Елена Муравьева - Азбука мести Страница 20

— По моему настоянию она ответила, — рассказывать историю без купюр Вера Васильевна не считала нужным. Она не хотела, чтобы Виктор знал о ее тогдашних истинных мотивах. — Я надеялась их помирить. Все-таки ребенок…

Кроме гуманных идей, младшую Татарцеву одолевали упущенные старшей возможности.

— Дура, — внушала она Верочке, — он богатый, а ты нищая. У тебя ни мозгов, ни денег, ни знакомств. Дома и того нет. Куда ты денешься, когда из армии попрут? Ну, куда?

— Куда угодно! Только не в проклятое Отрадное! Лучше сдохнуть под забором!

— У тебя сын там!

— … выблядок профессорский…

Однажды от Виктора Викторовича пришло необычное письмо. Он настойчиво приглашал обеих сестер в гости, но просил не распространяться о визите.

— Вера, каковы твои планы относительно Петра? — начался разговор.

— Еще не знаю, — отмахнулась нерадивая мамаша, — еще не думала. Мне негде жить и вообще…

«Вообще» подразумевало неопределенность будущего.

— А ты, Ира, что собираешься делать дальше?

Ирина пожала плечами. Одна нога после ранения плохо сгибается, яичники удалены, свое будущее она видела только в работе.

— Врачи везде нужны. Устроюсь как-нибудь.

— То есть перспективы туманные?

Нет, напротив, перспективы вырисовывались очень конкретные. Для Иры — глухая провинция, закуток у хозяйки, скудная зарплата. Вера рассчитывала со знакомым капитаном, который не хотел возвращаться к жене, уехать в Сибирь.

Осин ждал ответа на заданный вопрос, не спускал взгляд с сестер. Как похожи, думал едва ли не с восхищением. Год разницы почти не отразился на молодых лицах. Зато различие характеров сразу заметно. Ира спокойнее, сдержаннее. Вера более эмоциональна, порывиста. Мысли легко читаются в ее глазах.

«Что ему надо от нас? К чему этот допрос? Что он замыслил?»

Профессор не строил иллюзий. Законная супруга с сестрицей, мягко говоря, его недолюбливали. Стоило признать: справедливо.

Он видел, какое отвращение вызывал у жены, замечал, с каким ужасом она смотрела на его обнаженное тело, как вздрагивала от прикосновений, передергивалась от поцелуев. Он видел и пренебрегал этим. Он привык нравиться женщинам, знал, что хорош в постели и ждал от Веры только положительных оценок. Получив отрицательные не смутился. Когда человеку семьдесят лет можно подумать о собственном удовольствии. Не сегодня — завтра умрешь или хуже того расстреляют чекисты. Что ж морочить голову пустым мнением и состоянием глупой девчонки.

«Надо было влюбить ее в себя, — жалел профессор о былом равнодушии, — или хотя бы приручить».

Не делала чести Осину и позиция, занятая в дуэте: бабья свора против новенькой. Естественно, Верочка была инородным созданием в семье и подверглась обструкции заслуженно. Однако она носила фамилию Осина и имела право на снисхождение. По крайней мере на покровительство мужа она смела рассчитывать. Он поступил эгоистично: умыл руки, не вмешался, бросил бедную овечку на растерзание волчицам. Предоставил самой решать собственные проблемы. И… Осин стыдился этого сейчас…он даже радовался тогда Вериной беде: не сумела понять, какое счастье привалило ей в лице профессора Осина — получай! Не оценила выпавшей чести — терпи, страдай, мучайся.

Сейчас Осину предстояло исправлять ошибки, потому он излучал очарование, добродушие и черт знает, что еще, радужное и светлое. Ему позарез нужны были эти женщины. Одна хотя бы. В планах профессора на будущее имелась существенная прореха: в силу возраста будущего у профессора оставалось мало. Но разве это повод умалять аппетиты? В свои семьдесят шесть профессор вознамерился, отхватить еще один жирный кусок. При содействии, между прочим, барышень Татарцевых.

— Следовательно: жить негде, сбережений нет?

— Негде и нет! — Ирина по привычке заняла решительную позицию. — У вас есть предложения?

— Есть! — ошарашил Осин, — но только для одной из вас.

— Я — пас! — сразу заявила Вера.

Ирина ее одернула.

— Помолчи, — и повернулась к Осину, — продолжайте, профессор.

— Я — человек старый, скоро умру…

Виктор Викторович надеялся услышать возражения. Что вы, что вы прекрасно выглядите…Он замолчал, давая собеседницам возможность сказать комплимент. Напрасно. Татарцевых не интересовала его персона. Размениваться на любезности девушки не собирались.

— Я привык заботиться о своих близких, — с тяжким вздохом повел дальше Виктор Викторович. — Но что важнее, они привыкли, чтобы о них заботились. Если одна из вас согласится взять на себя функции главы моего семейства, материальные проблемы вашего я решу.

— То есть? — Ирина подалась вперед и вцепилась в Осина напряженным взглядом. — Что вы имеете в виду?!

Как и полагал профессор, разговор пошел между ним и Ириной. Вера по-прежнему в сложных ситуациях отсиживалась за спиной младшей сестры.

— Мои бывшие жены — большей частью старухи. Вздорные, больные старухи. Дети не ладят между собой. На роль арбитра не годится никто. А мне крайне нужен человек волевой, честный, целеустремленный. Такой как ты, Ирина…

Казалось, глаза Осина смотрят Ирине прямо в душу. В самые потаенные уголки, где скрываются, спрятанные от самой себя: зависть к сестре; презрение к глупой неумехе, не совладавшей с бабьей кликой; упустившей из рук богатство, связи, карьеру.

Хромая докторша Ира не составляла загадки Виктору Викторовичу Осину. Он умел читать в человеческих душах.

— Я располагаю определенными средствами, и не хотел бы, что б семья моя нуждалась. Однако в силу разных причин документально оформить многие моменты невозможно. Ситуация слишком сложна и станет еще хуже после моей кончины. Особенно для Пети. Конечно, мальчика не выбросят на улицу. Не лишат куска хлеба. Но соблюдать его интересы никто не будет. Когда дело касается денег, люди теряют совесть и честь.

Ирина вежливо кивнула. Даже изобразила участие на лице. Племянника она видела трижды. Красная сморщенная рожица, перекошенный череп, тоненькие, как червячки пальчики…мальчик будил в душе страх…такой поганенький…

— Я оформил завещание, где отписал равные части всем детям. Но некоторое имущество не имеет пока материальной ценности…

Профессор тщательно подбирал слова. Излишняя откровенность могла стоить жизни или свободы.

За годы работы Осин сделал много изобретений и накопил на Родину немало обид. Поэтому по зрелому размышлению решил не дарить последней плоды своих трудов, а оформить патенты за границей и заработать на этом деньги. Виктор Викторович прозондировал почву у немецких юристов по основным вопросам международного авторского права. Те порекомендовали обратиться к австрийским коллегам (Австрия находилась тогда под контролем союзных армий, не советских!) и заручиться согласием правоприемника. Его и искал Осин в лице Ирины.

Кроме того существовала еще одна проблема. Профессор Осин не хотел терять Отрадное. Ранее собственный, ныне казенный, шикарный по советским меркам загородный особняк, в 1922 году был национализирован в пользу госпиталя. В 1923 дом удалось вернуть, взяв в долгосрочную аренду. Среди прочих, в договоре имелся пункт: после смерти профессора права на дом переходят к его вдове, а по ее кончине семья долна освободить особняк. Чтобы семейство продолжало как можно дольше наслаждаться комфортом, Осину требовалась молодая и здоровая вдова.

— Если одна из вас возглавит семейство и будет вершить дела по справедливости, другая получит двадцать пять тысяч единовременно и по пять тысяч каждый год, пока Пете не исполнится восемнадцать лет.

В 1945 году двадцать пять тысяч рублей на Московском вещевом рынке стоила хорошая котиковая шуба. В южном селе за двадцать пять рублей можно было купить литр вина.

— Что значит по справедливости? — произнесла Ирина и снова сжала губы в напряженную складку.

— Об этом позднее. Сейчас я жду принципиального согласия. С кем из вас лучше вести дело? Верочка, тебе первое слово. Супруга все-таки.

— Со мной! — сказала Ирина и пристукнула ладонью по столу. Жалобно вздрогнула посуда, звякнула в чашке серебряная ложечка. — Только в качестве кого я появлюсь в вашем доме?

— Отлично, — усмехнулся Осин. Ирочка Татарцева устраивала его гораздо больше Веры.

— Но… — попробовала возразить та. Секунду назад она собиралась отказаться. Сейчас растерянно взирала на сестру.

— В качестве жены.

— А я как же? — Вера уже чувствовала себя обделенной.

— Разведемся.

— Но..

— Верочка, милая, извини за прямоту, ты не справишься. — Ира попыталась приободрить сестру. У той жалобно дрожали губы, словно предложением своим коварный муж разбил ее сердце. — К тому же в качестве жены Виктора Викторовича тебе пришлось бы от многого отказаться…