Андрей Демченко - «Скрипач» на крыше Страница 2

СКРИПКА И ВИНТОВКА

Какой образ возникает в нашем сознании при слове «скрипач»? Ну конечно — высокий худой мужчина с красивыми, изящными чертами лица, с гривой густых черных волос, с тонкими нервными пальцами. Его глаза — большие, темно-карие — должны гореть высоким пламенем святого искусства, а губы… Нет, искусанные до крови губы — это уже, извините, несколько пошловато.

Надо отметить, что Сергей Владимирович Зимин, хоть и был хорошим, даже очень хорошим скрипачом, в такой образ отнюдь не вписывался. С его внешностью ему бы скорее пристало быть этаким тенором-душкой из русского хора, с голосом лирическим, нежным, за версту отдающим ароматами кондитерской. Сергей, которому недавно исполнилось тридцать девять, был невысок ростом, лицом и телом довольно округл, волосы имел мягкие, светлые, и они с каждым годом редели. Глаза у Зимина были ясные, серо-голубые, а физиономия вообще — незамысловатая и часто улыбчивая. Улыбка у Сергея подкупала своей беззащитностью и детскостью; когда от его ласковых глазок по сторонам разбегались лучики-морщинки, а рот разъезжался по сторонам — как-то смущенно и совсем не демонстративно, людям становилось ясно: на злое дело такой человек не способен.

Сергей был одинок. Родители умерли, а с женой, эффектной брюнеткой Анной, он развелся еще пять лет назад. При советской власти в семье был достаток: Сергей, работавший в известном симфоническом оркестре, несколько раз в год выезжал на гастроли за границу. Поскольку к своей внешности Зимин относился безразлично (джинсы да пуловер, летом — майки), то за рубежом он делал покупки исключительно для Анны, а потом еще и для дочки Юлечки. Анна шиковала дорогими шубами, европейским золотом — не красноватым, как у нас, а желтым, изысканным… А потом, после известных событий в начале девяностых, оркестр развалился и оказалось, что в новой, «демократической» России хорошие скрипачи никому и на фиг не нужны, как, впрочем, и представители многих других прежде уважаемых профессий. Сергей «бомбил» на своей «девятке», которая, как назло, начала ломаться минимум раз в неделю, а на вырученные деньги кормил и одевал жену, дочку, огромного мастифа, приобретенного еще в лучшие времена, и — в последнюю очередь — себя. Кого только возить не приходилось — и пьяных, и обкуренных, и проституток… Один раз два пацана, севших сзади, видно, решили завладеть «девяткой»: внезапно тот, кто сидел за спиной Сергея, накинул ему на шею удавку. В ту минуту Зимин повел себя чисто по-мужски, круто, чего парни никак не могли ожидать от добродушного толстячка: он бросил «девятку» на встречную полосу и полетел вперед между разлетавшимися в разные стороны автомобилями. Пацаны, до смерти напуганные этими действиями русского камикадзе, удавку убрали, взмолились о пощаде — и, когда Зимин остановил машину, выскочили из нее как ошпаренные и понеслись по улице. Догонять Зимин не стал — ни к чему было, — да в общем-то вряд ли и догнал бы.

Испытания бедностью Анна не выдерживала: все чаще нервничала, становилась желчной, язвительной. Теперь ее шубы были уже не модными, а приходилось ходить в них: других не предвиделось. Она не могла позволить себе отдохнуть даже в Анталии, не говоря уже об Испании или тем более Мальдивах или Сейшелах. А тут еще, как назло, ее лучшая подруга Катя вышла замуж за нового русского и получила в качестве свадебного подарка новенькую «хонду». Этого Анна не перенесла… Диалог у них с Сергеем состоялся следующий.

— Вот что, муженек, — по совково-коммунальному уперевши руки в бока, заявила Анна, — бабок ты не зарабатываешь, семью содержать не можешь… Отваливай-ка ты на свою квартиру, да побыстрее… Не фига тебе в моей делать.

— Катины лавры покоя не дают? — не сдержался Сергей. — Ты думаешь, если меня выгонишь, сразу разбогатеешь, что ли? К тебе сразу десять новых русских посватаются? Или американский миллиардер?

— Собирай вещи, — ледяным тоном ответила Анна, — вот если устроишься на нормальную работу, станешь зарабатывать, короче, поднимешься, тогда я тебя, может быть, и приму назад. Может быть… А пока что ты для меня (эту фразу Сергей потом даже занес в записную книжку, так она была сильна) — просто толстое лысое НИЧТО!

— Этому не бывать! — У Сергея от злой обиды даже в глазах потемнело. — После того, что ты сейчас сделала, — если я и «поднимусь», то назад не вернусь уже никогда. Никогда, слышишь!?

— Ой-ой-ой… Какая сцена! Какой надрыв! — с ехидной улыбкой запела Анна. — Только не надо, не надо этого театра… Тоже мне, Паганини.

Сложная штука — человеческое восприятие. Если бы Сергея сравнил с великим Паганини, скажем, дирижер, то скрипач был бы на седьмом небе от счастья, а в данном случае… Сергей сделал то, о чем не раз вспоминал, морщась при этом: он банально схватил хрустальную вазу и хрестоматийно грохнул ее об пол. Эффект вышел любопытный, совсем не драматичный: ваза не разбилась, а, отскочив от толстого паласа, запрыгала по комнате, как жаба, под жуткий аккомпанемент, состоявший из безумного хохота Анны и лая мастифа.

С тех пор Сергей жил один, в однокомнатной квартире, доставшейся ему по наследству от родителей. Юля осталась с матерью; забрала Анна и мастифа, который через три месяца подох — может, от тоски по хозяину, может, от плохого питания. Чтобы заработать на жизнь, Зимин играл и в ресторане, пока его не выжил синтезатор, и на свадьбах… За вечер платили по-разному: когда сто долларов, а когда и сто рублей. Сергей не гнушался никакими суммами: ведь все равно по-другому зарабатывать деньги он не умел. «Бомбить» не хотелось, потому что машина уже была одной ногой… вернее, одним колесом на свалке. О женщинах Сергей временно позабыл: слишком сильна была травма, нанесенная бывшей супругой.

Как-то летом, за полтора года до описанных в самом начале повествования событий, Зимин получил уникальное предложение: играть на юбилее крупного бизнесмена. Юбиляр заказывал цыган, но их скрипач, Гриша, внезапно свалился с жуткой ангиной.

— Сыграй, брат, что тебе стоит, — попросил он Зимина, — у меня тридцать девять, все горло в пробках… Сыграй, заработаешь хорошо!

Поскольку сыграть «Очи черные» или песенку про шмеля из фильма «Жестокий романс» для Зимина было не сложнее, чем выпить кружечку пива, а заплатить пообещали двести долларов за вечер, Сергей сразу же согласился.

Банкет на роскошной вилле подходил к концу… Все уже было — и девка голая из торта выскакивала, и дрессировщица с пантерой выступала, и какой-то чудак на букву «м» с лоджии из пистолета по воронам палил. Гости, однако, разъезжаться вовсе не собирались; предложили переночевать и Зимину, чтобы на следующий день он продолжил, как выразился хозяин, «лабать для души».

Утром, после завтрака, компания решила развлечься стрельбой из пневматической винтовки — недавнего приобретения юбиляра. Оказалось, что винтовка стоит шестьсот долларов, она просто уникальная, немецкого производства, с оптическим прицелом, а начальная скорость пули аж четыреста метров в секунду, прямо как у «мелкашки».

— Со ста метров — хоть зайца, хоть лису навылет! — гордо заявил хозяин.

Вышли за ворота, в березовый лесок, повесили на дерево бумажную мишень… Зимин, стоявший неподалеку, довольно безразлично наблюдал за стрельбой: она его никогда особенно не интересовала. В детстве, когда по воскресеньям гулял с отцом в парке, он несколько раз стрелял в тире по бегущим уточкам, вот и все.

Стреляли гости, как понял даже Сергей, вполне безобразно: не то что в «яблочко», а частенько и в самую мишень не попадали. Какая-то девушка умудрилась не попасть даже в дерево, на котором висела мишень… Может, поэтому, а может, из-за тяжкого похмелья пыл гостей быстро угас. Скоро в лесу осталось лишь несколько людей: остальные вернулись за ворота.

— Кто еще не стрелял? Кажется, вы? — Пышная блондинка средних лет протянула Сергею «духовушку». — Хотите попробовать?

Пожав плечами и улыбнувшись, Зимин все же принял из рук женщины винтовку — и невольно удивился: до чего же приятно было его пальцам касаться полированного ложа красного дерева… Винтовка оказалась неожиданно тяжелой — Сергей поднял ее к плечу с некоторым усилием.

— Из «оптики» так не стреляют, — заметил стоявший рядом коренастый седой мужчина лет около шестидесяти пяти на вид, — надо с упора, а вы винтовку берете… — Он помолчал, ища сравнение, потом, улыбнувшись, воскликнул: — Как скрипку! Ну точно, как скрипку. Бережно, осторожно…

Сергей и сам не понял, почему от этой параллели — забавной, но весьма тонкой и точной — у него по коже прошел холодок… Щека мягко легла на приклад — в прицеле заплясала мишень.

— Говорю, с упора надо, — опять вмешался Седой, — вот хоть с колена… Ложиться-то сыро — роса… Смотрите, я вам покажу, как с колена целиться надо.

Поймав в перекрестье прицела черный круг — «яблочко», — Сергей нажал на спусковой крючок. Прицелился опять… Выстрел. Потом еще и еще.