Андрей Мансуров - Мертвячка из озера Страница 2

Интерьер составлял диван и два кресла, вполне в стиле прошлого века – с изогнутыми и резными ножками и спинками. Ткань обивки соответствовала обоям. Старинное бюро, располагавшееся в углу, впрочем, реставрации уж точно не подвергалось, и сиротливо чернело потускневшим деревом.

Вызывающе контрастируя с общим торжественно-старинным духом, напротив дивана висел огромный экран модернового телевизора, а в углах стояли колонки.

Кэролайн, повинуясь смутной догадке, подошла и постучала по стене костяшками пальцев. Сэр Генри, с полуулыбкой наблюдавший за действиями супруги, подтвердил её догадку:

– Совершенно верно, моя дорогая! Всё обшито свежими досками, и уже затем оклеено обоями! А старый почерневший резной дуб только придавал бы мрачности твоему будуару. Ну, ты же помнишь, как оно там, в коридоре?.. Посмотрим спальню?

Что бы ни подумала молодая женщина про столь странное обращение с достоянием предков, она попридержала это при себе, пройдя в спальню уверенной лёгкой походкой. Вопиющее варварство! С другой стороны приятно осознавать, что ей пытались создать комфорт. И настроение – повеселей.

Потому что если бы здесь, и правда, стены остались как в коридоре – хоть «караул!» кричи…

Спальня оказалась гораздо больше – в длину не менее семи ярдов. Её украшали обои уже в голубом тоне, с морскими мотивами – русалки, рыбы, парусники…

По центру дальней стены возвышался монументальный реверанс эпохе королевы Виктории: массивная и очень широкая кровать под высоченным балдахином, со всех сторон завешенная газовыми занавесями. Сбоку от кровати располагалась дверь – как сразу подумала молодая женщина, в спальню её супруга.

Второй простенок занимала картина, потемневшая от времени и довольно большая – не меньше ярда в ширину, и двух – в высоту. Вычурно резная рама, да и смутно проглядывавшая на ней фигура совершенно почернели, хотя сама резьба потрясала великолепием – вот уж старались раньше мастера! На века!

Остальная мебель была вполне в духе будуара – с гнутыми и резными ножками, спинками и подлокотниками. Туалетный столик оказался ничуть не меньше обеденного стола: на нём запросто поместились бы все коробочки и флаконы, которые Кэролайн привезла. И ещё можно было бы улечься самой, если бы возникло такое желание. Правда, зеркала могли бы быть и не столь тусклыми. Зато, как, видя её интерес, не без гордости сообщил супруг – «Настоящие венецианские!»

– Ну, что скажешь, дорогая? Не зря плотники и декораторы старались два месяца? – в тоне Сэра Генри сквозила неподдельная гордость. Он действительно старался скрасить ей невольное заточение хотя бы радостными тонами и экзотикой – но в комплекте с современными удобствами.

Да, за дверью у кровати оказалась именно ванная комната, а вовсе не спальня сэра Генри. И она была оборудована прекрасно: тут имелся и бассейн, (Иначе эту глазурованную громадину и не назовёшь!) и душ, и раковина со всеми полочками, и зеркалом с подсветкой… Зелёно-голубой кафель стен и пола уложен мозаикой в стиле греко-римских бань.

Всё было бы превосходно – вид несколько портила огромная колонка для подогрева воды, занимавшая целиком один из углов. Хотя её и раскрасили под цвет кафеля, она не слишком вписывалась в интерьер.

Видя, что супруга чуть наморщила носик, сэр Томас поспешил пояснить:

– Извини, Кэролайн. У нас ведь нет горячего водоснабжения. Зато есть газ. Так что воду тебе придётся брать отсюда, – он постучал по железному мастодонту, – а включать его будет Майра. Только говори ей хотя бы за полчаса – быстрее вода не нагреется.

Сделав паузу, он с почти не скрываемым беспокойством спросил:

– Ну… как тебе… Все? – он обвёл рукой как бы охватывая и обе её комнаты, и ванну, и весь замок в целом, – Не слишком… э-э… мрачно?

Кэролайн действительно по достоинству оценила масштаб усилий, предпринятых для того, чтобы удобно устроить её, коренную жительницу Амстердама, со всеми возможными удобствами здесь, в почти средневековой берлоге.

Поэтому ответила вполне искренне:

– Милый, спасибо! Всё действительно чудесно. Я поражена твоему… революционному подходу – не каждый решился бы столь радикально отойти от… традиций Прошлого. Я думаю, что смогу подождать полчаса, – она тоже похлопала колонку, – А всё остальное – просто великолепно.

– Я так рад, что тебе понравилось… – он нежно привлёк её за мягкую талию и чмокнул в ушко.

– Да, мне всё понравилось. Ну что, пойдём теперь посмотрим, как там что «у тебя». Чтобы я уж в полном масштабе оценила подвиг, на который ты согласился, переделав мои интерьеры.

«Милый» расплылся в довольной улыбке:

– Конечно, дорогая! Идём.

В спальне вдруг послышались тяжёлые шаги, стук чего-то большого, опускаемого на пол, и вздох явного облегчения. Когда Кэролайн с супругом вернулись в спальню, они обнаружили четыре её чемодана, поставленные у огромного шкафа. Крупный мужчина, стоявший спиной, резко повернулся, и, увидев выходящих из ванной комнаты супругов, сказал:

– О, прошу прощения, миссис Генри, и вы, сэр… Я постучал – но никто не ответил. Вот я и позволил себе… – он показал рукой на то, что и так было ясно.

– Ничего, Ганс, всё в порядке… Дорогая, это – Ганс. Он у нас и шофёр, и секьюрити, и… ещё много чего. Ганс – это твоя новая хозяйка!

– Очень приятно, миссис Томас Генри. – Ганс вежливо поклонился. Прочесть какие-либо эмоции на его явно скандинавском лице было невозможно, но глаза блестели хитрецой, – Я, с вашего позволения, пойду, сэр? – это был полувопрос-полуутверждение, обращённый к сэру Генри.

– Да, Ганс… Спасибо. – показалось Кэролайн, или её муж чуть заколебался, прежде чем поблагодарить Ганса, которому, честно говоря, больше подошла бы должность вышибалы в каком-нибудь ночном клубе? Шофёр-секьюрити-и-ещё-много-чего, сохраняя каменное выражение на лице, но поклонившись вполне вежливо, удалился.

Покои сэра Томаса являли, «так сказать, исторически сложившийся интерьер» поместья «Большое озеро».

Кэролайн долго водила руками по великолепной резьбе панелей стен, поражаясь трудолюбию мастеров, и неумолимому действию времени: дуб стал совсем чёрным, и крошечные редкие дырочки – работа жуков-точильщиков – только подчёркивали его прочность.

Здесь почему-то воском панели никто не натер.

Странно: уж к хозяину-то могли бы отнестись повнимательней. Или – он сам запретил?

Сами комнаты были почти точной копией её апартаментов. Не было только великолепного двуспального «королевского ложа»: его заменяла простая и скромная кровать из ДСП, обшитого плёнкой под дерево. Кэролайн почесала в затылке:

– Я смотрю, дорогой, ты подготовился ко всему… Даже – к «королевской немилости»!

– Ну что ты, сокровище моё! Должен же я был на чём-то спать, пока мы не встретились!

– А как же… Это монументальное ложе – там, у меня?

– Ну уж нет. Спать под балдахином!.. Да ещё на пуховых перинах… Нет, настолько я не избалован! Да и вообще – я же говорил, что последний раз бывал здесь девять лет назад – вот тогда я и спал в последний раз на этой кровати. В детстве, конечно, мы жили здесь с матерью года три… Ну а потом я уехал учиться. И работать.

– Зато теперь ты уж точно можешь не работать! И вести, «так сказать», праздную жизнь родовитого аристократа! Устраивать Приёмы, фуршеты, охоту… Или, на худой конец – литературные вечера. Вот только кто сюда приедет, в нашу глушь?

С одной стороны, сэру Генри было приятно, что пусть глушь – но уже «наша».

Но с другой – его супруга права. Кто захочет забираться к ним, пусть и в Родовое Гнездо, со всеми этими ветхими, хотя и высокохудожественными атрибутами, преодолев для этого пять миль отвратительной дороги.

– Кэролайн! – он подошёл и взял её руки в свои, – Конечно, я хотел бы, чтобы мы вели тот же образ жизни, что и до свадьбы… Думаешь, я не понимаю, что такая юная и очаровательная девушка не должна прозябать здесь, в этой ужасающей дыре?.. И, разумеется, тебе нужны подруги, коллеги, студенты. Здесь, к сожалению, преподавать действительно некому.

Но – я тоже согласился на жизнь здесь не с лёгким сердцем. Ты же помнишь: это просто один из пунктов Завещания. Что – как только я женюсь, то очередной наследный сэр Томас Генри должен появиться на свет только в стенах «Большого озера!..

Ну что мне прикажешь делать – эта замшелая традиция соблюдалась почти пять веков! – он тяжко вздохнул, гладя её руки, и не смея взглянуть в глаза. В таком положении была особенно заметна его начавшая лысеть макушка.

Кэролайн усмехнулась про себя: пусть он старше её на девять лет, но временами напоминает затюканного ребёнка. Все эти «родовые традиции», «дворянская честь», и прочие неотъемлемые атрибуты уклада жизни английских аристократов не слишком впечатляли её. Хотя, как человек широких взглядов, и вполне толерантный член общества, она признавала саму возможность весьма значительного влияния всего этого на жизнь и поступки заложников пресловутого «Фамильного долга»…