Антон Французов - Нешкольный дневник Страница 2

— Сиди тут, — сказал Никифоров. — Если что, позову.

И, выйдя из машины, направился прямо к новоприбывшим. Он подошел к невозмутимо упершемуся в него бычьим взглядом амбалу и проговорил:

— А, привезли телок? А че это они у тебя, эти чиксы, стало быть, какие-то потасканные, парень? Сами, что ль, на хор ставили всей кодлой — проверяли функцион-набельность?

— Э, козел… — целомудренно пискнула одна из девиц, вероятно обидевшись на грубое слово «функционабельность», но парень жестом велел ей замолчать. Никифоров понял, что его не признали и, видно, думают, что он из числа людей Колеса и принимает заказ. Охранник из «Затейницы» сказал:

— А ты че, новый у Колеса? Че-то я тебя раньше не видел.

— Новый, новый, — махнул рукой Никифоров. — Вчера только взяли, долго гонялись, кредитными карточками в хвост махали, миллионы предлагали.

— Ладно, гони лавэ и забирай телок, — отозвался здоровяк, совершенно проигнорировав потуги капитана на юмор. — Погоди… да ты не мусор ли? Тогда тебе тут ловить нечего!

— Помоги, — сказал Никифоров, — там девчонку расписать могут по полной программе. А туда, в «Карусель», кроме как вместе с твоими девчонками не пролезешь.

— Да пошел ты! — буркнул парень. — Че ты мне тут паришь? Новенький… Телка та, она ж не с нашего агентства. Да мне на нее…

И он сказал, что именно и как ему на нее.

— Нет, это ты новенький, — сказал Никифоров тихо, придвигаясь к верзиле.

— Э-э, ты че? — заревел тот и. выставил вперед здоровенную ручищу, но она хватанула только воздух, который, как из-псггао, имеет газообразную консистенцию, и потому зафиксировать его в кулаке довольно затруднительно. Никифоров же довольно легко уклонился от неуклюжего выпада охранника юсорт-агентста «Затейница» и, все так же не сходя с места, сначала нанес молниеносный удар прямо в солнечное сплетение, отчего верзилу неотвратимо скрутило спазмом боли, а потом опрокинул на асфальт двумя короткими мощными ударами левой руки. Затем распахнул дверцу <<бэхи>> и легко, словно это был маленький ребенок, а не внушительных размеров амбал швырнул незадачливого «затейника» на переднее сиденье рядом с водилой. Все это произошло настолько стремительно, что представительницы первой древнейшей профессии не успели и пикнуть.

— Э, че он творит!

— Мусор, что ли?

— Да нет, он из полиции нравов… Я его знаю, он в прошлый раз меня шмонал, а Лидка полы подметала в их отделе… у них уборщицы по разнарядке нету.

— Девчонки, за мной! — скомандовал Никифоров.

— А че, че такое? Мы ниче!

— Да ладно, решим, — махнул рукой капитан. — Представьте на несколько минут, что я вместо этого вашего сутера.

И он кивнул на горе-«затейника», корчившегося на переднем' сиденье машины.

После того как Никифоров нажал на кнопку электрического звонка у самого входа в комплекс, клацнул замок, огромная, окрашенная под золото дверь со встроенным в нее пуленепробиваемым тонированным бронестеклом (любит Колесо безопасность!) бесшумно отворилась — и появилась подозрительная рябая физиономия с топорными чертами.

На харе моргнули маленькие черные глаза и с сомнением уставились на капитана.

— Девчонок вызывали?.. — спросил Никифоров.

Тот окинул взглядом девушек из «Затейницы»:

— Ага.

На лице рябого появилось нечто вроде довольной улыбки, что приоткрыло целую таблицу Менделеева — начиная от подозрительного тусклого металла, сильно смахивавшего на нержавейку, и заканчивая золотыми коронками и двумя белоснежными фарфоровыми зубами.

— A-а, проходите, — проговорил он, и в его руке появилось несколько долларовых бумажек — А ты куда? — проговорил он, когда Никифоров пристроился вслед последней девчонке и решительно шагнул к дверному проему. — Вот тебе бабки, и вали обратно в тачку!

— Давай, — беззаботно произнес Никифоров и, приняв деньги, внезапно перехватил рябого за указательный и большой пальцы и завернул так, что тот заверещал, как поросенок при заклании, и, изогнувшись от боли, тотчас получил впечатляющий зубодробительный удар в челюсть…

Его развернуло на сто восемьдесят градусов, и Никифоров, не отпуская жалобно хрустящих пальцев рябого, дослал беднягу в отруб коротким, выверенным, молниеносным тычком в основание черепа. Тот ткнулся лбом в стену и медленно сполз вниз. Капитан проследил взглядом траекторию его падения и произнес, не меняя интонации:

— Звиняйте, дядьку. Работа такая. Ну что, пошли, девчонки!

— Где это ты так научился? — спросила одна из проституток.

— А я раньше в СОБРе работал, — сухо ответил капитан. — Пошли, что ли. Кружилин, со мной!

В просторном предбаннике сауны — конечном пункте их следования — они застали четверых парней и пузатого типа с красным лицом. Завернутый в простыню, как римский патриций в тогу, тип пил пиво и заедал раками. Впрочем, при появлении Никифорова он медленно поднялся и спросил:

— А тебе… что здесь надо?

— Где Ирка? — спросил Никифоров.

— Какая Ирка?

— Не крути, Колесо. Ирка, на которую маякнули, что она у тебя пять штук баксов взяла.

Колесо побагровел еще больше, хотя, казалось, окрас его кожных покровов не позволял сделать цвет еще интенсивнее.

— Ты, между прочим, в частное владение влез, капитан, — сказал он громко. — Так что как бы неприятностей у тебя не иышло. Нет тут никакой Ирки. Оставь девчонок и вали. Ты у меня и так уже вот где!..

И Колесников ясно обозначил где. Никифоров даже не посмотрел на него, а, отодвинув попавшегося на пути охранника Колеса, распахнул дверь в парную. Колесников с неожиданной для его тучного тела прытью подскочил к капитану и открыл было рот, чтобы выдать очередную ремарку, как Никифоров развернулся и с разворота залепил в красную рожу. Колесников закатился под стол не хуже, чем если бы он был настоящим колесом.

3

— Скверная история, — закончил майор Голубцов, — в парной оказалась эта самая Иринка. Валялась в кровище. Девчонку отделали по полной программе, и бог весть что с ней еще сталось бы, не подоспей Никифоров. Он, конечно, молодец. Ну кто будет так рисковать из-за какой-то проститутки, да? Вот, к сожалению, у нас многие так думают. А он думает иначе.

— Хотя в школе он особой душевной чуткостью не отличался, — хмыкнул Соловьев, — правда, уже двадцать лет прошло, как мы с ним школу-то кончили. Тебе, Антон, как человеку окололитературному может быть интересно — там у Никифорова была история почти романтическая…

В этот момент зазвонил мобильный телефон. Соловьев поднес трубку к уху и произнес:

— Да? Что? Еду, хорошо. Немедленно еду. Извините, господа, — церемонно произнес он, — меня вызывают по неотложному делу. Всего наилучшего.

— Вот уж золотце, — вслед ему проворчал майор Голубцов. — Но в одном он прав. У Никифорова в самом деле есть странности. По крайней мере, бывают. Вот взять то же дело с этой Ириной. Сам факт, что к Никифорову обратились за помощью сами проститутки… понимаете, да? И опять же, он мог не верить, а мог просто послать их подальше: мало ли что наболтают непутевые девицы, да? А он поехал. Пошел на риск. И спас девчонку. Она, правда, уже оклемалась — и опять на панель. Зато Колесо вроде больше не трогает ее. А капитан Никифоров… Он раньше в РУБОПе был, в группе быстрого реагирования. А потом ушел — и к нам. Вот так. Странный он, но дело свое знает. Понимаете? Вот лично я… скажу уж честно… не сунулся бы в эту «Карусель» без ордера, без оснований… без всего. А он — сунулся. Ну ладно, Антон Сергеич, бывайте. Всех благ.

4

После этого разговора прошло около двух недель.

Я сидел дома.

Осенние сумерки в пустой квартире почему-то всегда вызывали у меня предчувствие чьего-то незапланированного, нежданного визита. Как будто шел мимо моего дома человек, шуршали под ногами опавшие листья, а потом налетел, взвивая красно-желтые бурунчики листопада, пронизывающий осенний ветер — и остановился человек Осенние прогулки вообще располагают к неожиданным поступкам и ностальгическим встречам. И потому я не удивился, когда услышал резкий звонок в дверь, тотчас же повторившийся еще и еще. Первоначально я подумал, что так бесцеремонно может звонить только один человек, а именно гроза всех жильцов, свирепая глава местного ЖЭУ Марья Петровна, ежедневно проводящая обход квартир с целью застать кого-либо за предосудительным актом самогоноварения. Ко мне она не особо благоволила, так как род моей деятельности вызывал у нее, активистки сталинской закалки, как минимум раздражение. Фразы типа «Пишут всякое, паразиты» и «Цензуры на вас нет, прихвостни загнивающего империализма» повторялись с редкостной регулярностью и демонстрировали тонкое знание вопроса, потому как в молодости Марья Петровна была инструктором парткома какого-то там завода и по совместительству — редактором заводской ура-социалистической газетки с лозунгом «Догоним и перегоним!».