Андрей Константинов - Выдумщик Страница 2

– Он будет жить, доктор? – подвинулся к подполковнику руоповец помоложе – худощавый, с копной черных кучерявых волос.

Лукашов, занятый предварительным осмотром, вопрос проигнорировал. Александр Евгеньевич пальцами открыл веки «Иванову» и, убедившись в том, что зрачки разные, пробормотал себе под нос:

– Внутричерепная гематома…

Лукашов выпрямился и сказал курсантам:

– Так, ребятки, давайте-ка его быстренько в рентген-кабинет… Значит, делаем рентген грудной клетки – посмотрим, спались у него легкие или нет, потом рентген черепа, рентген левой голени и потом лапороцентез… Все ясно?

Курсанты толкнули каталку с неподвижным телом «Иванова» к выходу из приемного покоя, а Лукашов, не обращая внимания на руоповцев, порывавшихся у него что-то спросить, подошел к аппарату внутренней телефонной связи и набрал номер ответственного дежурного:

– Алло, Василий Викторович, Лукашов докладывает… У нас клиент поступил, тяжелый, РУОП привез… Ах, звонили уже? Интересно… Предварительный диагноз: проникающее сквозное пулевое ранение левой половины грудной клетки в третьем-четвертом межреберье, ушиб головного мозга, закрытый перелом левой голени, ожоги второй-третьей степени – два-три процента, травматический шок, множественные ушибы. Это на первый взгляд… Состояние, крайне тяжелое, вы подойдете?.. Не знаю, какой-то Иванов… А кто звонил, если не секрет?.. Ах, даже так!.. Понятно…

Услышав от полковника Вараксина, что раненым, которого еще только втаскивали в приемный покой, уже интересовался начальник Академии генерал Шевченко, Лукашов несколько помрачнел… Стало быть, «Иванов» этот – из блатных. Генерал-то ведь, скорее всего, тоже не по своей инициативе интересовался – видимо, и ему позвонили… А значит – будут дергать, и если этот парень помрет, то вони будет много…

Александр Евгеньевич положил трубку и повернулся к руоповцам. Кучерявый шагнул к хирургу и спросил снова:

– Он выживет, доктор?

Лукашов неопределенно пожал плечами:

– Вы все сами слышали – состояние крайне тяжелое, какой-либо прогноз сейчас сделать сложно… Я не Господь Бог и даже не Ванга-прорицательница…

У старшего руоповца дернулась левая щека, он сглотнул с усилием и спросил тихо:

– Но хоть какая-то надежда есть?

Александр Евгеньевич вздохнул:

– Надежда всегда есть… Он что, из ваших?

Широкоплечий быстро взглянул на кучерявого и кивнул:

– Да, из наших… Он должен выжить, доктор, понимаете – должен…

Лукашов махнул рукой:

– Я все понимаю… Мы сделаем, что сможем… Мужики, вы бы шли домой… Водки выпейте… Помолитесь, если верите…

Кучерявый качнул головой:

– Мы тут подождем… Скажите, мы помочь чем-то можем?

– Можете, – кивнул хирург. – Если дергать нас не будете… Ну и хотелось бы, чтобы этого хлопца добивать в операционную не пришли… А то у нас тут, знаете ли, прецедент уже был…

– Не придут, – угрюмо сказал широкоплечий. – Работайте спокойно… Только, доктор, я очень вас прошу – когда что-то прояснится, вы пошлите кого-нибудь к нам… А мы тут посидим, подождем… Ладно?

– Договорились… Только это еще не скоро будет.

– Ничего, мы подождем, сколько нужно…

– Как знаете… – Лукашов кивнул руоповцам, ободряюще улыбнулся и быстрыми шагами вышел из приемного покоя.

Часть I

Комитетчик

И если ты смотришь в бездну, знай, что и бездна пристально смотрит в глубину твоей души…

Практически каждый рабочий день начинался для Аркадия Сергеевича Назарова одинаково: если его не дергали с утра в Управление на Литейный, то он добирался на своем уже порядком одряхлевшем «жигуленке» четвертой модели до Морского порта. Дело в том, что старший оперуполномоченный майор Назаров был сотрудником так называемого Водного отдела УФСК по Петербургу и области, а Морской порт, соответственно, являлся объектом оперативного обслуживания Аркадия Сергеевича[5]. А раз так, то само собой разумелось, что основное свое рабочее время майор Назаров и должен был проводить на «объекте».

Кабинет Аркадия Сергеевича находился в хорошо известном каждому работнику порта доме номер пять по Межевому каналу – там же, где располагалась Служба безопасности порта. Собственно говоря, у Назарова было несколько кабинетов в порту – для разных встреч и разговоров, однако «базовый офис», как он сам полушутя его называл, числился именно по Межевому, 5.

Приезжая с утра в порт, Аркадий Сергеевич, как правило, не шел сразу к себе в кабинет, а с полчасика прогуливался по территории, покуривая и настраиваясь на предстоящий рабочий день.

К своему объекту оперативного обслуживания Назаров относился двойственно – он и любил, и ненавидел порт одновременно.

Если бы Аркадия Сергеевича попросили охарактеризовать порт как человека, он бы сказал, что этот человек бесконечно интересен и бесконечно порочен, а еще – к нему лучше никогда не поворачиваться спиной… А вообще-то сам Назаров не стал бы ассоциировать порт с человеком – масштаб не тот. Аркадию Сергеевичу объект обслуживания представлялся, скорее, этаким государством в государстве – государством, отгороженным от рядового питерского обывателя плотной, хотя и невидимой подчас стеной… И было в этом «государстве» все, что положено – своя власть, свои законы и понятия, своя мораль, своя знать и свои смерды, своя экономика («черная» и «белая»), своя внутренняя и внешняя политика, а также силы для претворения обеих в жизнь… Даже воздух в порту был особенным, совсем не таким, как, скажем, в центре Петербурга или где-нибудь на Охте. Букет портовых запахов менялся каждый день, но две составляющие оставались неизменными – на гутуевском острове всегда пахло морем и деньгами. Большими деньгами… Так было всегда. Человек, попавший в это «государство» со стороны, либо переделывался портом «под себя» и становился его частичкой, либо безжалостно пережевывался и выплевывался – и хорошо если живым, потому что случались и другие исходы, которые констатировались замотанными дежурными следователями и сонными медиками как «несчастные случаи»…

Интересная закономерность: в годы великих потрясений и невзгод – и при царях-батюшках, и при генсеках, и при президентах – запах больших денег в порту резко усиливался… Не стали исключением и лихие девяностые годы…

Как-то раз, во время одной из своих утренних меланхолических прогулок, представился Аркадию Сергеевичу порт не «окном в Европу», а страшной «черной дырой», через которую высасывались на Запад, в чистую и сытую Европу, богатства России-матушки, верившей с одинаковым сонным энтузиазмом и царям, и вождям всех времен и народов, и инженерам перестройки, а также добрым заокеанским друзьям. А самого себя Назаров увидел в роли некоего смотрителя при этой дыре – кем-то вроде «ооновского наблюдателя» в зоне межнационального конфликта: вроде и полномочия какие-то есть, и уважение аборигенов, и даже их страх, а реально вмешиваться в процесс все равно нельзя, и заткнуть «дыру» невозможно…

Невозможно не из-за того, что сам Аркадий Сергеевич был плохим оперативником и не владел в достаточной мере обстановкой в порту, – нет, совсем не из-за этого… Просто в последние годы Назаров все хуже понимал глобальную стратегическую задачу «конторы»… Его ведь как учили в свое время – каждый офицер всего лишь винтик или небольшой блок огромной машины, и задача этого блока-винтика заключается в том, чтобы выполнять необходимый и достаточный объем работ, способствующий в конечном итоге нормальному функционированию всей машины в целом… А что сейчас? Машина постоянно разбирается и переделывается теми, кто в ней ничего не понимает: вместо бензина в бак льют солярку или вообще ничего не льют, водители постоянно меняются, и никто толком не может сказать, куда, собственно говоря, надо ехать… При этом еще прохожие-пешеходы выскакивают на проезжую часть дружными толпами исключительно с целью поплевать на тарантас, который когда-то был мощной машиной, а то и пнуть ногой его под шумок…

Веселые настали времена, а потому Назаров все ассоциации, наводящие на мысли о «черной дыре» в порту, старался держать при себе – в Управлении его могли просто «не понять». Вернее, понять-то, может быть, и поняли, но сразу бы поинтересовались: «Черная дыра – это понятно, а где конкретика, мил человек?» А вот с конкретикой у Аркадия Сергеевича дела обстояли, мягко говоря, не очень… Да и могло ли быть по-другому, если как-то так интересно получалось в последние годы, что крупные партии стратегического сырья, например, уходили из России хоть и за бесценок, но легально – со всеми положенными крутыми печатями и подписями больших государственных людей… И что толку в том, что какой-то майор Назаров полагает: мол, некоторые разрешения на ввоз и вывоз идут вразрез с государственными интересами России? Кто такой Назаров и кто те, у кого есть право подписи таких бумаг? Как говорится – почувствуйте разницу… А почувствовав, сядьте на задницу ровно и не гундите про коррупцию, не мешайте людям работать…