Александр Андрюхин - Семя титана Страница 18

— А на самом деле?

— А на самом деле ему за её спиной жилось очень прекрасно и сытно. Римма хорошо зарабатывает, она прекрасная хозяйка, честная — если даст слово, то будет держать его до конца. Вот её мерзавец этим и пользовался.

Глаза допрашиваемого зло блеснули, но тут же снова уныло угасли. Он сокрушенно вздохнул и пояснил:

— Мы думали, все! Нашим страданиям пришел конец. Сын её женился, дочка весной закончила школу. В этом году она поступит в институт и переберется в общежитие. Сама, между прочим, изъявила желание жить в общежитии, чтобы не видеть ублюдка папеньку. А папенька всем нам заявляет, что никакой суд без его согласия не посмеет их развести. Тем более что он болен.

— Болен, вы сказали?

— Да. У него злокачественная опухоль. Как назло! Два года назад я снял квартиру и мы наконец сошлись. Но не прожили и двух недель, как выяснилось, что у мужа рак печени. Ну она, как женщина долга, вернулась домой ухаживать за ним. А мне ничего не оставалось, как с позором вернуться домой.

— И тогда вы решили расправиться с ним! — сочувственно произнес следователь.

Глаза допрашиваемого сверкнули обиженно.

— Что вы такое говорите! Я в жизни мухи не обидел.

— Почему же Римма Герасимовна думает, что убили вы? Ведь она вас знает. Вы с ней знакомы пятнадцать лет.

— Понимаете, — снова вспотел мужчина, — я иногда срывался. Ведь сами подумайте, какие нужно иметь нервы, чтобы восемь лет болтаться вот так и зависеть от какого-то ничтожества. Ведь он как мужчина — полнейший слизняк. Конечно, я грозил его убить. Но это просто слова. Эмоции, выплеснутые в состоянии аффекта.

— Может, вы в состоянии аффекта его и повесили?

— Ну что вы! Одно дело грозить, а другое осуществить на практике. Скажу вам как психолог психологу: обычно кто способен на второе, предпочитает действовать, а не прибегать к угрозам.

С этим Анатолий Семенович был согласен на сто процентов, однако сдвинул брови и строго спросил:

— Где вы были тринадцатого июля с половины восьмого утра до половины девятого?

— Дома был. Ровно в половине восьмого я ещё лежал в собственной постели. Это может подтвердить моя жена. Она была со мной в той же постели.

Левая бровь полковника удивленно приподнялась.

— Та самая жена, с которой вы развелись восемь лет назад? — уточнил он, вглядываясь в собеседника.

— Она самая, — развел руками Евгений Зиновьевич. — Понимаю, что не очень благородно любить одну, а спать с другой. Но что делать? Так сложились обстоятельства.

— Да? — задумался следователь. — А ваша Римма Герасимовна тоже спала с мужем в одной постели?

Евгений Зиновьевич нахмурился. Ироничный тон следователя пришелся ему не по нраву.

— Она — нет! — ответил он, спрятав глаза. — Это я гарантирую. Она женщина слова. Если она обещала быть мне верной, значит, так оно и было.

— Но, насколько мне известно, она устраивала какие-то скандалы у него на работе по поводу молодых поэтесс.

— Нет! — покачал головой Евгений Зиновьевич. — Это не сцена ревности. Тут совсем другие дела. Тут посерьезнее, чем ревность.

— Какие дела? — насторожился Батурин.

— А вот про это спрашивайте у Риммы Герасимовны, — сверкнул глазами мужчина. — Я об этом говорить не имею права…

8

На другой день звонил Воронович. Юлька трижды поднимала трубку и трижды сурово отвечала, что посторонние девицы тут не проживают. На четвертом звонке она заткнула уши и посоветовала подруге разбираться самой. Ингино сердце тут же отбыло в желудок.

— Да, — пролепетала гел умирающим лебедем.

— Прости меня, я мерзавец, — услышала она до боли родной голос с астматическим придыханием. — Я самый что ни на есть последний подлец. Сейчас я подъеду и давай поговорим серьезно…

Трубка в руке как-то непроизвольно затряслась, и девушка, ничего не ответив, водворила её на место.

— Юлька, он едет! — прошептала она с ужасом.

Хозяйка вытаращила глаза и шепотом произнесла:

— Но откуда он знает мой адрес? Впрочем, если он разнюхал мой телефон, то адрес узнать элементарно. Главное, спокойствие! Дай сообразить. Хотя чего соображать? Линять надо! Где мой бинокль?

Энергичность, с которой Юлька бросилась переодеваться, захватила и подругу. Умирающая утерла рукавом щеки и решительно скинула халат. Три минуты спустя они уже бежали под недоуменными взглядами соседей к девятиэтажному дому напротив. Там, в чужом подъезде на четвертом этаже, беглянки долго давились от смеха, настраивая театральный бинокль.

Непрошеный гость не заставил себя долго ждать. Вскоре его «москвич» вырулил из-за угла и остановился у подъезда. Девушки пригнули головы и притихли.

Литератор степенно вперся в подъезд и не появлялся так долго, что Юля стала опасаться за звонок. Он в последнее время начал так часто перегорать! А вдруг начнет пинать дверь? Она держится всего на одной петле. Однако волнения были напрасны. Через четверть часа Воронович, мрачнее смерти, выполз под козырек подъезда. Глаза Инги повлажнели, а Юлькины сверкнули издевательским светом. Она коварно рассмеялась и припала к биноклю.

— А мужчина симпатичный и выглядит солидно, — произнесла она, затем вдруг добавила, как показалось Инге, ни к селу ни к городу: — Но это не он.

— Кто не он? — не поняла Инга, тронув её за рукав.

Юлька оторвалась от бинокля и, внимательно окинув взором подругу, без тени юмора произнесла:

— Это не твой мужчина.

— Откуда ты знаешь, какой мой, а какой не мой, — нахмурилась Инга.

— Я же видела твою руку, — с раздражением ответила Юлька и снова с заговорщическим видом приложилась к биноклю. — Этот не твой судьбоносный мужчина. Этот случайный. Хотя, возможно, он один из трех, которые указаны на твоей ладони.

Столь странные речи не могли не изумить Ингу. Удивительно было не то, что говорила Юлька (нечто подобное она несла всегда), а то, как она это выдавала — без тени иронии, самым что ни на есть серьезным голосом.

— Юлька, ты сама-то понимаешь, чего лепишь?

— Разумеется! — произнесла подруга, не отрываясь от бинокля. Вообще-то кое-что демоническое проглядывается. Кстати, не обидишься, если я у тебя спрошу кое-что интимное?

— Спроси!

Юлька отняла от глаз бинокль и пристально посмотрела в глаза.

— Скажи, ты с ним предохранялась?

Глаза Инги сделались круглыми.

— У него все признаки СПИДа?

— Нет! Я имею в виду от залетов, — уточнила Юлька.

— Ах, в этом смысле? Нет. Мы не предохранялись. Я просто от него не залетаю.

— А когда-нибудь залетала?

— Нет! Никогда не залетала, — ответила Инга и задумалась. — А почему ты спрашиваешь?

— Просто так. Не бери в голову.

— Нет. Ты никогда не спрашиваешь просто так. Ты намекаешь на то, что я бездетная.

— Нет, не намекаю. А много у тебя было партнеров до Вороновича?

— Четверо, — нахмурилась Инга. — Первый был Лелик. По-моему, он даже не успел кончить. Успел только лишить меня невинности. И тут ворвался отец, за волосы вытащил меня из-под него и отпорол ремнем.

— Тяжелый случай! — вздохнула Юлька. — Ну а с остальными ты тоже не предохранялась?

Инга грустно покачала головой.

— Остальные были подонки. Три подонка на черном «вольво». Они просто меня изнасиловали на заднем сиденье. Я не залетела потому, что у меня был безопасный период. Ну а Воронович — он просто старый.

Юлькин взгляд сделался задумчивым. Она зыркнула глазами по груди подруги и снова приложилась к биноклю.

— Ну задымил, задымил, как паровоз, — пробормотала она.

— У тебя другое мнение, Юлька! — забеспокоилась Инга. — Ты хочешь сказать, что я бездетная? Да оторвись от этой дряни, наконец!

— Я этого не говорила, — подала голос Юлька, не поворачивая головы. Я тебе наоборот пообещала, что ты родишь ребенка. Но не от того, кого ты любишь.

— А я никого не люблю, — призналась Инга. — А Вороновича даже ненавижу.

И девушка, судорожно сглотнув, неожиданно вспомнила о чудаке с Чистопрудного бульвара. Почему-то именно сейчас ей захотелось рассказать о нем подруге. Ей захотелось рассказать про Ирландию, про сны, про скалистую бухту и про маленькую родинку на животе.

В ту же минуту Инга принялась излагать свою ирландскую эпопею с наивностью Марии Магдалины. А бывшая жрица вместо того, чтобы пощупать подруге лоб и напомнить, что для исповеди существуют церкви, распахнула свои зеленые глазищи и забыла обо всем на свете.

Воронович вскоре уехал, но девушки продолжали шептаться на четвертом этаже чужого дома, и черт знает, сколько бы они там проторчали, если бы их не спугнул какой-то субъект с полосатым пузом и бульдогом на поводке. Подруги выпорхнули из девятиэтажки и помчались домой. Но и дома на кухне перед кипящим чайником Инга продолжала повествовать о своих сердечных делишках, а Юлька — завороженно слушать, качать головой и впадать в прострацию. А потом они долго не замолкали в постели, крепко обнявшись и потушив настольную лампу, и когда наконец угомонились, Инге опять снилась таверна.