Элизабет Джордж - Тайник Страница 21

Вот тогда она ощутила тревогу, как будто кто-то щипцами оттянул кожу у нее на груди, под сердцем. Она вспомнила о том, что видела из своего окна утром, наблюдая, как брат направляется к бухте, — тень, которая выскользнула из-под деревьев неподалеку от дома Даффи и последовала за Ги.

Тогда она подошла к телефону и снова набрала номер Даффи. Кевин согласился сходить в бухту.

Вернулся он бегом, но не к ней. И только когда машина «скорой помощи» появилась на другом конце подъездной аллеи, он пришел в дом.

Так начался кошмар. Часы шли, но облегчения не приносили. Сначала она решила, что у Ги был сердечный приступ, но, когда ей не позволили поехать с ним в больницу в одной машине, сказав, что пусть лучше Кевин Даффи везет ее следом, и унесли Ги раньше, чем она успела на него взглянуть, она поняла, что случилось непоправимое.

Она надеялась, что это был удар. Тогда, по крайней мере, он будет жить. Наконец к ней пришли сказать, что он умер, и только тогда она узнала, как это случилось. С тех пор одна и та же картина непрестанно вставала перед ней: Ги страдает, он в агонии, а рядом никого.

Как бы ей хотелось, чтобы смерть брата была случайной. Но нет, его убили, и это лишало ее присутствия духа, превращало жизнь в поиск ответа на вопрос «за что?». И еще «кто?». Но это была опасная территория.

Жизнь научила Ги самому получать то, что хочется. Никто так просто ему ничего не преподносил. Но не раз и не два он брал то, что ему не принадлежало. В результате страдали другие люди. Его жены, дети, коллеги… В общем, другие.

«Если ты будешь продолжать в том же духе, то просто погубишь кого-нибудь, — говорила она ему. — А этого я тебе не позволю».

Но он только посмеивался над ней и нежно целовал в лоб. Директриса мадемуазель Бруар, называл он ее.

«А если я не послушаюсь, ты будешь бить меня линейкой по ладоням?»

Боль вернулась. В затылок словно вбивали ледяной клин, пока исходящий от него ужасный холод не начинал обжигать, точно пламя. Он протягивал вниз щупальца — посланников болезни, и они ползли, по-змеиному извиваясь. В поисках облегчения она покинула комнату.

В доме она была не одна, но чувствовала себя абсолютно одинокой и, если бы не дьявольский рак, сжимавший ее в своих тисках, смеялась бы во весь голос, В шестьдесят шесть лет оказаться до срока вырванной из утробы братской любви. Кто бы мог подумать, что все закончится именно так, когда в ту давно минувшую ночь ее мать прошептала:

— Promets moi de ne pas pleurer. Sois forte pour Guy.[13]

Ей хотелось продолжать верить в мать, как она верила в нее все шестьдесят лет. Но правда была в том, с чем приходилось иметь дело сейчас. Она не могла больше быть сильной.

Маргарет Чемберлен уже через каких-то пять минут в обществе сына начинала сыпать указаниями: «Выпрями спину, ради бога; смотри людям в глаза, когда разговариваешь с ними, Адриан; ради всего святого, перестань швырять мой багаж; осторожнее, не сбей велосипедиста, дорогой; и, пожалуйста, не забывай включать поворотник, милый».

Однако она вовремя остановила эту лавину распоряжений. Он был самым любимым из четырех ее сыновей, но он же неизменно доводил ее до белого каления, — по мнению Маргарет, это объяснялось тем, что отцы у ее детей были разные, а поскольку своего Адриан только что потерял, то она решила смотреть на некоторые неприятные привычки сына сквозь пальцы. Пока.

Он встречал ее в закутке, который в аэропорту Гернси сходил за зал прибытия. Она прошла в дверь, толкая перед собой тележку, нагруженную ее чемоданами, и увидела сына у стойки аренды автомобилей, где тот ожидал ее появления, а не болтал с хорошенькой рыжеволосой девицей за прилавком, как сделал бы всякий нормальный мужик на его месте. Он же притворялся, будто изучает какую-то карту, и упускал очередную возможность, которую жизнь совала ему прямо под нос Маргарет вздохнула.

— Адриан, — позвала она, а когда тот не ответил, окликнула громче: — Адриан.

Со второго раза он ее услышал и оторвался от своей карты. Подкрался к стойке и положил карту на место. Рыженькая спросила, чем она может помочь сэру, но тот не ответил. И даже не посмотрел на нее. Девушка повторила. Но он только поднял воротник куртки и вместо ответа повернулся к ней спиной.

— Машина на улице, — сказал он матери вместо «здравствуй» и скинул ее чемоданы с тележки.

— Может, спросишь хотя бы, как дорогая мамочка долетела? — предложила Маргарет. — И разве нельзя довезти чемоданы в тележке прямо до машины? Так ведь легче.

Но он уже шагал прочь, неся по чемодану в каждой руке. Делать было нечего, оставалось только идти за ним. Маргарет послала извиняющуюся улыбку в направлении стойки, на случай если рыженькая наблюдала за тем, как встретил ее сын. И пошла следом.

Аэропорт представлял собой одиночное строение, расположенное сбоку от единственной посадочной полосы в окружении непаханых полей. Автостоянка при нем была меньше, чем при железнодорожной станции у ее дома в Англии, так что найти Адриана не составило никакой проблемы. Когда Маргарет поравнялась с ним, он запихивал чемоданы на заднее сиденье рейнджровера, автомобиля, хуже которого для местных дорог-паутинок и выдумать ничего было нельзя, как она убедилась вскоре.

Сама она никогда не бывала на этом острове. Они с Ги развелись задолго до того, как тот оставил свой бизнес в «Шато Бруар» и поселился здесь. Но Адриан не однажды гостил у отца на острове, и почему он разъезжал по нему на каком-то фургоне для перевозки мебели, когда тут явно требовалась «мини», было выше ее понимания. Как и многие другие поступки сына. К примеру, его разрыв с единственной женщиной, с которой он ухитрился вступить в отношения за все тридцать семь лет своей жизни.

«С чего бы это вдруг?» — до сих пор удивлялась Маргарет.

«У нас были разные цели», — пытался убедить он ее, чему она ни на секунду не поверила, потому что из приватной доверительной беседы с самой молодой женщиной доподлинно знала: Кармел Фицджеральд хотела замуж, а из другой приватной и доверительной беседы с собственным сыном также доподлинно знала: Адриан считал, что ему повезло найти молодую, в меру привлекательную женщину, готовую не колеблясь связать свою жизнь с человеком практически среднего возраста, который всю жизнь просидел у матери под юбкой.

Кроме тех трех кошмарных месяцев, которые он провел в одиночку, когда пытался поступить в университет… Но чем меньше она будет вспоминать об этом, тем лучше. Так что же между ними произошло?

Маргарет знала, что спрашивать об этом нельзя. По крайней мере сейчас, накануне похорон Ги. Но она все равно собиралась задать этот вопрос, и скоро.

Она сказала:

— Как справляется бедная тетя Рут, дорогой?

Адриан притормозил у дряхлого отеля.

— Я ее не видел.

— Почему? Она что, не выходит из своей комнаты?

Он смотрел вперед, на светофор, сосредоточенно ожидая, когда загорится желтый.

— То есть я ее видел, но не совсем. Я не знаю, как она справляется. Она мне не говорила.

А спросить он, разумеется, не догадался. И с матерью поговорить нормально, а не загадками ему тоже в голову не приходит.

— Это ведь не она его нашла, правда? — спросила Маргарет.

— Нет, это Кевин Даффи. Садовник.

— Она, наверное, в шоке. Они ведь не расставались… Вообще никогда.

— Не знаю, зачем ты сюда приехала, мама.

— Ги был моим мужем, дорогой.

— Первым из четырех, — не преминул напомнить Адриан. Вот зануда, право. Маргарет прекрасно знала сама, сколько раз она выходила замуж.

— Я думал, что на похороны приходят только к действующим мужьям.

— Как это вульгарно с твоей стороны, Адриан.

— Неужели? Ну уж нет, вульгарности мы не потерпим.

Маргарет повернулась, чтобы видеть его лицо.

— Почему ты так себя ведешь?

— Как?

— Ги был моим мужем. Когда-то я любила его. Благодаря ему у меня есть ты. И если в память об этом я должна пойти на его похороны, я это сделаю.

Улыбка Адриана показывала, что он ей не верит, и ей захотелось дать ему пощечину. Сын слишком хорошо ее знал.

— Ты всегда воображала, будто умеешь лгать, — сказал он. — Что, тетя Рут боялась, как бы я тут без тебя… как бы это сказать? Не наделал глупостей? Не совершил преступления? Или попросту не взбесился? А может, она считает, что я уже это сделал?

— Адриан! Как ты мог подумать… даже в шутку…

— Я не шучу, мама.

Маргарет отвернулась к окну, не желая больше выслушивать бредни сына. Светофор мигнул, и Адриан на полной скорости пронесся через перекресток.

Вдоль дороги, по которой они ехали, сомкнутым строем стояли дома. Под хмурым небом послевоенные оштукатуренные коттеджи соседствовали с разрушающимися викторианскими домами-террасами, что лепились порой к какому-нибудь отелю, закрытому на зиму. Населенные территории вдоль южной стороны дороги уступили место голым полям с фермерскими домами из камня, а на границе каждого участка виднелись деревянные белые лари, куда в другое время года фермеры выкладывали молодой картофель и тепличные цветы на продажу.