Михаил Черненок - Брызги шампанского Страница 21

Лиза встретила улыбчиво, но синие глаза на ее миловидном лице выдавали внутреннюю настороженность. Заказав чашку кофе, Слава пристроился у стойки и завел банальный разговор о пустяках. Поболтав о том о сем, ненавязчиво переключился на убийство Гусянова. И тут Лиза почти огорошила его.

– Вы знаете, кажется, я видела Володькиного друга в Кузнецке, когда жила там, – неуверенно сказала она.

– При каких обстоятельствах? – стараясь не выказать повышенного интереса, спросил Слава.

– По-моему, он был телохранителем у моего мужа.

– У Валерия Падунского?

– Естественно.

– Почему раньше этого не вспомнили?

– Потому, что и сейчас сомневаюсь. У того парня, на которого похож Володькин друг, не было шрама на щеке.

– Как звали «того парня»?

Лиза пожала плечами:

– Вокруг мужа тусовалась большая свора охранников, но ни с кем из них Падунский меня не знакомил.

– Вас они разве не охраняли?

– Я только с мужем на люди выходила. И то не очень часто. Лишь на презентации да иногда за женскими вещами в магазин.

– А пистолет у Падунского не видели?

– Был какой-то с коричневой ручкой и желтенькими патронами. Он ни на минуту с ним не расставался. Даже, когда ложился спать, под подушку прятал.

Кроме этих двух «эпизодов», ничего нового Голубев от Лизы не узнал. Шашлычник Закарян оказался типичным армянином, прижившимся в Сибири. Невысокого роста, большеносый и смуглый, он только удивленно выкатывал черные глаза, сокрушенно качал головой и часто приговаривал: «Жалко, понимаешь, Володьку, очень жалко». Занятый организацией юбилея тестя, Хачатур не видел Гусянова в последний его приезд, и о том, с какой целью на сей раз тот заявился в Раздольное, шашлычнику было неизвестно.

Неожиданно в таверну вошел жизнерадостный здоровяк Кафтанчиков. Закарян тотчас угодливо обратился к нему:

– За шашлычком, Василич?..

– Шашлыками ты вчера меня до икоты накормил, – басовито ответил бритоголовый богатырь. – Сегодня сватья пообещала приготовить к обеду добытых мною крякв. Утка, говорят, посуху не ходит. Стало быть, к ней необходима «Столичная» примочка, чтобы обеспечить качественное пищеварение, – Василий Васильевич хитро посмотрел на Голубева. – Для настоящего охотника обед без стопки, что свадьба без музыки.

– Это точно! – подхватил иронию Слава. – Как говорил один хохол: «Год не пей, два не пей, но перед борщом обязательно выпей». А борщ у него на столе – каждый день.

Кафтанчиков громко захохотал.

– Хорошо ли сегодняшнюю зорьку провели? – спросил Слава.

– Посредственно. Вчерашним вечером шашлыков объелся, да и патроны у меня, прямо сказать, больше для зайцев подходят, чем для уток.

– Надо было перед сезоном утиными запастись.

– Теоретически – да, а практически приходится брать то, что в охотничьих магазинах продают. Объехал все новосибирские точки. Кругом одно и то же. Пришлось отовариться в ближайшем от своего дома фирменном магазине.

– Это где?

– Возле цирка.

Заведя разговор о патронах, Кафтанчиков ничуть не стушевался. Голубеву даже подумалось, что Василий Васильевич сделал это умышленно, чтобы отвести от себя подозрение. Дескать, попробуй доказать мою причастность к убийству, если во всех охотничьих магазинах продаются одинаковые патроны. Расплатившись с Лизой, Кафтанчиков сунул в карманы пиджака две четвертинки «Столичной» и как ни в чем не бывало обратился к Голубеву:

– Что интересного откопал в отношении гибели председательского сына?

– Пока остаюсь при своем интересе, – с улыбкой увильнул от конкретного ответа Слава.

– Если убийство заказное, не трать зря силы. Ничего не раскопаешь, – авторитетно пробасил Василий Васильевич. – В Москве, гляди, сколько известных людей загубили, но ни заказчиков, ни исполнителей до этих дней не нашли.

– У нас – не Москва. Здесь проще.

– Как сказать. До выхода на пенсию я работал коммерческим директором в фирме «Светоч» и имел неосторожность ввязаться в борьбу с незаконными акционерами. В результате – средь бела дня, считай, в центре города, «Волгу», в которой я ехал с шофером, прошили автоматной очередью. Два года разыскивают преступников и найти не могут.

– Но вы ведь живы.

– Киллер схалтурил. Вместо меня шофера в могилу уложил. Я же в реанимации больше месяца провалялся. Спасибо медикам, спасли, – Кафтанчиков похлопал по карманам. – Теперь даже водочку попиваю. Правда, не больше ста граммов в день. Врачи посоветовали регулярно употреблять сей напиток в целях профилактики. Чтобы вредные бляшки не закупорили поврежденные пулями сосуды. А вот работать дальше не смог. После той катавасии сразу на пенсию оформился.

Рассказанное Кафтанчиковым еще сильнее насторожило Голубева. Вроде бы спроста Василий Васильевич сказал о заказных убийствах и поведал о своем трагическом случае, но в то же время никто ведь не просил его заводить об этом разговор.

Егор Захарович встретил Славу недоумевающим взглядом, настороженно. Пришлось начинать разговор издалека. Забыл, мол, спросить у Богдана Куделькина, где он покупал ружье и патроны. Пришлось снова приехать.

– Это и я могу тебе сказать, – спокойно ответил старик. – Куделькин в ружьях не разбирается. Поэтому уговорил меня съездить с ним в Новосибирск. Заехали сначала в какой-то военный магазин на Красном проспекте. Там подходящего ружьишка не оказалось. Кто-то из покупателей подсказал, что есть хорошие ружья в охотничьем магазине у цирка. Здесь мы и выбрали ижевку двенадцатого калибра.

– А патроны где покупали?

– Там же, вместе с ружьем.

«Что это: случайное совпадение или подтасовка фактов?» – мелькнула у Славы мысль, но задерживаться на ней он не стал и спросил:

– Не опробовали, как ружье бьет?

– Без меня Богдан стрелял по консервной банке. Говорил, что убойная сила и кучность дроби превосходные.

Когда же Голубев заговорил о гусяновском карабине с оптическим прицелом, дед Егор неожиданно замялся и туманно стал объяснять, будто действительно Володька хвастал, что купил в Кузнецке такой карабин, и собирался из него стрелять зимой лосей. Помог Славе вызвать старика на откровенность приехавший на своем скрипучем велосипеде Ромка Удалой. Увидев, как мальчишка передал Голубеву стреляную гильзу, Егор Захарович смущенно усмехнулся:

– Ну, Шустряк, ничего при нем не утаишь…

– А утаивать, Егор Захарович, ничего и не надо, – сказал Слава. – Не вижу в этом для вас никакого резона.

– Оно, пожалуй, и верно. Какой мне резон выгораживать мертвого Володьку, – согласился старик. – У него теперь, как говорится, за семь бед один ответ.

После этого разговор пошел без уверток, конкретный. Дед Егор повторил рассказанное Ромкой о стрельбе из карабина за околицей села. По мнению старика, Гусянов купил карабин по случаю, без определенной цели. «Ствол», как Володька его называл, был хотя и не новый, но очень прикладистый, с отличной оптикой и хорошо пристрелян. Имелись ли у Гусянова документы на это оружие, дед Егор не знал. О заготовке лосей Володька говорил как-то несерьезно. Охотник-то он совершенно никакой, а стрелок еще хуже. На его просьбу – научить метко стрелять, Егор Захарович ответил отказом.

– Почему? – спросил Голубев.

– Стрельба – это очень особый вид спорта… – старик помолчал. – Если в этом деле у человека нет таланта от Бога, никто его не научит добиваться высоких результатов. Так я прямо Володьке в глаза и сказал.

– Он не обиделся на вас?

– Судя по виду, нет. За правду негоже обижаться.

– Чего это Гусянов стрельбой интересовался? Чемпионом хотел стать, что ли?

Дед Егор вздохнул:

– Грешно о мертвых говорить плохое, но, по всей видимости, Володька планировал на стрельбе много зарабатывать. Хотя прямо он и не говорил, но проболтался, что в Кузнецке есть фартовая работенка, где одним выстрелом можно огрести кучу миллионов.

– Это похоже на заказные убийства.

– Без всякого сомнения. Не надо иметь много ума, чтобы догадаться, за какие выстрелы платят миллионы.

– А вам не предлагал таким способом подработать?

– Он соблазнял меня большим заработком при отстреле лосей, но я ответил, что мне пенсии за глаза хватает. Да и годы, мол, уже не позволяют за лосями гоняться. Как-никак седьмой десяток приканчиваю. Тогда Володька стал расспрашивать, легко ли было застрелить первого немца на войне. А я, признаться, того, первого, и в глаза не видел.

– Как так? – заинтересовался Слава.

– Под Великими Луками это случилось. Часть наша, отойдя из города, залегла в обороне. И навалился на нас немецкий снайпер. Что ни день – два-три наших бойца либо насмерть, либо в лазарет убывали. Сам командир дивизии приказал мне любой ценой устранить вражеского стрелка. Залег я со снайперской трехлинейкой в укрытие. День пролежал впустую. На вторые сутки заметил, будто бьет он, стервец, из узкого оконца с вершины водонапорной башни, находившейся от меня в километре. Пригляделся через оптический прицел – в оконце винтовочный ствол, а над ним цейсовская оптика отсвечивает. Навел я свою трехлинейку чуток повыше той оптики и нажал спуск. После выстрела оконце сразу опустело. Ночью наши разведчики побывали в башне. Принесли оттуда снайперскую винтовку и подсумок с неизрасходованными патронами. По их рассказу, моя пуля попала немцу точно между глаз. За выполнение боевого задания командир дивизии вручил мне орден Красной Звезды.