Виктор Банев - Череп императора Страница 20

— Когда ремонт будет закончен, — втолковывал мне Дэн, — над монастырем будет стеклянная крыша, а вот в этом помещении, прямо под ней, разобьют садик со скульптурами. Вот этими. — Дэн показал пальчиком на закутанные фигуры в углу.

— Как интересно, — сказал я. Стоило ради этого вылезать из теплого кафе?

— Да, буддизм — это вообще очень интересная религия, — совершенно серьезно согласился Дэн. — Вот, например, этот садик будет посвящен во-он тем двум божествам. — Дэн задрал голову и указал на две статуи, размещенные под потолком на особом помосте. — Бог Махакала и Шакти, его супруга, богиня чувственного наслаждения. Очень интересные боги. У нас в Китае таких богов нет, у нас буддизм немного другой… Но мы все равно помогаем местным тибетцам. Какая разница — ханьцы, тибетцы, маньчжуры? Все народы Китая — это одна большая семья…

Дэн говорил это без тени улыбки. Я бы даже сказал — с налетом искренности. Я согласно покивал — как же, как же. Одна семья, кто бы ни спорил. Впрочем, теперь мне по крайней мере было понятно, что за взаимоотношения существовали между монахами и консульством.

Я задрал голову и принялся рассматривать расположенных под потолком Махакалу с супругой. Жирный бог-мужичок с оскаленной пастью. И под стать ему богиня — гипертрофированный бюст, вывалившийся красный язык, раскоряченная поза.

— Вы знаете этих богов? — спросил Дэн.

— Слышал о них, — уклончиво ответил я.

— Махакала и Шакти, главные боги тибетского тантризма. Бог-мститель и богиня-шлюха.

Дэн выжидающе посмотрел на меня. «Какие милые», — сказал я. Хотел было цокнуть языком — вот ведь, мол, сила изобразительного искусства, — но раздумал. Дэн смотрел на меня не отрываясь.

— Вы ведь знаете, что тибетский сепаратист начала века по кличке Джи-лама был инкарнацией именно этого бога — Махакалы, — наконец проговорил он.

На какое-то мгновение мне показалось, что все вокруг поплыло и застекленный потолок вот-вот обрушится мне прямо на голову. Откуда? Откуда, черт подери, он знает… Хотя стоп! Знает что? Знает о том, что сумасшедший профессор Толкунов давал мне почитать брошюрку о похождениях Джи-ламы? Об этом он знать не может. Абсолютно точно не может. Разве что вчера, звоня по телефону, он каким-то образом сумел подсмотреть через трубку название книжки, которую я держал в руках. Вполне возможно, что ни хрена-то он и не знает, а так, просто… Закидывает удочку.

— Да что вы говорите? — сказал я. Пусть сам догадывается, что бы этот ответ значил. Впрочем, на мою реакцию Дэну было, похоже, совершенно начхать.

— Тибетцы верят, что Махакала — это бог-мститель, до седьмого колена истребляющий врагов буддизма — «желтой веры». В какие только сказки не поверит человек, одурманенный религией. Кстати, говорят, что ваш земляк, петербургский тибетолог по фамилии Кострюков, тоже верил в Махакалу. Он, говорят, считал, что его гибель — это месть Махакалы за какие-то его, Кострюкова, проступки.

Дэн помолчал и, прищурив глаза, принялся рассматривать мерзкие статуи божественного дуэта. Маленький, худощавый, с черной прилизанной головкой, он напоминал умную птицу.

— Раз уж мы заговорили о Кострюкове… Вы знали, что Кострюков работал здесь, в этом самом помещении? Он вернулся из экспедиции на советско-китайскую границу и здесь, в дацане, сортировал свою коллекцию. А спустя полтора года его арестовали. Прямо здесь все это и произошло. Работники НКВД поднялись по той самой лестнице, по которой только что поднимались мы, и предъявили Кострюкову ордер. Он попросил их выйти, на что, как ни странно, они согласились, минут десять собирался, а потом отправился с ними на Литейный… Десять лет без права переписки — то есть расстрел.

Дэн многозначительно замолчал и уставился на меня. Происходившее мне не нравилось. Совсем не нравилось. Странно как-то говорил со мной этот чертов консул. Не так, как, по идее, должен бы говорить. У нас светская беседа или что? На хрена мне все это знать? И акцент у Дэна вдруг куда-то пропал. Теперь он говорил по-русски абсолютно нормально, без всяких следов китайских мяукающих интонаций.

— У нас в Китае тоже был период репрессий, — снова заговорил он, — сейчас эта практика осуждена. Товарищи из ЦК сумели осознать ошибки, допущенные предыдущим руководством, и теперь в КНР все иначе. Однако я еще помню те времена. Ту атмосферу страха, когда люди пропадали и все боялись спросить — куда? Это было абсолютно одинаково и у вас, и у нас.

Дэн говорил медленно, словно с трудом подбирая слова. Я не перебивал.

— Знаете, что интересно? Кострюкова осудили на заключение без права переписки, но одно письмо из тюрьмы он все-таки передал. Он сидел прямо на Литейном, в спецтюрьме НКВД на шестом подземном этаже. И тем не менее умудрился переслать жене письмо. Как? Я не знаю. Зачем? Думаю, что оно было очень важно для него, это письмо… Так мне кажется. Иначе зачем он так упорно стремился передать его на волю? Поправьте меня, если я не прав.

— Н-ну, наверное, — промычал я.

Дэн улыбнулся, но как-то невесело это у него получилось. Губы растянулись, а глаза по-прежнему смотрели серьезно, выжидательно.

— Наверное, я чего-то не понимаю, но… — начал было я.

— Что вы, Илья, что вы! Не стоит обращать внимания на то, что я сказал! Я просто размышляю вслух. Кострюкова сажают в тюрьму. Ему грозит смертная казнь. Но единственное, о чем он думает, сидя в камере, — это как бы переправить на волю письмо. Что заставило его так себя вести? Я не знаю. А вы? Знаете, о чем я подумал? Если одного человека очень интересует то, что известно второму, то ведь они, эти двое, всегда могут договориться. Так сказать, сойтись в цене… Надеюсь, вы понимаете, что именно я имею в виду?

Я окончательно запутался в том, что несет этот хун-вэйбин. То он угрожает мне тем, что, мол, я похитил китайский раритет. То рассказывает о репрессированном востоковеде. А теперь и вообще предлагает договориться… О чем, черт его подери?!

Какого хрена он вообще притащил меня в этот монастырь? Попудрить мозги было некому? Я неожиданно подумал, что, может статься, консул этот — просто сошел с ума, не вынес несчастный китаец суровой прозы российских будней. Вот и куролесит теперь как может, несет неизвестно что, сам того не понимая. На душе стало неуютно.

— Я не тороплю вас с ответом, — ласково продолжал Дэн. — Вы знаете, кто я, где меня найти. Вы знаете и то, что мне известна вся эта история, — ведь я правильно все изложил? Да? Ну, так знайте и то, что одному вам со всем этим не справиться. Слишком уж много интересов здесь пересекается. Наш соотечественник Ли уже пытался не учитывать интересы всех сторон. Как вы знаете, он проиграл. А вот вы можете и выиграть, но для этого вам нужно понять простую вещь. Мы должны играть в паре. По той простой причине, что без моих каналов вы просто не сможете ничего с этим сделать. Это-то, надеюсь, вы понимаете? Ни вывезти за границу, ни продать здесь. Поверьте мне на слово…

Дэн положил птичью лапку на грудь и честными глазами посмотрел мне в лицо.

— Послушайте… — наконец попытался возразить я. Ничего из того, что он нес, я так и не понял.

— Ни слова больше! — всплеснул руками китаец. — Прежде чем дать окончательный ответ, хорошенько подумайте. Я вас не тороплю. В этой игре замешано слишком много народу, и одному вам действительно не справиться. Вам все равно придется выбирать чью-то сторону. Так выберите ее правильно. По крайней мере, я вас не обману. — Последние слова Дэн проворковал, уже уволакивая меня по направлению к лестнице.

Я оторопело молчал.

Пока мы спускались, он нес какую-то чушь насчет тибетского разгильдяйства («Осторожно! Осторожно, не споткнитесь! Здесь не хватает ступеньки. Монахи никак не соберутся ее починить… А еще мечтают отделиться от КНР… Дикий народ!»), а когда мы вышли за ограду монастыря, он предложил подбросить меня на своей консульской машине. В другое время и в других обстоятельствах я бы не устоял. Роскошная «BMW», о правилах дорожного движения можно забыть, опять-таки и под дождем тащиться не хочется. Но на сегодня обществом консула Дэна я, пожалуй что, сыт по горло.

— Нет, спасибо, — сказал я, — хочу немного пройтись. Способствует, знаете ли, пищеварению.

— Хорошо, хорошо, — заговорил он почему-то опять с мяукающим китайским акцентом. — Мой телефон у вас есть. Если что — звоните.

Дэн щелкнул дверцей машины и уехал. А я остался стоять под дождем. За потоками воды кокетливо мелькнул желтый дипломатический номер автомобиля.

Бог ты мой! Как они все мне надоели! Со всеми своими загадками, проклятиями фараонов, туманными угрозами и смутными намеками! Бритоголовый Дима, зеленый от страха профессор Толкунов, консул, который предлагает мне долю, но при этом не удосуживается объяснить, в чем именно. Ну зачем мне одному столько везухи сразу, а?