Стая Тамерлана - Александр Михайлович Бурых Страница 2

— А почему нет? Один с трезубцем и сетью, другой со щитом-пельто и махайром. Это меч такой серповидный, — пояснил Каретников.

Он нередко удивлял Заседина тем, что воспринимал действительность с какой-то отстраненно-книжной точки зрения, будто телевизор смотрел. Что поделать, настоящий книжный червь. Может быть, поэтому им и было интересно вместе — сугубому практику и неисправимому романтику. «Эх, какие бы ты песни, дружок, запел, столкнись с кровью и грязью сегодняшнего дня не в пахнущих типографией газетных статейках, не в голубом ящике, а нос к носу», — подумал Заседин.

И с момента посещения боев профессором овладела мысль написать историко-литературный труд, посвященный всякого рода опасным единоборствам, исконно проводимым как шоу. Во что он и посвятил Аркадия Николаевича.

Каретников определенно был оратором. Живость ума и точность определений всегда привлекали к нему слушателей. И Заседин внимал профессору с интересом. Сейчас тот разрабатывал тему единоборства человека с животным, конкретно с собакой.

— Если другие звери нападают на человека только в случае крайней нужды, когда они голодны или приперты к стене, то собак готовили к борьбе с человеком специально, — витийствовал ученый. — Причем не только во всевозможных современных концлагерях, а с седой древности. Это часть культуры, если хочешь. Вид искусства. Причем более естественный, чем, скажем, живопись, музыка, стихосложение и так далее. Самый природный. Вылепить зверя, своими руками создать монстра из существа, испокон века служившего человеку и многократно доказавшего свою ему верность. А? Это не дикого коня объездить, хотя тоже искусство древнее. Это тебе похлеще Франсиско Гойи или Иеронимуса Босха. Следишь за мыслью?

— Ну…

— Боевые собаки были у Ассирийского царя Ашурбанипала, у древних персов. Гирканские псы-убийцы парфян в одиночку справлялись с вооруженным пехотинцем или всадником, а против стаи не мог устоять и боевой слон! Кстати, греки считали гирканских псов смесью пастушьих овчарок с малоазийскими львами. Представляешь, каковы были песики? Они отличались огромной львиноподобной мордой, обрамленной гривой длинных жестких волос. Не приведи Господь встретить! Древние римляне нередко пускали впереди войска закованных в доспехи собак-великанов — молосских догов, за ними шли рабы, а затем воины. Стремительно несущиеся собаки расстраивали ряды противника, наводили в них панику, калечили и уничтожали лошадей и воинов, порой решая исход сражения. Чем не современная мотопехота?! Использовались специально подготовленные собаки и для боев в амфитеатрах — один на один с человеком. И в средние века кое-где сохранялась эта традиция.

— Да уж, традиция… — заметил Аркадий Николаевич.

— Что, неинтересно?

— Почему, весьма. Рассказчик ты недюжинный, сам знаешь. А собак я люблю, да и разбираюсь в них немного, особенно в охотничьих.

— Да что рассказчик!

— Ну и писатель ты, думаю, способный.

— А толку? У меня рукопись о взаимоотношениях Этрурии и Рима уже сколько лежит? Тоже, между прочим, занимательно написана. Есть такая далеко не беспочвенная версия, что этруски — наши ближайшие родственники, именно северо-восточной ветви славянства. Даже созвучно — русские — этрусские! Издательства не берут, а самому напечатать не на что, ты же знаешь, как сраные дерьмократы платят науке.

— Заработай.

— Ха-ха-ха!

— Могу помочь.

— Ты? Как?

— Есть у меня один фонд, подготовишь для них, скажем, техническое задание на аудит, тысяч двадцать долларов отвалят.

— Сколько?!

— Сколько слышал.

— Недурно, да… но какой аудит, я же историк, Аркадий!

— Твое дело написать. Думаешь, читать эти бумажки кто-нибудь станет? Найди какого-нибудь старшекурсника-экономиста, отвали ему пару сотен зелени, пусть лишний курсовой нарисует. Или преподавателя. У тебя же есть знакомые.

Еще почти час воспарявший духом Каретников погружал своего друга в пучины истории, а на прощание спросил:

— Про аудит ты это серьезно?

— Обижаешь, Толя. Припомни, я тебе когда-нибудь фишки вкручивал?

— Ну, извини.

— Ладно. Завтра позвоню.

— Слушай, Аркадий, а сейчас у нас, случайно, не проводятся где-нибудь бои человека с собакой, не знаешь?

— Нет, уж чего не знаю, того не знаю.

— Эх! Мне бы только одним глазом посмотреть, фактура нужна, понимаешь? Пусть уж не гирканские псы, а обычный дог или мастиф и человек — вот зрелище! А книгу я знаешь, как назову?

— Ну…

— «Шаг в пропасть».

— А почему в пропасть?

— Ну, как же… как эквивалент риска… а что — плохо?

«Что за чушь в голову человеку лезет? — подивился Заседин, спускаясь вниз, к машине. — Чехов… псы какие-то! Нет, плохо кончит друг Толя. Дурдом ходячий. Кстати, этот Чехов тоже что-то про сумасшедших травил, кажется. Не помню, чем сам кончил… да, вот так люди и свихиваются. А насчет аудита пообещал зря, расслабился, но выполнить придется».

Автомобиль с Аркадием Николаевичем на борту плавно остановился у подножья монументального здания в центре столицы. С тяжелого лица Заседина ушло выражение минутной расслабленности, оно налилось чиновной значительностью, в которой проскальзывало нечто эпохальное. Носитель сей официальной вывески взошел по короткой лестнице из гранитных ступенек, миновал вахтера в форме милицейского лейтенанта и сосредоточенно прошествовал к лифту.

* * *

Примерно в тот же час, но совсем в другом городе и три дня спустя, из серебристого «Опеля» вышла элегантно одетая молодая женщина, небрежно хлопнула дверцей и скрылась за калиткой детского сада. Тут же у машины возник человек среднего возраста, небритый, с коротким носом и глазками словно бы просверленными на круглом, как сковорода, лице. Растрепанной соломенной шляпой и мешковатой одеждой он напоминал небогатого дачника, а еще больше смахивал на Страшилу из известной сказки об унесенной ветром американской девочке. Мужчина, не проникая в салон, ловко справился с капотом, сунул под него обмотанную тряпицей руку, извлек ее и потопал дальше. Дама вывела маленького темноволосого мальчика, села с ним в «Опель», но вскоре покинула машину. Она беспомощно оглянулась вокруг, постояла в растерянности, постукивая по асфальту носком модной туфли. Но вскоре заметила приближающийся автомобиль и подняла руку.

Притормозила пятидверная «Нива» с установленным на крыше желтым в шашечку табло. Женщина негодующим жестом указала на отказывающуюся повиноваться иномарку и посетовала на немецкий автопром. Водитель «Нивы» вышел, осмотрел заглохший мотор, что-то в нем поковырял.

— Эй, шеф, не задерживайся, — недовольно крикнул пассажир.

Из такси, опустив тонированное стекло, выглядывал недавно подходивший к «Опелю» круглолицый субъект, но уже без бросающейся в глаза соломенной шляпы.

— Извините, ничем помочь не могу. Здесь требуется спец, — развел руками таксист и повернулся к своей машине.

— Куда же вы? — раздраженно притопнула ногой