Дмитрий Агалаков - Ангел в петле Страница 2

Дмитрий Павлович усмехнулся:

— Не стоит.

— Прошу вас. Не то вы меня обидите. Просто…

«Пить с этим странным типом?» — думал Дмитрий Павлович. Он осторожно огляделся: к незнакомцу уже теряли интерес. Не слона же привели в кафе наконец! Так почему бы и не выпить с ним, ведь гремит же он стаканами со всяким сбродом в редакциях паршивых газетенок? Чем этот франт хуже его болтливых коллег?

На смуглом лице незнакомца расцвела доброжелательная, немного лукавая улыбка, брови вопросительно потянулись вверх: так, молчком, он повторял свой вопрос.

— Деньги есть — покупайте, — пожал плечами Дмитрий Павлович.

— Отлично, — отозвался тот. — Девушка, еще два раза по двести портвейна и… — он на секунду задумался, — и два бутерброда с сыром. С вашим великолепным пикодоном!

— Греческая трагедия на то и есть греческая трагедия, — в ожидании заказа допивая свой портвейн, сухо вступил в разговор Дмитрий Павлович, — что ход человеческой жизни необратим, как ни поступай. Вы должны это знать, коль заговорили на подобную тему… Или ваш вопрос отвлеченный?

— В точку! Мой вопрос — отвлеченный. Не хуже вашего я знаю о законе жанра. Никуда, мол, не денешься: рок, злая судьба. Пинок под зад уготован в самом начале. И, как ни вертись, все равно угодишь под каблук Творца… Я угадал?

— Угадали.

— Но мы-то с вами не древние греки. Вообще не греки… Или, простите?…

— Нет-нет, я не грек.

— Ну, вот видите. И можем хотя бы предположить, что они, эллины, сгущали краски? Дело не в самом факте возможности вернуться назад с багажом знаний. Почему, вы думаете, я заговорил о Ясоне? Потому что он — человек великих страстей и возможностей. Он — личность! А что в конечном итоге? Старик бомж сидит у развалин корабля, понимая, что обманут коварным миром и жестокосердными богами! Но кто, как не он, достоин попытки еще раз пройти свой путь?! — Незнакомец поймал взгляд Полины, с интересом наблюдавшей за ними, рассеянно улыбнулся ей. — А теперь представьте: полдень, море, корабль, осевший в песок. Старик. И вдруг за его спиной — тень. Не важно, кто из богов это может быть. Тень говорит ему: «Старик, хочешь прожить жизнь заново?». Тот в недоумении. А тень продолжает: «Вначале, чтобы ты поверил мне, я позволю тебе почувствовать себя молодым. Но перспективы наши велики!..»

Собеседник Дмитрия Павловича отхлебнул портвейна, задумался.

— Вот один мой знакомец, архитектор, говорит мне так, — продолжал он. — Я думал, что родился на свет для счастья. Любить, созидать, получать всевозможные удовольствия, — он обернулся и в упор посмотрел на Савинова, — а этот жестокий мир взял и обманул меня. Правда, неожиданность? — ха! Кстати, он тоже не грек. Россиянин! Первая жена оказалась алкоголичкой. — Принц с подозрением посмотрел на свой стакан. — Краснуху глотала только так. Он ее бросил. Вторая сбежала с любовником — его же другом. Таланта не оказалось. Дом, который он построил, не рухнул только по счастливой случайности. Но трещину дал. Его собираются обвязать стальным тросом, да только всё обещают. Насколько я знаю, жильцы этого дома до сих пор ищут фамилию главного устроителя своих несчастий. И даже один вполне интеллигентный человек, кандидат технических наук, готов пойти на мокрое дело. Сделать, как говорится, архитектору амбу. А к тому времени моему знакомцу уже перевалило за сорок. Штиль? Нет, хуже. Материальный недостаток, апатия. Последняя любовь и надежда взяла и ушла к более удачливому архитектору. Занялся бизнесом, так едва не лишился жизни. Из двухкомнатной квартиры переехал в однокомнатную. И еще тысяча всяких неприятных вещей, которые поджидают человека его лет на перепутье. Никакой цели. Теперь он работает ночным сторожем в той конторе, в которой когда-то сидел за планшетом и, если так можно выразиться, творил. Имеет секс два раза в неделю с уборщицей Раисой, которая старше его на семь лет, — в ее смену, на его диванчике дежурного. Вот он и говорит мне: все обман. Я представлял себе мир другим, а он оказался полным говном. Так что все это — трагедия? Рок? Свыше уготованная человеку пакость? Одно верно: жизнь-то одна, и она проходит. А кому, как не человеку средних лет, знать, как быстро улетучиваются дни, пробегают недели, месяцы, годы. Позади — бессмысленная жизнь, если, конечно, у тебя нет прописки на Олимпе. Череда никуда не годных поступков, как это часто бывает. Бессмысленное и однообразное свинство, неприкаянность. Впереди — жалкая старость, смерть. — Гость утвердительно покачал головой. — Вот и сидит мой знакомец на берегу и горюет о напрасно прожитой жизни. Да, и еще веревку намылить грозится. Правда, сил ему для этого, уверяю вас, не хватит. Так и будет тащить лямку. Или, если хотите, крест.

— Это верно, крест, — соглашаясь, рассеянно кивнул Дмитрий Павлович.

Он улыбался: вино сделало свое дело — то ли доброе, то ли злое. Кто его знает. В голове приятно шумело. Главное, было тепло и уютно.

— И вот я спрашиваю своего знакомца: что бы ты отдал за то, чтобы все в твоей жизни изменилось? Однокомнатная квартирка в микрорайоне, доставшаяся после размена, на котором настояли бандюки, превратилась в роскошный особняк? Каморка дежурного — в респектабельнейший офис, где ты — хозяин? Построенный дом, который грозит развалиться, в прекрасный дворец? Чтобы бесформенная Раиса обратилась в Дженифер Лопес? И главное, чтобы жизнь приносила тебе исключительно счастье. На что мой знакомец отвечает: «Все бы отдал». А я вот ему не верю.

— Почему? — спросил Дмитрий Павлович.

Незнакомец залпом выпил остатки портвейна, поморщился. Закусил бутербродом.

— Да потому что нет в его глазах той искры, чтобы я мог поверить ему. Лежать на диванчике дежурного похожим на холодный оладий, с мутным взором и говорить: «Все бы отдал». Презренная картина! Это должно звучать не так. «Все бы отдал!!!». Три восклицательных знака. И в глазах — огонь. А еще лучше по-другому… — Собеседник лукаво улыбнулся, встретился взглядом с Дмитрием Павловичем. — Внешне вроде бы ничего и не происходит. Серые однообразные дни, скептический взгляд. Но в сердце — огонь. «Все бы отдал!». Так даже сильнее. Искреннее. — Гость постучал костяшками пальцев по стойке. — Милая, еще двести граммов вашего чудесного напитка! А вам? Простите, как вас зовут?

— Дмитрий Павлович.

— А вам, Дмитрий Павлович?

— Мне тоже.

— Милая, четыреста! И еще два бутерброда.

— А как вас зовут? — спросил Савинов.

— Ну а как бы вы назвали меня?

— Когда вы только вошли, я подумал, что заморский принц пожаловал.

— «Заморский» можно опустить, а на второе определение я согласен. Будет даже приятно.

— Вы серьезно?

— Вполне, Дмитрий Павлович. А вот и наш «Дом Периньон» поспевает…

«Неужели напьюсь? — думал Савинов, глядя, как Полина, открыв новую бутылку, разливает для них портвейн. — Да, напьюсь. Черт с ней, с этой статьей, заголовком. С этим растреклятым меценатом и его художником, главными героями статьи. Провались они все пропадом… — Он взглянул на собеседника. — Что ж, Принц так Принц».

Полина подала стаканы, поставила перед ними блюдце с бутербродами.

— Милая девица, — кивнул на нее новоиспеченный аристократ, экзотический посетитель кафе. — Очень милая… Она вам нравится, Дмитрий Павлович?

Савинов пожал плечами.

— И все-таки? — не отставал собеседник.

— Может быть.

— Конечно, простовата. Но как прекрасна в своих вытертых добела джинсах, майке и этом фартучке, видавшем виды, — Принц точно был на вернисаже, разве что объект, им обсуждаемый, все время передвигался. — Крепкая и в то же время изящная. Почему бы вам не пригласить ее к себе домой?

Дмитрий Павлович поднял брови:

— С какой это стати? Вы же не знаете, вдруг у меня дома жена?

Принц с сомнением покачал головой:

— Думаю, у вас дома никакой жены нет. Сейчас нет. Мне почему-то так кажется…

Савинов хотел было обидеться, но вместо того вздохнул:

— Вы правы, сейчас у меня дома никакой жены нет. Ее нет последних лет этак… несколько.

— Вот видите. На вашем месте я бы обязательно попытался поближе познакомиться с этой девицей.

Савинов поднял на разговорчивого Принца глаза:

— А почему бы вам это не сделать на вашем месте?

Его собеседник усмехнулся.

— Вот вы какой, Дмитрий Павлович. Что и говорить, в вас чувствуется порох. Отвечу вам прямо: три прекрасные дамы, которые работают на меня, воплощают в жизнь все мои эротические фантазии. А я фантазер! Ну а потом, я бы никогда не перешел вам дорогу! Ведь мы немного подружились, не так ли? Действуйте, Дмитрий Павлович, действуйте!

Но Савинов отхлебнул портвейна и отрицательно покачал головой:

— Даже если она мне симпатична, это ничего не значит. Кстати, я вам не сказал. Мне скоро исполнится сорок три года. Я нищий журналист, к тому же не люблю свою профессию. У меня уже никогда не будет такой машины, как у вас. И такого дорогого костюма. И я вряд ли когда-нибудь буду пить «Дом Периньон» так, точно это — самый привычный для меня напиток. Увы. Что вам еще сказать? Когда-то я нравился женщинам, да и сейчас они обращают на меня внимание. Только эта девочка совсем не обязана идти со мной. Я думаю, у нее есть молодые приятели на машинах, которые отвезут ее поначалу в клуб, а потом — к себе.