Георгий Ланской - Смерть в ритме танго Страница 19

– Может все-таки в больницу? – произнес он, подъехав к несчастному страдальцу.

– Не, – протянул паренек, – мне домой надо. Собака не кормленная, а предки на дежурстве, завтра только заявятся.

Прозвучало это как то двусмысленно. Эдуард подумал минутку, а потом решительно распахнул дверцу машины.

– Садись, домой отвезу. Голодный пес, это уже серьезно.

Парень недолго колебался и даже хотел было отказаться, но неловко наступил на ногу и болезненно скривился. А потом, махнув рукой, сел в джип.

– Где живешь-то? – спросил Соловьев.

– По Мичурина, в самом конце, – пояснил парень.

– Это что ж, частные дома? – спросил Эдуард.

– Ага.

Это было не совсем по пути, но мальчик был такой молоденький, такой смазливенький, что Эдуард почувствовал сладкое возбуждение. В конце концов, день все равно испорчен. Почему бы ни прокатиться? Эдуард рванул с места так, что парень невольно вцепился в сидение, а потом пристегнулся ремнем безопасности.

– Не боись, солдат ребенка не обидит, – усмехнулся Эдик. Паренек криво ухмыльнулся.

– Как зовут-то тебя? – поинтересовался Соловьев.

– Толик, – робко ответил паренек и умильно посмотрел на бизнесмена.

– Ну, показывай, Толик, куда ехать, – произнес Соловьев.

Руководимый пареньком, Эдуард уже примерно через тридцать минут подрулил к дому Толика. Оглядевшись вокруг, он улицезрел безрадостную картину. Толик жил в нищете. Покосившийся домик, принадлежащий ему, был ободранным и самым непритязательным из всех стоящих. Одна половинка ворот была распахнута, другая отсутствовала. Часть стекол была выбита и заколочена фанерой. Во дворе глухо лаял облезлый пес. Эдик обозрел окрестности. М-да, это не Рио де Жанейро!

Пес завилял хвостом. Тональность лая сменилась. Теперь это был уже полувопросительный, полупросительный визг. «Голодает животина», – по хозяйски подумал Эдуард.

– Сейчас, сейчас, – засуетился Толик, выползая из джипа. Неловко наступив на больную ногу, он ойкнул и покачнулся, схватившись за Соловьева, чтобы не упасть. Эдуард поддержал его, как бы ненароком проведя рукой по ягодицам. Толик смущенно улыбнулся.

– Вы не могли бы помочь мне войти?

Эдуард выразил согласие. Толик с трудом вошел во двор, где его с повизгиванием встретил пес, сидящий на цепи. Из принесенного с собой пакета Толик вывалил в собачью миску какие-то обрезки мяса, кости, куски хлеба. Пес жадно накинулся на еду, глотая все без разбора, зарываясь в чашку носом по самые уши.

– Ты один живешь? – спросил Соловьев.

– Нет, с бабушкой. Только она в больнице сейчас. А я вот в ресторане подрабатываю, официантом, – ответил Толик. – Помогите мне в дом войти.

Эдуард, ухмыльнувшись, вошел в дом, придерживая парня за плечи. Волна желания захлестнула его с головой. Едва они вошли в крохотную комнатку, как Соловьев с рычанием толкнул Толика на диван, одним рывком сдернул с того спортивные штаны, и ринулся в атаку. Толик слабо пискнул и попытался было сопротивляться, но Эдуард навалился на него своей тушей.

Эдуард провел в крохотном домике всю ночь. Толик поначалу всхлипывал, а потом вроде бы даже вошел во вкус и позволял делать с собой все, что угодно. Бесстрастное лицо Богдана растворилось где-то вдали.

Рано утром, когда Толик еще спал, Соловьев сунул под подушку несколько смятых зеленых купюр, оделся и поехал домой. В конце концов, мальчик это заработал. Может быть он когда-нибудь еще навестит его.

Жажда секса была утолена. Теперь все выходки Богдана не казались такими уж странными. Теперь все будет иначе…

Последняя бутылка была допита. Девушка, покачиваясь, пошла к дверям, мутно оглядывая окрестности. Ее колючий взгляд натолкнулся на плакат, на котором обнималась красивая пара. Слишком красивая, чтобы быть настоящей.

Ей было больно. Когда-то лицо, которое мило улыбалось на бумаге, принадлежало ей. Другое лицо было слишком дорого, чтобы позволить себе забыть его. Слишком дорого, чтобы позволить себе разделить его с кем-либо еще.

Она замышляла убийство. Не то чтобы сразу. Может быть, он еще передумает.

Шансы были невелики.

Она это понимала.

Девушка отправилась на кухню, вынула из ящика стола длинный нож и, спрятав его под одеждой, вышла на улицу, не удосужившись закрыть за собой дверь. Впрочем, красть там было нечего. Старый матрац на полу и несколько глянцевых журналов, да еще этот плакат на стене.

Если бы Богдан Тихомиров знал о визите дамы, в голове которой сквозь дымку алкоголя пульсировало всего одно желание – желание убить его, он очень бы удивился.

Но он этого не мог даже представить.

Игорь Чернов, разогнав свой джип до предельно допустимой скорости, мчался по пустынному шоссе. У него была причина торопиться, и причина весьма и весьма неприятная.

Вчера у него состоялся весьма странный разговор с Богданом, который словно с цепи сорвался. В его словах был резон, но выслушивать подобные вещи ему было не по нутру. Особенно после такого замечательного отдыха с его сестрой.

Мальчишка позволил себе лишнее. То, что он брат Милены еще не оправдывало его.

Игорю срочно позвонили и вызвали обратно прямо с пляжа. Поставщики задумали редкостную гадость, решив кинуть своих партнеров на хорошие деньги. Бизнес требовал срочного присутствия. Игорь вылетел сразу же, Милена осталась в Египте. По приезду в родной город, Игорь снял трубку зазвонившего телефона и услышал от брата своей любимой кучу гадостей. Это было слишком неприятно. И теперь, когда Игорь несся на своем джипе по пустынному шоссе, он думал о Богдане.

Богдану Тихомирову совершенно не было в этот момент дела до мыслей Игоря Чернова.

И совершенно напрасно.

Соседка Эдуарда Соловьева услышала леденящий душу крик примерно в половине второго ночи. Женщине не спалось. Ей предстояло приготовить серьезный доклад в аспирантуре. Она готовилась и поэтому еще не ложилась.

Крик оборвался странным звуком, похожим на выстрел. Потом была тишина. Тишина, от которой кровь замерзала.

Но крики раздавались в квартире соседа и раньше. Однажды она все-таки вызвала милицию, а потом, когда сосед откупился от ментов толстой пачкой «зеленых», кто-то регулярно стал поджигать ей дверь и резать автомобильные покрышки. Женщина предпочла не связываться, хотя крик напугал ее.

Если бы она поняла, что в квартире напротив только что убили человека, она перепугалась бы до смерти.

Но она готовила доклад. Через пять минут она забыла о крике.

У Кирилла Миронова была примета: если день начинался с подгоревшей яичницы, то хорошего ждать не приходилось. После вчерашнего распития водки в компании своих коллег милиционеров башка трещала, как орех, немилосердно прихлопнутый дверью. Туго соображая, он поднялся по будильнику, сходил в туалет, принял душ, побрился и отправился на кухню готовить завтрак. Жена была в ночной смене, соответственно, никто не встал с утра и не приготовил ему завтрак. Пока на сковороде жарились три яйца, Кирилл одевался и смотрел новости. В очередной раз передавали сводку из Чечни. Новости были интересными. Кирилл засмотрелся и опомнился только тогда, когда из кухни потянуло паленым. Яичница не просто подогрела. Снизу она покрылась угольно-черной коркой и премерзко воняла. Раздраженный Кирилл выбросил еду в мусорное ведро и, удовольствовавшись бутербродом, поехал на работу. Помимо яичницы, ему дважды наступили на ногу в автобусе, в ларьке не оказалось его любимых сигарет, да еще и какая-то собака облаяла прямо перед отделением. После такого точно ничего хорошего не приходилось ждать. В отделении начальник распекал местного Пикассо, который намалевал плакат на проходной. На шедевре художника, гласящей, что на входе нужно предъявить пропуск, была изображена схематичная фигура человеческого существа с кроваво-красным маникюром и симпатичным перстеньком, держащая в руках служебное удостоверение. С фотографии удостоверения на мир хмуро взирал мужчина в форме, анкетные данные тоже были мужскими. Самое поганое, что плакат провисел пару дней и никому в голову не пришло, что нормальным мужикам как-то не свойственно красить ногти красным лаком. А сегодня с утра проныры-журналисты, узнавшие об убийстве раньше милиции явились в отделение и подняли ментов на смех. Начальник, на секунду прервавший свое увлекательное занятие нелюбезно посмотрел на Кирилла и ткнул ему пальцем в направлении дежурки. Кирилл тяжело вздохнул и открыл двери, пытаясь предугадать, что его ждет сегодня и удастся ли ему отвертеться малой кровью.

Малой кровью отделаться не удалось. Первый же вызов оказался «мокрухой». В квартире одного известного в городе бизнесмена Эдуарда Соловьева был найден труп не менее известного манекенщика Богдана Тихомирова. В милиции Соловьева прекрасно знали за его пристрастия к молоденьким мальчикам. Однако попытки завести на него дело за растление малолетних терпели фиаско. Какими пружинами пользовался Соловьев, было неизвестно, но ни одно дело до суда не дошло. О Тихомирове никто ничего не знал, помимо красивого лица, частенько мелькавшего на экранах телевизора и рекламных плакатов. Ни приводов, ни нарушений. До омерзения законопослушная жизнь.