Татьяна Полякова - Жестокий мир мужчин Страница 20

– А ей о чем? – удивилась я.

– Так она тоже убийство видела, то есть не убийство, а человека… убийцу.

– Того, кто тех шестерых расстрелял? – спросила я.

– Нет. Художника в ее доме убили. Из пистолета. А она видела, как из его квартиры мужчина вышел.

– Она что-то услышала и захотела узнать, в чем дело? – почти не дыша, спросила я.

– Ничего она не хотела, – махнула рукой женщина. – Кошку выпускала, а тут как бабахнет, ну она к глазку-то и сунулась. А он как раз и вышел из квартиры, дверь-то прямо напротив. Когда к ней из милиции-то пришли, она испугалась, говорит, ничего не видела да не слышала. А потом из газеты узнала, поймали одного за это убийство. Только из квартиры не он выходил. Женя переживать начала, мол, невинного человека в тюрьму посадят, идти в милицию хотела… а тут с моим случилось, убили то есть… Я ей сказала: «Женя, безвинный или нет, только арестованный – бандит, вот пусть в тюрьме и сидит. А ты сунешься да, как мой, по голове получишь или похуже что. Правду на земле искать – только здоровье терять, кому и знать, как не нам с тобой. Молчать надо, пусть без нас разбираются…»

Я смотрела на эту женщину и боялась, что упаду в обморок. Если бы не она… если бы неведомая Женя тогда сообщила в милицию… Господи боже, Илья был бы сейчас со мной… «Старая ведьма, – мысленно шипела я. – Проклятая старая ведьма…» И вдруг поняла, что настоящей ненависти к ней не испытываю. Передо мной была несчастная женщина, вряд ли она могла припомнить хоть несколько светлых дней в своей жизни. Грех ненавидеть ее за то, что она так боялась, тем более после того, что случилось с ее мужем.

Однако эта кухня, грязная и нищая, и сама хозяйка стали для меня невыносимы. Мне захотелось побыстрее оказаться на свежем воздухе.

– Подруга ваша по прежнему адресу живет? – спросила я.

– Живет. Только болеет очень. Я ее недавно навещала, так она опять историю эту вспомнила. Говорит, на том свете с меня спросят за то, что позволила человеку ни за что в тюрьму сесть. Она верующая…

– А вы?

– А я ни в черта, ни в бога не верю – никому мы не нужны. Не живем, а так, горе мыкаем до самой гробовой доски.

Я поднялась и сказала:

– Спасибо вам за беседу…

– А вы-то зачем приходили? – всполошилась женщина.

– Хочу написать очерк о жизни пенсионеров, – без зазрения совести соврала я. – Из тех, что вынуждены довольствоваться только пенсией. Узнала в ЖКО несколько адресов, вот и собираю материал.

– Напишите, – кивнула женщина. – У меня пенсия двести шестьдесят рублей, вот пусть научат, как на нее прожить, если за квартиру плачу пятьдесят. Хоть толку от газет не очень много, может, у кого совесть пробудится…

Я согласно кивнула и пошла к двери.

– Вам с Прасковьей Ивановной лучше поговорить, – заторопилась хозяйка. – Из пятьдесят восьмой квартиры. Она вам много чего расскажет, женщина грамотная…

– Спасибо. Возможно, я к ней завтра зайду, а сегодня мне уже некогда. – Я торопливо простилась и стала спускаться вниз, ускоряя шаги, под конец уже бежала.

Села в машину, сдавила виски и попыталась успокоиться. Илья не убивал, и этому есть свидетель – билось в мозгу. Конечно, не убивал… разве я сомневалась в этом? Зачем ему было убивать? Ревность? О такой чепухе всерьез думать не хотелось. А что еще? Убийство без повода… Но ведь кто-то его совершил? Кто и за что убил Андрея? Что я вообще знаю о его жизни? Ничего. Если честно, его жизнь интересовала меня мало. Обыкновенный парень, много пил, считал себя непризнанным гением, болтался по друзьям и пивнушкам, время от времени окунался с головой в работу, и тогда на свет божий появлялись портреты наподобие моего. На жизнь зарабатывал теми же портретами, которые предпочитал делать с фотографий. Хлопот меньше, и заказчики довольны. Деньги у него почти всегда имелись, и в долг ему давали охотно, Андрей был честен и крайне щепетилен в денежных вопросах. Не знаю, насколько его вера в свою гениальность была искренна, но даже малейшей критики он совершенно не выносил. Один раз я присутствовала при очень неприятной сцене. В его студии собрались несколько человек, вроде бы ожидалась какая-то выставка, и Андрей показывал свои картины.

– Это портрет? – спросил один из гостей, ткнув пальцем в картину. – Это, Андрюша, фантик от конфет. Чем и советую заняться. Говорят, платят прилично.

Андрей матерно заорал и кинулся на обидчика с кулаками. С большим трудом удалось их растащить, гость, смеясь, покинул студию, пожелав напоследок:

– Андрюша, на конфетную фабрику…

О Моцарте и Сальери я, конечно, слышала, но Андрей явно не был Моцартом. В идею о том, что кто-то решил расправиться с ним из-за любви к искусству, как-то не верилось. Грабить в студии совершенно нечего, Андрей не бедствовал, но больших денег не имел, к тому же ничто в студии не указывало на ограбление.

Убийство на почве ревности? О его женщинах я ничего не знала. Я даже не могла припомнить какую-нибудь из них. Впрочем, была какая-то Таня… да, Таня, она преподавала в пединституте, на худграфе, высокая, худая женщина, производившая странное впечатление. Андрей всячески потешался над ней, и видеть это было неприятно. Что ж, она, не выдержав насмешек, его и убила? Чепуха, откуда у преподавательницы пединститута пистолет? Из слов Перфильевой следует, что ее подруга видела в дверной глазок мужчину. Хотя… вовсе не обязательно. Неведомая женщина могла сказать подруге: видела убийцу, а та восприняла по-своему. Убийца, значит, мужчина. Пожалуй, это стоит прояснить. Только захочет ли говорить со мной эта самая Женя? Проще обратиться к Севке, хотя если она со мной говорить не пожелает, то с кем-то из милиции и подавно… К тому же обращаться к Севке мне очень не хотелось. Его постоянное присутствие в момент странных или загадочных событий меня настораживало: в случайные совпадения я не верю, а здесь их было чересчур много.

– Не можешь ты думать о Севке такое, – одернула я себя,

но не думать уже не могла.

Придется самой разбираться во всем этом… Господи, если бы пять лет назад эта Женя рассказала в милиции о том, что видела… Я провела рукой по лбу, словно пытаясь избавиться от наваждения. Лучше бы мне вовсе не знать этого. Нет! Я хочу знать… хочу знать, кто убил Андрея и кто подставил Илью. Это один и тот же человек: иначе, как объяснить факт, что пистолет оказался в машине моего мужа? В общем, я должна попытаться поговорить с этой женщиной.

Во двор дома, где раньше жил Андрей, въезжать оказалось жутковато. Я не была здесь пять лет, за это время мало что изменилось: та же большая клумба в центре двора с яркой настурцией и космеей, те же скамейки под двумя липами и пенсионеры на скамейках тоже, по-моему, прежние. Веселая ватага ребятишек носилась по двору под громкий визг.

– Да уймитесь вы! – прикрикнула на них грозного вида тетка, выгуливающая возле подъезда белого пуделя, и неодобрительно посмотрела на меня.

Я пристроила машину в сторонке и еще несколько минут сидела, собираясь с силами. Потом решительно зашагала к подъезду, где раньше жил Андрей.

Дверь его квартиры новые хозяева обили светлым дерматином, два замка, глазок… Я посмотрела на дверь напротив, вздохнула и решительно позвонила.

Открыли не сразу, я уже хотела уйти, и только мысль о том, что хозяйка должна быть дома, раз неважно себя чувствует, заставила меня позвонить еще раз. Наконец дверь открылась, и я увидела мальчишку лет шести. Не знаю почему, но ребенка я увидеть не ожидала и смутилась. Он посмотрел на меня без удивления и интереса, а я сообразила спросить:

– Тетя Женя дома?

– Бабушка? – сказал он. – Дома. Она в своей комнате, – и повел меня темным коридором.

Женщина сидела в постели, откинувшись на гору подушек, и вязала носок. Спицы мелькали в ловких руках, она взглянула на нас поверх очков и вроде бы не удивилась.

– Здравствуйте, – сказала я.

– Здравствуйте, – ответила женщина и отложила вязание. Я вошла в комнату, а мальчишка исчез.

– Простите, что беспокою вас, – с лихорадочно бьющимся сердцем начала я. – Я знаю, вы неважно себя чувствуете…

– Какое там неважно, – перебила меня женщина, махнула рукой и добавила весело: – Помру скоро. А извиняетесь вы зря. Проходите, поговорить я очень рада. Дочка весь день на работе, внук на улице, а я вот одна. Хорошо, когда соседки зайдут, только ведь летом все на даче. Один телевизор…

Я села на стул и оглядела комнату. Чистенько, уютно, повсюду салфетки, вязанные крючком. Моя бабушка тоже любила такие.

– Евгения… простите, не знаю вашего отчества.

– Ну его, зовите тетя Женя, мне привычнее…

– Тетя Женя, я вот по какому поводу поговорить пришла… Сегодня была у вашей подруги Раисы Ивановны и… в общем, она мне сказала… вы помните убийство вашего соседа, Андрея?

– Помню, – внимательно глядя на меня, ответила тетя Женя, вздохнула и добавила: – Конечно, помню. Что, проболталась Ивановна? А ведь как меня стращала… через нее я грех на душу взяла, теперь помирать страшно… И так грехов не счесть, а тут такое…