Кирилл Казанцев - Я не киллер, я – палач Страница 20

– Ай, блин!.. Сука!

– Хочешь еще и за «суку» получить? Да на! – И Стелла пнула банкира еще раз. – Что, нравится, когда бьют? Чего стонешь? Давай, рассказывай, урод, как ты с дружками убивал Беллу!

– Какую Беллу?! Ты что, охренела?

– А ты что, нескольких изнасиловал и задушил? Тогда уточняю: ровно год назад, деревня Матрёнино, придорожное кафе «У тети Моти»… Ты и двое твоих дружков посадили в машину восемнадцатилетнюю девчонку, увезли в лес, на пруд… Вы изнасиловали и убили ее… А потом утопили ее тело.

– Я никого не насиловал и не убивал! Элеонора, ты что?! Это не мы! Как ты могла подумать?! Это ошибка, клянусь!..

– Ах, ошибка?! Что ж, я так понимаю, что правды ты говорить не хочешь, – сделала вывод Стелла и, схватив скалку, которой она недавно огрела Соснянского по голове, занесла ее над ним, – значит, придется забить тебя! Думаю, череп твой треснет после первого же удара: рука у меня тяжелая! Я, между прочим, дома всегда дрова рубила, мужиков у нас в семье давно нет… Так что прощай, любимый…

Она сделала вид, что вот-вот огреет его большой скалкой по лбу. Банкир завопил, как ненормальный; он пытался дергаться, но у него это плохо получалось: связан он был довольно крепко.

– Не ори, мразь! – Стелла ударила его как следует в бок ногой. – Рассказывай, как там все было, иначе…

– Что «иначе»? – со страхом спросил Соснянский, косясь на палицу в руке Стеллы.

– Иначе хоронить тебя будут в закрытом гробу.

Она сказала это тихо и твердо. Банкир поверил девушке. Он понял, что все это не шутки, все, что происходит в этом страшном заброшенном доме. Он вдруг весь покрылся холодным потом. Связанный по рукам и ногам, со спущенными штанами, он был так жалок, что Стелла даже отвернулась от него.

– А если все расскажу? – с надеждой в голосе спросил Соснянский.

– Останешься жить.

– Хорошо! Я все расскажу… Только ты это… Штаны мне надень.

– Перебьешься! Тебе так идет. Или что, ты стесняешься? Давай, котик, рассказывай, не томи.

– Ну, тогда хоть вот это убери… – Он выразительно посмотрел на скалку.

Стелла опустила свое орудие мести. Соснянский молчал. Его трясло, он, кажется, плакал.

– Слушай, ты, урод! Или ты сейчас начнешь говорить, или я… – Стелла замахнулась скалкой.

– Нет, не надо!.. Мы не хотели ее убивать, правда! – заскулил Лев Соломонович. – Это все Гектор, дурак…

– Гектор – это кто? – уточнила Стелла мрачно, с ненавистью глядя на своего врага.

– Геркало Витек, он в комитете по имуществу работает. Взяточник хренов!..

– Это тот голубоглазый, улыбчивый? Это на его даче мы были?

– Да.

– А при чем здесь взятки?

– Так у него денег до черта! Он там такие взятки берет, что мама не горюй!..

– Ладно. Рассказывай дальше, гнида.

– Элеонора, ну, ты это… правда, штаны мне надень…

– Перебьешься! Что этот Витек сделал?

– Он вдруг к девчонке полез, когда мы на пруд приехали. А она это… не хотела…

– А он?

– Он сначала вроде как шуткой с ней, а потом, видать, распалился. А она не давалась… Ну, он ее силой… На землю завалил… Она царапалась, а он велел нам держать ей руки…

– И вы, мрази, держали. А он, значит, насиловал?

– Ну, мы того… выпили к тому времени… У нас коньяк с собой был. Сама понимаешь…

– Нет, этого я как раз не понимаю. Вам, уродам, что, мало баб, которые сами отдаются – и даром, и за деньги? С чего вдруг вы на сопливую девчонку запали? Вам, уродам, под сорок уже, а ей только восемнадцать стукнуло!

– Да это все Гектор… Он у нас по женской части мастак… Он же у нас красавец, на него все бабы вешаются, вот он и думает, что все с ним с радостью готовы… Он ей так и говорил: тебе, мол, понравится, ты только расслабься…

– Ну и как? Расслабилась девчонка?

– Нет… Она не хотела. Все плакала и маму звала…

Стелла почувствовала, как ком подкатил к ее горлу, ей стало трудно дышать. Она с трудом сглотнула его и тихо, охрипшим голосом, приказала:

– Продолжай.

– А чего продолжать-то? Все.

– Значит, вы ее все втроем изнасиловали? По очереди или разом?

– Я не помню, пьяный был…

– Врешь! Слушай, Соснянский, ты уж давай все, до конца, облегчи себе душу. Целый год ведь с этим грузом ходишь. А не будешь рассказывать…

Она выразительно посмотрела на секатор, лежащий на полу рядом с банкиром.

– Да я, правда, не помню!

Стелла взяла одной рукой секатор, а другой схватила банкира за нос.

– Сейчас я тебе твое личико попрчу!

– Ай, не надо!!! Ладно, ладно! Расскажу!.. Фу ты, черт!.. Мы это… ее того… по очереди…

– А кто у вас любитель орального секса? – тихо спросила Стелла.

– Не знаю… А, подожди, это… Геркало! Да, это он любитель всякого такого… Извращенец, короче.

– А может, ты, котик?

– Я-а? Ты что, охренела? Элеонора, да я… У меня дочери шестнадцать лет! В том году шестнадцать было… Я бы не смог…

– Но ты ее держал! Ведь держал, да? Пока тот урод измывался над Беллой?

– Ну да, да!.. Но он просил ей руки подержать, она же не давалась, царапалась. А ему, гаду, приспичило… Я ему говорил: «Оставь ее! Трахнули ведь уже по разу, чего еще надо?» А он: а я еще, мол, хочу! Я оральный секс люблю… Ты поняла, короче…

Стелла чувствовала, что ее всю колотит от захлестнувшей злобы.

– О чем же вы, уроды, думали? Знали ведь, что она заявит…

– Ну, да… Когда очухались, когда туман из башки ушел, поняли, что круто влипли. Слон говорит: давай, мол, ее в воде помоем, следы смоем, никто не докажет! Денег ей побольше дадим, она и заткнется! А Гектор, тот вообще над нами смеялся: я, говорит, откуплюсь, у меня в органах – свой человек! И денег – три чемодана! Ну, мы со Слоном ее и потащили в воду купать…

– А кто предложил утопить?

Соснянский помолчал пару секунд, потом сказал неуверенно:

– Кажется, Слон…

– Врешь! Ты предложил!

– Нет! Ты чего?!

– Но ты ее тоже топил! Вы все ее топили, так?

– Нет! Не я! Я вообще ни при чем, это они!.. Они!.. И Слон, и Гектор, они же мрази! Это такие твари, если бы ты знала! Да мне таких друзей… да с такими уродами…

– Что же ты тогда с ними дружил, с такими уродами?

– А с кем мне еще было на шашлыки и рыбалку ездить? Элеонора, ну, умоляю! Поверь, я ни при чем! Я ничего такого…

– А мне плевать! Вы все при чем. А ты – в первую очередь. Почему ты своих дружков похотливых не остановил? У тебя же дочь – сестренке моей почти ровесница?! Ты-то как мог, сволочь?!.

– Элеонора! Ну, ты это… извини! Так получилось… Мы не хотели, правда…

– Ни хрена себе «извини»! Знаешь, когда говорят «извини»? Когда на ногу наступят нечаянно! А вы человека убили, доходит это до твоей черной души, мразь? Убили и живете как ни в чем не бывало: жрете от пуза, пьете, в своих бассейнах плаваете, баб трахаете! Ну, так я тебя обрадую, урод: твою дочь похитили и в этот самый момент несколько подонков насилуют ее в подвале. Уточнить, каким именно способом?

– Нет! – закричал истошно банкир. – Нет! Моя Мария!.. За что? Она еще ребенок!

– Что, не нравится? Моя сестра тоже была ребенком! Или своего тебе жалко, а над чужим измываться и убивать – это ничего, нормально? Развлечение себе такое устроили, сволочи! Ну так вот тебе сюрприз, гад: больше ты никогда никого не изнасилуешь!

С этими словами она быстро схватила в руку мужское достоинство Соснянского, и, не успел тот пикнуть, как она ловко резанула у его основания садовыми ножницами. Раздался нечеловеческий вопль. Стелла почувствовала, как руку ее залило теплой кровью. Она с удивлением и омерзением посмотрела на то, что осталось у нее в руке – окровавленный комочек мягкой горячей плоти – и со злостью сунула это орущему Соснянскому прямо в рот, крепко зажав его рукой.

– Попробуй на себе, каково это! Урод!

Затем она столкнула его в открытый люк погреба. Банкир, вопя и хрипя, рухнул вниз, как огромный мешок с мякиной. Удар был глухим и ощутимым; ей показалось, что даже дом затрясся, и после него внезапно наступила странная тишина. «Либо потерял сознание, либо шею себе сломал, – подумала Стелла. – Что ж, поделом!» Она, осветив фонариком погреб, посмотрела вниз. Соснянский лежал на земляном полу, скрючившись в какой-то неестественной позе.

– Сдохни, гад!

Она плюнула на него, бросила секатор вниз, прямо на затихшего банкира, закрыла люк погреба на шпингалет, потом с трудом пододвинула старый тяжеленный комод и опрокинула его так, что тот упал прямо на люк погреба. Раздался жуткий грохот, и в воздух поднялось облако серой пыли. Девушка зажмурилась и закашлялась.

– Вот хрен ты отсюда выберешься, мразь! – со злостью крикнула она, сама не зная кому. – И труп твой поганый сто лет никто не найдет! Что, получил?!.

Ответом ей была гробовая тишина. Стелла огляделась. Борсетка Соснянского валялась рядом, в том месте, куда упала, когда она огрела банкира большой скалкой по голове. Она подняла ее и свой рюкзачок и вышла на крыльцо. В борсетке лежал крутой мобильник Соснянского. Вытерев окровавленные руки тряпкой, найденной здесь же, на полу, она набрала номер угонщика Авто, который к тому времени выучила наизусть.