Георгий Тушкан - Друзья и враги Анатолия Русакова Страница 21

— Хочу, — охотно согласился Анатолий.

— Раз так — помоги машину до путя довести. Тилько работы тут не мало, били ручки замараешь, — сказал шофер на странной помеси украинского и русского языков.

Анатолий не сразу ответил. Он оглянулся: нет ли поблизости Франца? Ведь похоже на то, что он, Анатолий, изменяет их клятве быть верными воровскому духу и не трудиться. Но как же не помочь человеку в беде?

— Тебе, хлопче, як зовуть?

— Мамона!

— По имени!

— Анатолий.

— Ну, а я Григорий Маркович, або як вси зовуть — дядько Грицько. Слухай, друже, а може, у тебе есть якесь дило? Поможешь мени, а вид начальства нагоняй?

— Ладно уж… Помогу.

— Тильки уговор — на полпути не кыдай. А то, може, сбигаешь до гаражу та приведешь кого?

— Раз взялся — сделаю.

— Ну добре! Ты машину хоть трохи знаешь?

— Мотоцикл немного знаю. Помогал разбирать и мыть одному парню у нас во дворе… Он за это катал меня, даже учил управлять. Немного… А с грузовой машиной не приходилось…

— Такой же мотор внутреннего сгорания. Четыре цилиндра. Значит, четыре свечи. Оце задний мост, щоб ему повылазило. Теперь нам треба надиты задни скаты и завести мотор.

Шофер помогал левой рукой. В основном действовал Анатолий. Он подкатил и надел колеса, завинтил гайки, вынул домкрат. Теперь машина стояла на всех четырех колесах. Шофер попробовал запустить мотор, нажимая педаль стартера, но мотор не заводился. Пришлось Анатолию заводить мотор рукояткой. Он крутнул несколько раз, устал, снова крутнул.

— В поте лица своего зарабатываем хлеб свой? — послышался насмешливый голос Красавчика.

— Пошел ты… — Анатолий изо всех сил завертел рукояткой.

Мотор чихнул, рукоятку сильно рвануло назад, в обратную сторону, и Анатолий с воплем отскочил. Большой палец как-то странно торчал.

Шофер выскочил из кабинки и подбежал.

— Выбило? То ж я повинен. Не научил. Коли заводишь, нияк не можно обхватувати ручку большим пальцем… — Говоря, он неожиданно и сильно дернул большой палец Анатолия. Тот вскрикнул, отдернул руку, но палец был уже на месте.

Григорий Маркович засмеялся, хлопнул Анатолия по плечу, сказал, что до свадьбы заживет, хоть и опухнет малость, и попробовал завести мотор сам, но левой рукой было неудобно.

— А ну, хлопче, крутны! — обратился он к Францу, стоявшему рядом и с насмешливым видом наблюдавшему происходящее.

— Что вы, сеньор? Разве я ишак? Я свободный артист! — И Франц демонстративно засунул руки в карманы.

— А-а-а! Так-так! Слыхав про тебе… Артист, значит? Гений? Работать не хочешь, а жрать — ложка мала. Та на черта ты мени такый сдався?! А ну, бисова душа, не смерди, не погань ландшафт. Геть! Эх, жаль, Толя, не сможешь ты теперь крутнуть.

— Да на кой ему? Погрелся и хватит. Топай за мной, Мамона! — приказал Франц.

Шофер с удивлением посмотрел на Анатолия. Трудно сказать почему: потому ли, что Анатолий не терпел, чтобы им командовали, да еще на людях, или из духа противоречия, но он молча взялся за рукоятку.

— Та куды тоби, поклычь кого з гаражу! — уговаривал Григорий Маркович и даже попытался оттащить его за плечо.

— Да не мешайте мне, лезьте в свою кабину, а не хотите — без вас поведу машину в гараж, — с нарочитой грубоватостью сказал Анатолий.

Шофер молча уселся за баранку. Анатолий крутнул. Франц многозначительно засвистел. Анатолий выхватил рукоятку и сильно ударил Франца по спине, и раз и второй. Тот взвыл и попытался выхватить рукоятку, но получил по рукам и побежал, скверно ругаясь. А за ним бежал Анатолий и лупил его.

— Ото так! — сказал шофер, когда запыхавшийся Анатолий вернулся. — Я бы сам турнув его, так не дозволено… Уволят… А ты, хлопче, хоть куды! Хочешь, попрошу, шоб тебе приставили до мене в помощники?

— В какие помощники?

— В помощники шофера. Я тебя, друже, в заправские шофера произведу. Дефицитная профессия!

Анатолий не ответил и с ожесточением начал вращать ручку. Мотор чихнул и заработал. В синеватом бензиновом дымке чудился запах бескрайних дорог. Анатолий молча пошел прочь.

— Анатолий, так як же, пийдешь до мене в помощники? — приоткрыв дверцу, крикнул шофер.

Анатолий не обернулся.

…С Францем они помирились, на работу Анатолий по-прежнему не ходил.

Несколько раз Иван Игнатьевич, встречая Анатолия и Франца во дворе, звал их пройтись в мастерские.

— Хотите сагитировать? Не выйдет! — заявлял Франц.

— А разве тебе не надоело валять дурака?

— Нет, не надоело валять дурака.

— Значит, не пойдешь?

— Если так уж просите… — Франц с наглой усмешкой пожал плечами.

Они ходили по мастерским. Там летали стружки, пахло сосновой смолой. Анатолий присматривался к воспитанникам. Одни работали, «выполняя урок», другие с увлечением.

В слесарной, где работал Влоо, пахло смазочным маслом и каленым железом, гудели станки. Анатолий боялся презрительных взглядов и обидных слов, но воспитанники были заняты делом и обращались только к Ивану Игнатьевичу.

Проходя мимо пустующего станка, Иван Игнатьевич подмигнул и кивнул на станок. Франц засмеялся и покачал головой — «нет». Анатолий с трудом подавил вздох, поймал быстрый, как молния, понимающий взгляд Ивана Игнатьевича, рассердился, покраснел и выбежал.

Ничегонеделание стало хуже всякой пытки. Как ни странно, но кривляние и похвальба Франца не разгоняли тоски, присутствие Франца только усиливало чувство одиночества. Зато оно исчезало, когда Анатолий разговаривал с птицами. Этот «разговор» начался случайно, когда он спрятался от опостылевшего Франца и сидел на скамейке за кустом. На усыпанной искрившимся снегом дорожке затанцевала тройка снегирей: казалось, что гордо подбоченившийся парень в яркой шапке набекрень забирал боком, а две хорошенькие кокетливые девчонки вертелись вокруг него, громко напевая и заигрывая с ним.

Анатолий прислушался и, подражая, свистнул-присвистнул. И что же? Обе «девчонки» повернулись к нему, подпрыгнули и отозвались весело, громко: против приятного знакомства ничего не имеют. А «парень» драчливо выставил грудь колесом, угрожающе оперся в снег крылышками и сердито затопал. С тех пор Анатолий кормил своих пернатых друзей хлебом и был все время настороже, как бы кто-нибудь не заметил.

Пришла весна. Однажды перед рассветом, открывая форточку, Анатолий услышал странные мелодичные звуки. Утром Иван Игнатьевич объяснил:

— Журавли! Люблю слушать их серебряные трубы. Трубят и зовут. Зовут к местам гнездовий. Домой… Тебя не тянет домой? Будешь так себя вести, не скоро вернешься…

Анатолий убежал. Его все раздражало. Ночами, лежа без сна, он прислушивался и боялся услышать журавлиный зов. От мыслей о доме, о случившемся, о своем дурацком положении в колонии все чаще дергалось левое веко и щека. Это началось после знакомства с Чумой и Апельсином…

Городской житель, Анатолий был далек от природы. А этой весной он мог подолгу любоваться грачами, галдящими на ветвях сосен, случайно залетевшей птахой и был бы рад с другими ребятами налаживать скворечни, да боялся насмешек.

И в эту ночь, когда он забылся в дреме, ему приснились синеющие вдали леса. Он долго бежал по цветущему лугу, жаворонок трепетал в небесной синеве…

И надо же, чтобы в этот вечер, когда у него было такое подавленное настроение, всюду, куда бы он ни пошел, его преследовали царапающие слух, назойливые звуки.

Стоял теплый вечер. Все окна были открыты, и начинающий баянист, устроившись на подоконнике клуба, старался подобрать мелодию песни. Он брал «соль» там, где надо брать «си». Для человека с музыкальным слухом это было пыткой: водит и водит напильником по твоим обнаженным нервам. Анатолий был очень музыкален. Именно поэтому он так быстро овладел нехитрой премудростью игры на баяне. Дома, бывало, музыка разжигала его воображение, и тогда он чувствовал себя не просто Толей, а могущественным и всесильным и мысленно свершал многое. Здесь же музыка, особенно героическая, звучала совсем иначе: враждебно и грозно. Чем более впечатляющей была музыка, тем несчастнее чувствовал себя Анатолий.

Он забился в мастерские, но и туда доносилось фальшивое «соль». Вдруг он решительно зашагал, почти побежал к клубу, откуда неслись эти фальшивые ноты.

— Ты куда? — услышал он голос Франца.

— Иду вправлять мозги тому, кто тянет кота за хвост! — зло выкрикнул Анатолий.

— Нет такой силы, чтобы заставила меня перешагнуть порог этого богоугодного заведения, — спесиво отозвался Франц.

Анатолий вбежал на второй этаж, подскочил к худощавому пареньку с туповатым взглядом и приоткрытым ртом и крикнул:

— А ну, кончай волынку!

Паренек поднял голову и спросил:

— Чего надо?