Михаил Зайцев - Путь самурая Страница 18

– Почему бывший?.. – пробормотал Игорь и, соскочив с диванчика, затараторил страстно и сбивчиво: – Ирка! Я звонил тебе! Весь вечер! Всю ночь! Мы с Женей... это не то, о чем ты думаешь! Я все тебе объясню! Зусов обещал постоянно за нами следить! И обманул! Женя думала, в дверь стучится... черт его знает, кто! Я спал там, в спальне, она здесь, на диванчике с пистолетом... Черт! Я глупости говорю!

– Господа сумасшедшие! – вмешалась Евгения напористо, с подчеркнуто ироничной невозмутимостью. – Одну секунду внимания! Я вас оставлю ненадолго. Когда разберетесь в возникшем между вами недоразумении, пожалуйста, прежде чем броситься в объятия друг другу, позовите меня. Я заберу свою одежду и, так уж и быть, покараулю за дверью в коридоре, дам вам обоим возможность некоторое время свободно заниматься любовными утехами. А пока, предупреждаю – я не буду смущать вас, господа сумасшедшие влюбленные, своим голым видом, но я буду подслушивать и подглядывать через замочную скважину. Не из любопытства и не ради удовольствия. Работа такая – охранять тело Игоря Александровича... Между прочим, для справки – я равнодушна к мужчинам... Я лесбиянка.

Евгения грациозной походкой молодой серны подошла к дверце, соединяющей гостиные двух соседних номеров, щелкнул замок, и девушка исчезла.

Игорь глубоко вздохнул, резко выдохнул, встряхнул головой.

– Слава богу, Ирка, ты жива-здорова, а то я...

Распахнулась только что закрывшаяся за Евгенией дверца.

– Игорь! Иди сюда, – позвала Женя тревожным, дрогнувшим голосом. – Иди скорее! Посмотри.

Мгновение назад игриво чирикающий голосок изменился до неузнаваемости. Преобразилось лицо Евгении. Надменного выражения миндалевидных глазок как не бывало, ему на смену пришел суровый прищур, а гладкий лобик пересекла озабоченная морщинка.

– Что стряслось, Женя? – Игорь перешагнул низкий журнальный столик, озабоченно взглянул на жену, как бы убеждаясь, что с ней все нормально, увидел немой вопрос на лице любимой, обращенном в сторону Евгении, и трусцой побежал к дверце в соседний люкс.

– Смотри, Игорь. Видишь? Осколки на полу...

Гостиная соседнего номера зеркально повторяла конфигурацию и обстановку комнаты, порог которой перешагнул Игорь. Тот же стол и те же стулья под такой же, как за спиной, хрустальной люстрой. Такой же диванчик в углу, как и тот, с которого поднялся Игорь. Аналогичный тому, что перешагнул Михайлов, журнальный столик и очень похожий письменный стол у окна. А стекла соседнего окошка разлетелись по полу. Штора оказалась отдернутой, в стекле огромная дыра с острыми краями.

– В окошко метнули литровую банку. Ночью, когда мы с тобою выезжали на пожар. Мы вернулись, сразу зашли в твой номер, легли спать и...

– Жень! Я не понял – какую банку? В смысле, ты говоришь, в окошко бросили литровую банку, но я не вижу...

– Вон, посмотри. Вон, под столом посередине комнаты. Видишь? Расколотая надвое стандартная банка-литровка. Видишь, около ножки стола лежит пластмассовая крышка? Закрытую крышкой банку из-под соленых огурцов метнули в окно, она разбила стекло, упала на пол и раскололась пополам.

– Пустую банку кинули? Идиотизм!

– Нет, Игорь, вон, видишь, листок бумаги?

– Где?

– Да вон же...

На кончиках пальцев, словно балерина на пуантах, лавируя меж осколков битого стекла, Женя прошла в центр комнаты, присела на корточки, пистолетным стволом подцепила свернутый трубочкой мятый бумажный листок.

– Думаю, листок лежал в разбившейся банке, – Евгения осторожно взялась за краешек листка двумя пальцами, встряхнула его, развернула. – Тут всего одно слово. Выклеено из заглавных букв, предварительно вырезанных, кажется, из газеты....

– Что там написано? Прочитай!

– Одно слово «СЕГОДНЯ!» и цифры... Кажется, вырезанные из календаря за тысяча девятьсот девяносто девятый год.... Девятки перевернуты и приклеены как подпись....

– Покажи!

– Смотри.

Женя развернула лист серой «оберточной» грубой бумаги так, чтобы Игорь увидел выклеенные в ряд прямоугольники, белые с желтоватыми подтеками канцелярского клея по краям и с черными буквами посередине: «СЕГОДНЯ! 666».

– Я очень сильно подозреваю, Женя, что человек, написавший это послание, немного ошибся окнами... Мне кажется, он перепутал окна. Послание предназначалось мне, и, получив его, вернувшись под утро в гостиницу, я должен был, по замыслу отправителя, сразу же связаться с Зусовым, сообщить о письме... Женя, очень прошу, позвони... то есть свяжись с Иван Андреичем по рации, расскажи о находке, ладно? А я... Иришка! Родная. Давай по-быстрому выясним отношения, и, пока сюда едет Зусов, я быстренько расскажу тебе все, что со мной стряслось за минувшие сутки. Раз уж ты здесь, может, поможешь советом, моя хорошая? А? Ладно?..

10. Звонок

Игорь ходил-бродил по спальне. От закрытых дверей в гостиную до стены и обратно. Ирина лежала на кушетке. Поверх смятого одеяла. На боку, подложив подушку под мышку, Ирина перебирала ксерокопии милицейских бумаг из папки, переданной Самураю полковником Вычипало. Бумаги ворохом рассыпались по кушетке, сама папка валялась около прикроватной тумбочки. На тумбочке в стеклянной литровой банке (такой же, как и та, что швырнули в окно соседнего люкса минувшей ночью) вскоре должна была закипеть вода. Блестящая спираль кипятильника уже покрылась инеем малюсеньких пузырьков. Кипятильник, литровую банку, растворимый кофе и пару стаканов по просьбе Игоря добыла Евгения. Девушка расположилась на облюбованном угловом диванчике в гостиной. Проверила, насколько надежно заперто окно в спальне, задернула штору, заботливо включила ночничок на второй, свободной от кипятильника прикроватной тумбочке и удалилась в гостиную на диванчик. Вот уже скоро шесть часов, как Ирина с Игорем остались вдвоем в тесной, слабоосвещенной подслеповатым ночником спальне. Двое супругов, мягкий свет, надежная кушетка. Кипа милицейских протоколов, черный кофе, пепельница под колпаком ночника, переполненная окурками, хмурый мужчина, озабоченная женщина.

– Слушай, Ирка! Я же тебя даже не поцеловал, даже не чмокнул в щечку с тех пор, как...

– Да ладно тебе! Не до того. Плесни-ка лучше еще кофея.

– Надоело все! Все говорим и говорим о...

– Надоело говорить, молчи и думай про себя! И мне не мешай думать.

– Нет, молчать не смогу. Прости, но у меня словесный понос.

...Они обменивались мыслями вслух несколько часов кряду. Их беседу правомерно сравнить с игрой в теннис. Высказанную мужчиной мысль-версию отвергает-парирует женщина. Потеря подачи. Женщина подкидывает новую мыслишку, на ее довод следует контрдовод мужчины, и так сет за сетом. Ни одной результативной идеи, ни до приезда Зусова, ни после его отъезда.

Нужно отдать должное Ирине – как только ранним утром Евгения обнаружила следы диверсии в соседнем люксе, Ирина сразу же утратила былой ревнивый пыл, обуздала эмоции, сделалась удивительно понятливой и покладистой. За те жалкие минуты, что понадобились Жене на установку радиосвязи с Иваном Андреевичем Зусовым, супруги разрешили недоразумение. Игорь спешно оделся и попутно покаялся, прости, мол, придурка, забыл отзвониться по приезде, в голове каша. Ирина махнула рукой, дескать, ладно, проехали, и пока Зусов добирался до гостиницы, Михайлов успел в общих чертах пересказать ей события пятницы, поведал о пожаре в ночь с пятницы на субботу, нашептал ей на ушко то, о чем настучал товарищ полковник. О серийных убийствах двухгодичной давности. Приехал Зусов. С ним еще троица посвященных в истинный статус Самурая. Иван Андреевич в который раз удивил Игоря. Здорово удивил! На появление Иры Зусов практически никак не отреагировал. Ну, приехала баба к Самураю, и бог с ней, нехай живет. Иван Андреич равнодушно глянул на выклеенную из газетных букв записку, распорядился отдать ее «на экспертизу», удостоил вялым взглядом битое стекло, лениво крутанул диск «городского» телефона. Позвонил полковнику Вычипало, наябедничал про разбитое окошко, ни словом не обмолвившись о записке, «подписанной» тремя шестерками, и отозвал Игоря в сторонку.

– Видал, какой храм я построил? А?

– Видел, но...

– Без всяких «но», Самурай! Вечером отстоишь во храме праздничную службу рядышком со мною и с остальной городской знатью. Отказы не принимаются!

– Решили меня, как московскую диковинку, показать отцам города? Вчера в ресторане я демонстрировал себя торговцам с рынка, сегодня...

– Сегодня познакомлю с мэром.

– Но, Иван Андреич, цифры «666», как подпись под словом «СЕГОДНЯ«, наталкивают на мысль о сатанистах. Три шестерки – число Зверя, знак Сатаны. А вдруг это угроза, предупреждение, и во время церковного праздника случится нечто ужасное?

– Кому предупреждение?

– Я не знаю, мне кажется...

– Когда кажется, крестятся! – Зусов сладко зевнул. – Думай, Самурай. – Губы Зусова скривились в садистской, дразнящей улыбочке.