Джон Ридли - Все горят в аду Страница 20

Для Башира это было как удар ножом в сердце.

– Эх, сынок. Нет смысла скрывать от меня правду. Я знаю, каково это, когда за тобой охотятся.

Одно слово из краткой тирады Башира выпрыгнуло и ударило наотмашь Париса.

– Что? Что вы...

– В моей стране, если ты убьешь ради пропитания животных некоторых видов, за твою голову уже могут назначить цену.

– Стоп, стоп. Что вы хотели этим сказать – "охотятся"?

– Они приходили сюда, искали тебя.

– Они? Кто "они"?

– Двое. Один черный, как ты, а второй белый. Злобные такие.

– Но кто...

– Они не объяснили мне. Они скрыли. Они... не знаю. Они...

– Агенты?

– Да. Назвались они так. Агентами.

Под своей черной оболочкой Парис побелел от страха. Он стал нервно озираться, производя беглый осмотр помещения: не осталось ли каких следов от двух типов, отправленных на его поиски.

– Где они?

– Я не знаю. Я... Они угрожали, Парис. Я не мог перечить.

– Где они?!

– Я был вынужден дать им твой адрес.

– Черт! Кассета!

– Прости меня. Они вынудили меня сказать им, где ты живешь. Ты ведь понимаешь? Злобные такие, жестокие. Бог знает на что готовы были пойти, чтоб тебя разыскать.

Парис выскочил из гастронома "24/7", как человек, которому надо непременно куда-то попасть. Как человеку которого вот-вот вытащат из кармана миллион долларов.

– Берегись их! – прокричал Башир в крутящуюся дверь. – Берегись!

Странное дело.

Парис и Бадди всегда были просто соседями по квартире. Два человека, в складчину платившие за квартиру, не более того. Бадди вышел на Париса через бывшего соседа Париса, который вернулся в Висконсин, досыта наевшись Лос-Анджелесом, и освободил помещение Бадди.

Странное дело.

Помимо общей крыши над головой, Бадди и Париса фактически ничего не объединяло. Они не проводили вместе досуг, у них было, безусловно, очень мало общего. Два парня, вместе снимавшие одно помещение. Парис не смог бы сказать наверняка ни каким путем Бадди добывает деньги на квартиру, ни какой путь он бы хотел избрать, если бы они божьей милостью жили в мире, в котором каждый мог избрать путь, приносящий радость. Из друзей Бадди Парис знал только Альфонсо. Если прочие друзья Бадди похожи на Альфа, тогда Парису не больно надо с ними знакомиться. Любимое блюдо, имя последней подруги, что-нибудь типа хобби – ничего такого Парис о своем соседе не знал.

Поэтому-то и странно, с какой стати Парис так крепко прижимал к себе на полу их квартиры труп совершенно чужого человека. Не помня себя, Парис бросился на колени и обхватил труп руками. Он вспомнил, как гнал на "гремлине" домой из "24/7". Он вспомнил, как открывал дверь. Потом туман. Все перевернуто вверх дном. Воняет порохом. Бадди как будто спал. Если не считать пурпурно-черной пробоины посереди лба, нескольких порезов и множества ожогов, он как будто спал.

Вот оно что. И тогда Парис подбежал к трупу, обхватил его руками и начал оплакивать бедного растяпу, который ничего в этой жизни не достиг и теперь уже никогда не достигнет.

С чего вдруг Парис стал оплакивать хоть и знакомого, но совершенно чужого человека, – вот что самое странное.

Плача и покачивая на руках бездыханного соседа, Парис начал припоминать и кое-что еще.

Он припомнил, что кричал ему вслед мистер Башир, когда он выбегал из гастронома "24/7". Жестокие, злые люди, кричал он. Берегись их, кричал.

Кое-что еще припомнилось Парису. Агент. Этот хмырь Бейлис: "Сердце тебе вырежу... ногу на глотку поставлю... Слышишь этот хруст? Это шея твоя хрустит".

Трепотня. Развонялся с перепугу. Вот что подумал тогда Парис. Теперь Парису со свежим трупом на руках стоило еще раз задуматься. Может, это не трепотня. Может, этот Бейлис не так просто языком молол. Он ведь агент, да? А что говорят люди о голливудских агентах? Что говорили Парису его знакомые актеры, певцы и писатели? Агенты – отбросы мироздания, говорят люди. Гремучая змея на детской площадке и та менее опасна. В этой стороне света при слове "агент" на ум сразу приходит вот что: свирепые ублюдки, жлобы, бьющие ножом в спину, полоумные мстители, которые перережут тебе горло, да еще и продадут твою кровь, чтобы возместить расходы. Если только не выпьют ее на месте.

Очень скоро Парис пришел к выводу, что тот разговор состоял не из одних околичностей и преувеличений. Вскоре он задумался вот о чем: что может помешать агентам ударить ножом в спину и перерезать горло? Людей убивают за мелочь, за кроссовки "Эйр Джорданз". Убивают за то, что кто-то на кого-то не так посмотрел в автомобильной пробке на 405-м. А ради того, чтобы заполучить наследие Яна, кассету стоимостью десятки или сотни миллионов, на что эти люди – голливудские агенты – способны?

Под локтем Париса хлюпнул лоскуток кожи, прикрывавший отверстие от пули, которая вышибла Бадди мозги. Парис стал думать, что бы ему...

Они здесь!

Мысль о том, что убийца Бадди, кто бы он ни был, возможно, до сих пор здесь и способен на большее, настигла Париса решительно и внезапно. Он вскочил, бросив труп. Не занятая мыслями голова Бадди брякнулась о деревянный пол, выплеснув, наподобие бутылки кетчупа, еще одну порцию мозгов.

Парис внимательно прислушался, силясь различить за стуком собственного сердца невидимого убийцу. Он подумал, что надо бы пойти к двери, выбраться из квартиры, но его отяжелевшее от страха тело ему не повиновалось. Так стоял он, оцепеневший, – очень выгодная мишень. Время шло, однако невидимый убийца так и не выскочил из какого-нибудь укрытия, чтобы всадить пулю в Париса. Еще чуть погодя Парис осознал, что невидимого убийцы в квартире нет. Его никто не тронет.

И Париса немедленно настигла следующая мысль: "Он вернется! " Он, они. Они – пехотная часть, промаршировавшая по бульвару Уилшир, высланная Бейлисом любой ценой реквизировать кассету, – очень скоро они вернутся за ним.

Парис бросился в спальню. Засунул руку под диван, достал рюкзак. Кассета по-прежнему представлялась ему чеком, ожидающим обналичивания. Если только убийца – убийцы – не нашли ее. Сунув руку в глубь рюкзака, Парис нащупал там пустоту. Пустоту и... Что за черт? Какой-то сверток? Где эта сволочная...

Кассета! Вот она. Парис засунул кассету обратно в рюкзак, а вместе с ней несколько пар джинсов, несколько футболок, немного надежды и маленький шанс, – потому что маленький шанс – это единственное, на что он мог рассчитывать в такой ситуации.

Закрыв рюкзак, Парис закинул его на плечо и ринулся к выходу.

Стоп.

Безликие душегубы могли держать дверь под прицелом. Или, хуже того, они могут войти в тот момент, когда он будет выходить. Парису не хотелось умереть из-за столь удачного стечения обстоятельств. Надо бежать через заднее окно, вот что. Парис развернулся и рванул к другому выходу.

Стоп.

Он вернулся в гостиную. К трупу Бадди.

– Прости, старина, – сказал он бывшему соседу. – Это... это все я виноват. Я виноват и... я отплачу им. – Парис выругался. – Я придушу эту суку Бейлиса. Я...

Подогреваемую жаждой мести браваду Париса накрыла стремительная волна страха. Чем дольше он простоит тут, извиняясь и давая обеты мертвому Бадди, тем больше у него шансов кончить точно так же.

Парис оборвал свою пламенную клятву и, не оглядываясь, распахнул окно спальни.

Ральфс расположен к югу от Ла-Бреа. Он достаточно удален от Фэрфэкса, чтобы Парис мог спокойно остановить "гремлин", опустить в прорезь монету и набрать несколько цифр, не оказавшись под пристальным наблюдением ударной бригады, посланной на его уничтожение...

– Офис Чэда Бейлиса, – сказала девица на другом конце провода.

– Дайте его.

– Извините, – отозвалась секретарша. – Представьтесь...

– Дайте его.

– Как вас зо...

– Давай мне его, черт, сейчас же! – гаркнул Парис ей в самое ухо. – Дай ему трубку, мать твою!

Ярость Париса не пронимала Джен. Проработав восемь месяцев на секретарском посту, она вполне привыкла к потокам грязи, которую выплескивали на нее звезды, менеджеры звезд и бешеные продюсеры, считавшие вселенской трагедией не поданный вовремя лимузин, не те закуски на вечеринке после концерта, не тех шлюх, доставленных в номер. Ну и крик они поднимали! И вот очередной звонит, разоряется, Чэда, ему, мать твою, подавай, и немедленно...

Побейте собаку некоторое время плеткой – и она привыкнет. Джен связалась с боссом.

Чэд напряг изгрызенный кокаином мозг, чтобы поднести руку к телефону.

– Чэд, тут человек звонит. Расстроенный какой-то.

У Чэда барахлил слух. Ему стоило немалого труда понять, о чем толкует женщина в соседней комнате. Она продолжала:

– Он не назвался, но, по-моему, это тот, который утром звонил.