Александра Маринина - Соавторы Страница 21

- Володюшка, - мягко сказала она, - Вадим давно уже не мой. И ты меня от него не уводил. Ты меня подобрал, когда я валялась на дороге, брошенная и никому, кроме Юльки, не нужная. Тебе давно следовало бы перестать ненавидеть его.

- Не могу! - Владимир Иванович повысил голос. - Сам знаю, что глупо, недостойно, но не могу. Он ведь не дворник и не слесарь, не безграмотный обыватель, для которого любой сидящий за решеткой - закоренелый преступник, Вадим - такой же профессор, как и я, доктор наук, он криминолог, всю жизнь изучавший экономические преступления и людей, которые эти преступления совершают. Уж он-то лучше кого бы то ни было должен знать, как часто к ответственности привлекаются не настоящие расхитители и мошенники, а стрелочники.

Он должен, обязан был понимать, что ты и оказалась таким стрелочником, которого заставили подписать документы под угрозой увольнения, а потом сдали. И он не имел права от тебя отказываться.

- Это было давно, до девяносто первого года, а Вадим, если ты не забыл, был секретарем парторганизации кафедры, - напомнила Катерина. - У него не было выхода. Либо отказаться от меня и немедленно развестись, либо положить на стол партбилет и потерять должность.

Подполковник милиции и парторг кафедры не мог в те времена иметь жену с судимостью. Я его понимала и не осуждала, и ты не должен его ненавидеть.

- А я все равно ненавижу, - упрямо возразил он. - И ничего не могу с собой поделать. Он подонок и трус.

- Хорошо, - миролюбиво согласилась жена, убирая свою тарелку. - Ешь суп, пожалуйста, он совсем остыл.

Пусть Вадим подонок и трус. Но при чем тут эта женщина с Петровки? Ей-то за что досталось?

- Так в том-то все и дело, что ей досталось за мою ненависть к твоему бывшему. Вот это меня и гнетет.

Я сам себя не могу уважать из-за этого.

- Ешь, пожалуйста.

Он быстро съел суп и понял, что сыт и никакой еды больше не хочет. Однако Катерина уже накладывала жаркое. Владимир Иванович открыл было рот, чтобы отказаться от второго блюда, но остановил себя. Катя обидится, она стояла у плиты, готовила, старалась… Как только он понял, что не любит ее и никогда не любил по-настоящему, сразу стал испытывать чувство вины перед женой и опасаться, не приведи господь, это свое отсутствие любви хоть в чем-нибудь проявить.

Владимир Иванович с трудом впихивал в себя картошку с мясом, стараясь не глядеть на жену. Катерина никак не комментировала его рассказ, и было непонятно, осуждает она его или нет и что вообще думает по этому поводу.

- Катя, а может так случиться, что ты меня разлюбишь?

Катерина стояла у плиты и разливала в смешные фигурные чашечки кисель, сваренный для мальчиков. Антошкина чашка - желтая с красным, в форме толстого мышонка с куском сыра в коготках, Вовкина - синяя с белым, изображающая из себя снеговика с ведром на голове и морковкой вместо носа.

- Конечно, - ответила она, не оборачиваясь. - Только не за то, что ты ненавидишь Вадима. За что-нибудь другое.

- Например, за что? За глупость? За упрямство? - допытывался он.

- За жлобство, Владимир Иванович.

- Кать, я серьезно.

Вошла Евгения Семеновна, забрала чашки с киселем и вазочку с печеньем.

- А если серьезно, - Катерина снова присела за стол напротив мужа, - то не имеет ровно никакого значения, люблю я тебя или нет, и если люблю, то не разлюблю ли, и если разлюблю, то за что именно. Понимаешь, Вовчик-первый? Ни-ка-ко-го, - повторила она по слогам.

- Не понимаю. Это что-то новенькое, - озадаченно произнес Славчиков.

- Это действительно новенькое, - кивнула она. - Твой сын придумал. Новая теория.

- Васька?!

- Он самый.

- И что же он такого придумал, господи ты боже мой? Что за теория?

- Теория о том, что не имеет никакого значения, какую жизнь мы проживаем и как, потому что жизнь - это всего лишь один эпизод в длинной цепи разнообразных эпизодов. Если один эпизод не получился, ничего страшного, следующий будет другим, намного лучше. Правда, Василий называет жизнь не эпизодом, а приключением.

- То есть он считает, что у человека много жизней? - уточнил Владимир Иванович, не веря своим ушам. - Он что, свихнулся? Может, он пьяный был, когда говорил это?

- Нет, Володюшка, если следовать теории твоего сына, то у человека жизнь одна, но человек - это единство плоти и души. Плоть тленна, а душа бессмертна.

Когда плоть умирает, то умирает данный конкретный человек как единство тела и души, но душа-то продолжает жить. Она находит себе другую плоть и пускается в новые приключения. А любое самоубийство - всего лишь воплощение решения души о том, что в ипостаси данного человека, живущего данной жизнью, ей пребывать больше не хочется, ей надоело, скучно, она устала. Она хочет побыстрее избавиться от плоти, улететь на небо и там высмотреть себе другую жизнь, которой она хотела бы попробовать пожить.

- Она - это кто? - глупо спросил профессор, который уже плохо понимал, о чем толкует его жена-писательница.

- Она - это душа, Володенька, - пряча улыбку, пояснила Катерина. - Вот такую идеологическую конструкцию изобрел наш Васенька. И, кстати, просил меня довести ее до твоего сведения.

- Зачем?

- Он считает, что ты лучше поймешь его, нежели я.

Он полагает, что эта конструкция слишком теоретична, чтобы ее могла по достоинству оценить такая приземленная особа, как твоя жена. Ну что, оценил?

- Да бред какой-то! - Владимир Иванович в сердцах махнул рукой и чуть не сбросил на пол плетеную корзинку с нарезанным хлебом. - Где он набрался такой чуши?

Катерина пожала плечами.

- Не знаю. Говорит, у кого-то вычитал, взял за основу и добавил кое-что от себя.

- Ну ладно, допустим. А почему он сам мне все это не изложил? Почему попросил тебя довести до моего сведения?

- Он надеется, что в моем изложении теория прозвучит более связно. Ты же сам знаешь, Вася умный мальчик, но очень плохо излагает и совсем не умеет объяснять.

- Но тебе же он изложил свой бред, и ничего, ты поняла, - недовольно проворчал Славчиков.

В нем внезапно проснулась ревность. Что же, Васька считает Катерину умнее родного отца? Васька счел возможным чем-то поделиться с ней, чем-то таким, о чем ему и в голову не пришло поговорить с отцом?

- Володюшка, я вырастила Юльку и теперь постоянно общаюсь с Антошей и Вовкой. Ясно?

- Нет. Не вижу связи, - сердито откликнулся он.

- У меня большой опыт общения с теми, кто плохо умеет объяснять, вот и все. Зато ты избалован общением с высоколобыми учеными и всякими там аспирантами, кандидатами и докторами, они все ясно мыслят и ясно излагают, а того, кто излагает плохо, вы сразу изгоняете из своих рядов и даже не пытаетесь понять, о чем это он там, собственно говоря, толкует. А я не могу отмахнуться от объяснений малыша, мне приходится обязательно его выслушать и постараться понять. Поэтому я тренированная. Вот Васька и предпочел меня в качестве первого рецензента. Он прекрасно понимает, что если я буду тебе пересказывать его бредни, то сделаю это более внятно и системно.

- Так ты согласна, что это бредни?

- Разумеется.

- Ну слава богу, - с облегчением выдохнул Владимир Иванович, - а то я уж испугался, что ты меня начнешь вербовать в новую веру.

Дверь кухни с грохотом распахнулась, на пороге возник взъерошенный Антошка. Из-за его спины прорывался с боями Вовчик-второй, которого старший братец отпихивал и всеми силами старался не пропустить вперед.

- Мам, а можно я боевик посмотрю с Костнером?

- Мам, - пищал младший, - там "Спокойной ночи, малыфы", там сказка плодолфается, а он не дает смотлеть.

- Уйди, не лезь!

- Ну, мам!…

- Пошел отсюда!

Катерина подскочила к сыновьям и разняла их, пока не Дошло до драки. Теперь Вовчик-второй прятался за ее ноги и оттуда глядел победителем.

- Антоша, ты можешь смотреть боевик, но только до Девяти часов. В девять Вовчик ляжет спать.

- А я? - пискнул младший.

- А ты посмотришь свою сказку здесь.

- Так уже без пятнадцати девять, - возмутился старший. - Сейчас как раз фильм начнется. И в девять выключать, да?

- Пожалуйста, можешь смотреть фильм на кухне, - согласилась Катерина. - Вовчик посмотрит передачу в комнате и сразу ляжет спать. А ты можешь сидеть здесь, только учти, что мы с папой тоже будем здесь, нам нужно поговорить, а потом я буду мыть посуду и убирать.

И решай быстрее, у тебя три минуты.

Ей приходилось быть жесткой, иначе нельзя, когда квартира слишком мала для пятерых. Нельзя делать поблажки одному и ущемлять другого, и приходится все время искать баланс между разными интересами, чтобы никто не обиделся и была соблюдена элементарная справедливость. Хотя только матери знают, как щемит сердце, когда приходится гоняться за этой самой справедливостью, слыша рев маленького ребенка и глядя в его обиженные глазки. "Катерина состоит из одних достоинств, - подумал Владимир Иванович, наблюдая за тем, как жена "разруливает" конфликт интересов. - Господи, ну почему же я не люблю ее?"