Итало Звево - Убийство на улице Бельподжо Страница 2

Внезапно ход его мыслей был прерван. В зал ожидания быстрым шагом вошел полицейский и направился прямо к кассе. У Джорджо кровь заледенела в жилах. Неужели его уже ищут? Он подавил инстинктивное желание выбежать на улицу и не тронулся с места; но потом, заметив, с каким оживлением полицейский разговаривает с кассиром, он решил, что тот явился специально затем, чтобы помешать ему уехать, и скользнул в дверь, скользнул так бесшумно, что даже две крестьянки, сидевшие возле самого выхода, не заметили его исчезновения.

На темной площади царило такое спокойствие, что он усомнился в том, следовало ли ему убегать, но возвратиться в зал ожидания все-таки не осмелился. И решил немного постоять тут, надеясь, что фортуна, быть может, улыбнется ему и подскажет, как действовать дальше. Принять такое решение и выполнить его было нелегко, потому что по-настоящему спокойно он почувствовал бы себя лишь в том случае, если бы подчинился инстинкту и сломя голову бросился подальше от этого места. Достаточно ему было взглянуть на человека, в кармане у которого, быть может, лежал ордер на его арест, и вся отвага, которой он только недавно кичился, мгновенно улетучилась. Джорджо подумал, что ему следует принять такую позу, чтобы меньше бросаться в глаза, и опустился на каменные ступени лестницы. Сидеть было неудобно, но он знал, что более естественной позы ему не придумать: несколько дней назад, когда он, после вынужденного поста, продолжавшегося двое суток, плотно пообедал, он так же уселся на каменные ступени церковной паперти и заметил, что никто из прохожих не обратил на него никакого внимания.

Может, все-таки уехать? Собраться с духом и уехать, доверившись слепому случаю, не думая о том, что при посадке в поезд или на ближайшей станции его могут задержать? Еще больше, чем боязнь этого, его останавливал страх перед тревогой, которая охватывала его при одной мысли об аресте.

Ему удалось облечь этот страх в подобие разумного довода:

«Отъезд означал бы бегство, а бегство — уже признание. Если меня схватят, то я пропал, пропал безвозвратно!»

Уж лучше остаться… Как только он окончательно решил не уезжать из города, ему сразу же начали приходить в голову доводы, благодаря которым такое решение стало казаться разумным. Кто мог его выследить? Два или три человека, которым он был даже незнаком, видели его с Антонио, да и происходило это совсем в другом конце города, далеко от того места, где он жил.

Испытав первый приступ малодушия, он уже не мог собраться с духом. Лихорадочно работавший мозг подсказывал ему полезный шаг; обманывая самого себя, он как бы обдумывал его, но в действительности ни на минуту не допускал мысли осуществить его: ему мучительно хотелось узнать, что уже известно людям об убийстве и кто, по их предположениям, совершил его. Он бы мог снова отправиться к месту преступления и осторожно обо всем разузнать. Однако в этом случае непременно пришлось бы говорить о совершенном убийстве, говорить, быть может, с полицейским… При одной мысли об этом волосы вставали дыбом у него на голове.

Нет! Лучше сразу вернуться в логово, которое уже столько лет служит ему пристанищем, и не выходить оттуда подольше. Он будет продолжать привычный образ жизни, он не позволит себе ничего, что может навлечь на него подозрение.

Чтобы добраться до своего жилья в старом предместье, ему надо было пройти по широкой улице Торренте. Непреодолимый страх перед ярко освещенным проспектом парализовал его, он убедил себя в том, что страх этот вполне основателен, и двинулся по пустынной улочке, которая привела его на холм, расположенный рядом с широкой улицей; но она лежала далеко от центра и в этот час была безлюдна и скудно освещена. В конце концов, выбирая самые темные улицы, он, сделав огромный крюк, добрался до другой части города. И остановился перед дверью, расположенной чуть ниже уровня мостовой. Проскользнул внутрь, закрыл за собой дверь и, только очутившись в полной темноте, почувствовал себя спокойно. Да, он допустил оплошность, когда пошел на вокзал, но теперь, когда ему удалось благополучно возвратиться домой, он считал, что промах исправлен.

Ведь тут никто не знал о его попытке бежать из города; в углу комнаты храпел Джованни — должно быть, он был пьян.

Джорджо ощупью добрался до своего тюфяка, разделся и лег. Куртку, в которой были деньги, он сунул под подушку и почти тотчас же забылся беспокойным сном. В его усталом мозгу проносились беспорядочные видения. Он не сознавал себя убийцей. Перед ним мелькала длинная прямая улица, по которой он убегал и которую быстро оглядел, обернувшись; он видел убитого, с которым недавно познакомился, он помнил весь путь к вокзалу, но все это его совершенно не трогало и не пугало. Даже во сне он ощущал свинцовую усталость, и ему чудилось, что окружавшая его тьма больше никогда не рассеется. Кому придет в голову искать его здесь?

В той жалкой среде, где жил Джорджо, его прозвали «синьором». Этой кличкой он был обязан не столько своим манерам, хотя, быть может, они и были немного лучше, чем у других, но тому пренебрежению, с которым он относился к привычкам и развлечениям своих товарищей. Сидя в остерии, они от души веселились, а Джорджо входил туда как бы нехотя и все время молчал; чем больше он пил, тем печальнее становился. Простой народ с уважением относится к людям, которые не любят предаваться веселью, и Джорджо, заметив, какое впечатление он производит на окружающих, намеренно напускал на себя еще большую грусть.

Его история была, в сущности, очень проста и обычна, и у него вовсе не было того блестящего прошлого, на которое он многозначительно намекал. Образование, которым он кичился, сводилось к двум классам лицея, причем, чтобы окончить их, ему пришлось затратить целых пять лет. После этого он бросил школу и за короткий срок промотал те небольшие деньги, которые скопила мать. Он пытался удержаться в порядочном обществе, как о том мечтала мать, но попытки эти оказались тщетными, он не мог найти себе подходящего места и стал работать грузчиком. Убедившись, что надеяться ему не на что, он бросил мать и с тех пор жил в этой конуре вместе с другим грузчиком, неким Джованни, работая самое большее два или три дня в неделю.

Он был недоволен и собой, и другими. Ворчал во время работы, ворчал при получении жалованья и не знал, как убить время в долгие периоды безделья.

Богатым он никогда не был, но одно время жил в таких условиях, когда мог мечтать, что положение его изменится к лучшему, и окружавшие его люди, в первую очередь мать, мечтали об этом вместе с ним; без сомнения, эти мечты и горечь от сознания того, что они, видимо, так никогда и не сбудутся, послужили причиной гибели Антонио.

Он вздрогнул и проснулся от сильного шума. Джованни одевался и по ошибке схватил его башмак; заметив это, он разразился бранью и с яростью швырнул башмак на землю.

Джорджо сделал вид, будто все еще спит, и громко засопел; в ту же минуту он с удивлением вспомнил о своем преступлении. Если бы преступление это уже не совершилось, у Джорджо, по всей вероятности, недостало бы духу его совершить; но все было позади, нервы после длительного отдыха у него успокоились, он находился в этой глухой дыре, где чувствовал себя в безопасности, а под головой у него было спрятано целое сокровище; вот почему он не испытывал ни сожаления, ни угрызений совести.

Так начался для Джорджо этот долгий день.

Джованни, уже одетый, взял его за плечо и потряс:

— Ты что, не собираешься нынче искать работу, лодырь?

Джорджо открыл глаза, потянулся с таким видом, будто он только-только просыпается, и пробормотал:

— Сегодня ее уж не найти. Пожалуй, поваляюсь еще немного.

Джованни воскликнул:

— Ну и барин! Ладно, отдыхай.

И он вышел, захлопнув за собой дверь.

Теперь, без ключа, снаружи никто не мог войти в комнату, но Джорджо этого показалось мало. Он встал и задвинул засов. Потом вытащил из всех карманов банкноты и пересчитал их.

Вид денег не принес ему радости: они были живым напоминанием об убийстве и могли стать тяжкой уликой. Взглянув в окно на освещенную утренним солнцем улицу, Джорджо почувствовал беспокойство; тщетно пытаясь вновь вызвать чувство довольства собой, он принялся лихорадочно высчитывать, сколько лет он сможет прожить привольно и богато на эту сумму. Все возраставшая тревога мешала подсчету и все портила.

«Где спрятать деньги?»

Пол в комнате был дощатый, доски настланы кое-как и лишь у стен прибиты гвоздями. Поэтому недостатка в тайниках не было, однако найти надежный тайничок оказалось не просто: в помещении стоял лишь один шкаф, да и тот не запирался, и оба жильца имели обыкновение все ценное прятать под досками пола.

Но чего-чего, а хитрости у Джорджо хватало. Он спрячет банкноты под теми досками, на которых лежит тюфяк Джованни!