иванович,– Начало истории произошло в небольшом городке К. близ Ленинграда. В одной семье инженера крупного предприятия, впрочем, это не важно, хотя, пожалуй, очень даже важно, поскольку инженер этот хорошо зарабатывал и мог себе позволить немного больше, чем все остальные вокруг. Так вот, жена оставила его с малолетним сыном на руках. Он как будто смирился с судьбою и продолжал работать и растить сына сам. У сына ещё в ранние годы обнаружилась падучая, то есть эпилепсия, и он состоял на учете и лечился одно время. Но приступы прошли, или сделались очень редкими, так, что он мог вполне прилично существовать и учиться. Инженера со временем повысили и перевели в Ленинград, дали хорошую квартиру. В двадцать лет, сын, будучи уже в институте, влюбился в одну очень хорошенькую девушку, студентку из семьи эвенков, народов Восточной Сибири и Прибайкалья, и привел её в дом. Красота её была необычайная! Знаете, такое круглое, очень белое лицо с несколько раскосыми глазами, очаровательная белозубая улыбка и очень живые, игривые глаза. Отец не противился. Через несколько месяцев сыграли свадьбу. Отец настоял, что мол, как бы из приличий необходимо связь оформить официально. Сам же он с первого взгляда влюбился в ту студенточку и не мог ничего с собой поделать до того, что однажды взял её силой, когда сына не было. И с тех пор началась между ними тайная интимная связь...

― Боже мой, Юрий Иванович! К чему вы нам всё это рассказываете? – с отвращением воскликнула Мария Григорьевна, – Это противно слушать! Я и знать ничего такого не хочу!

― И напрасно, – отвечал ей рассказчик.

― Но зачем?! – не унималась Мария Григорьевна ,– зачем нам об этой мерзости знать!?

― Затем, что в этой истории, как и во всякой реальной жизненной ситуации, есть свой закономерный естественный финал.

― Что тут естественного? Грязь одна! – возмутилась Мария Григорьевна.

― И какой же финал у вашей истории? – поинтересовался её сын журналист Анатолий Генрихович.

― Скоро молодая женщина забеременела. Но неизвестно от кого! Такая ситуация ни одного из героев драмы не устраивала. Ни молодую женщину, ни её тестя. Молодой муж, покуда, ничего не знал, но вполне мог пожелать родить ребёнка.

― Ну, вы нас, право, совсем запугали, Юрий Иванович! Достоевщина какая–то, честное слово! – снова вставила своё слово Мария Григорьевна.

― Мария, не мешай. Самая кульминация надвигается, я чувствую,– оборвал её Григорий Павлович,– Ну-ну, Юрий Иванович, продолжайте.

― Больной эпилептик сын, будучи и без того болезненно подозрительным, именно на почве своего недуга, заметил неадекватное отношение отца к своей молодой жене. И стал наблюдать. А как стал наблюдать так скоро и открыл интригу. Однажды, вместо отъезда на учебу, он задержался потихоньку дома и застал отца со своею женою в самый интимный момент в спальне отца. Он зарезал отца прямо на теле своей жены длинным кухонным ножом. Молодая жена оказалась умнее мужа и предложила сразу позвонить в милицию и рассказать всё как есть, что, мол, старик её насиловал и заставлял молчать, запугивая, что всё расскажет в извращенном виде сыну, или вообще выгонит из его квартиры, где они проживали практически за счет отца. Она уже и позвонила, покуда её муж пребывал в шоковом состоянии, после содеянного, в состоянии аффекта. И это несомненно, что был у него аффект.

― Ох, уж дался вам этот аффект! Чуть что – сразу аффект, аффект, мол, убийца не виновен, а это у него аффект приключился, – в сердцах не удержалась от колкости в сторону частного детектива госпожа Фридланд.