Михаил Черненок - Шальная музыка Страница 21

Езерский скользнул равнодушным взглядом по «Националю» и спокойно ответил:

— Такая же «музыка» имеется у меня.

— Как бы на нее взглянуть?.

— Пройдемте в дачу.

Следом за хозяином Бирюков поднялся на резное крыльцо и вошел в небольшую кухню с газовой плитой, посудным шкафом на стенке и обеденным столом у окна. Справа от входа, в углу, стоял небольшой импортный холодильник. За кухней, служащей своего рода прихожей, располагалась просторная светлая комната, обставленная скромной мебелью, среди которой выделялся на тумбочке цветной «Панасоник».

— Первый раз вижу такую роскошь на даче, — глядя на телевизор, сказал Антон.

— Единственное мое развлечение. К зиме придется эту роскошь вместе с дачей продать. Опять уезжаю в заграничную командировку, — ответил Езерский. Он достал из тумбочки под телевизором магнитофон «Националь» и протянул его Антону: — Пожалуйста, смотрите.

Номера магнитофонов разнились всего одной единичкой. Изъятый у сторожа Натылько имел номер 13676. На магнитофоне Езерского стоял номер 13677. Когда Бирюков обратил на это внимание Валентина Александровича, тот равнодушно сказал:

— Вероятно, куплен в одно время с моим в новосибирской «Березке».

— Вы когда покупали?

— Месяца три назад.

— А поточнее?..

Езерский достал из тумбочки несколько инструкций по радиотехнике. Полистав одну из них, с фотографией «Национала» на обложке, подал Бирюкову гарантийный талон.

— Здесь указана точная дата продажи, четырнадцатого июня.

Талон номер 000736 был заверен штампом новосибирского магазина «Березка». Возвращая его Езерскому, Антон попросил:

— Валентин Александрович, постарайтесь вспомнить внешность хотя бы одного покупателя, который одновременно с вами оформлял покупку магнитофона.

— Я никого не запомнил, — быстро ответил Езерский и, словно оправдываясь, поспешно добавил: — Когда поступает в продажу японская радиотехника, в «Березках» к прилавку трудно подступиться. Где уж там запоминать.

— По-моему, вы не искренни… — сказал Бирюков.

Езерский усмехнулся:

— Догадываюсь, хотите меня уличить в спекуляции чеками «Внешпосылторга». Поверьте, мне нельзя заниматься запрещенным промыслом. Скомпрометировав себя на Родине, я не получу визу на выезд за границу.

— Ошибаетесь, Валентин Александрович. Меня не чеки интересуют… Из-за этого магнитофона убит человек.

— Из-за такого пустяка?!

— Для вас — пустяк, а для кого-то эта игрушка оказалась дороже человеческой жизни.

— Ну а при чем здесь я?

— Есть предположение, что этот магнитофон попал к тому парню, которого убили, из рук девушки, гостившей у вас.

— Мне уже пятьдесят пять исполнилось, — невесело сказал Езерский. — В моем ли возрасте заигрывать с девушками?..

— Почему непременно заигрывать? Могло быть случайное знакомство… Помогите, Валентин Александрович, разобраться.

— Не представляю, чем могу помочь.

— Искренностью и только искренностью. У вас есть взрослая дочь?

— У меня вообще нет детей.

— Тогда что за девушка была у вас на даче в одну из недавних суббот? Если вас тревожит заграничная виза, то обещаю сохранение тайны. В пределах закона, разумеется.

Езерский долго молчал. Потом, будто пересилив себя, тяжело вздохнул:

— Вы правильно сказали, случайное знакомство и… моя глупость от душевной пустоты. — Он открыто посмотрел Бирюкову в глаза. — Чтобы поверить в это, надо начинать рассказ издалека…

— Я внимательно вас выслушаю, — сказал Антон.

Езерский помолчал:

— Хотите выпить кофе?

— Спасибо. Вот от чая не откажусь.

— Что ж, будем пить чай. Сейчас сделаю прекрасную индийскую заварку.

Валентин Александрович пригласил Бирюкова пройти с ним в кухню. Предложил сесть за стол и, достав из посудного шкафа яркую квадратную жестянку, принялся колдовать у газовой плиты с чайником. Приготовив чай, он стал рассказывать о себе.

По образованию Езерский был инженером гражданского и промышленного строительства. Сразу после окончания Сибстрина он уехал работать за границу и с той поры приезжал на Родину только в отпуск. Строил промышленные объекты во многих странах. Женился поздно, за сорок. Брак оказался неудачным. Нынче весной, приехав в отпуск из заграничной командировки в Новосибирск, Езерский оставил жене кооперативную квартиру, а сам, чтобы иметь пристанище, купил у бывшего сокурсника по институту дачный участок.

— Так я оказался членом кооператива «Синий лен». Вырастил за лето кучу яблок и теперь не знаю, куда их девать, — с усмешкой сказал Валентин Александрович.

Бирюков слушал не перебивая. Исподволь он присматривался к собеседнику, стараясь не пропустить фальшь. Но в спокойном голосе Езерского лживых интонаций не чувствовалось. Это был усталый человек с бледным, почти не загоревшим лицом, усыпанным едва приметными веснушками. Веснушчатые крапинки пестрели и на руках.

— Замечательный напиток, — с удовольствием сделав несколько глотков чая, сказал Антон.

— Последние запасы из столичной «Березки», — ответил Валентин Александрович.

— Во внешторговских магазинах не только промышленные товары продают?

— В Москве были и продуктовые. Сейчас принято решение о ликвидации всех «Березок».

— Почему?

— Из-за нашей неразберихи и дефицита вокруг этих магазинов стали твориться безобразные дела, связанные со спекуляцией чеками и мошенничеством. Вместо того чтобы навести порядок, избрали более легкий путь, не задумываясь над тем, что из этого получится.

— А что может получиться?

— Ну, во-первых, большая часть заработанной советскими людьми валюты будет оставаться за границей. Зачем ее обменивать на рубли, если на них здесь нечего купить?.. Во-вторых, нарушится принцип социальной справедливости. За ликвидацию «Березок» ведь с пеной у рта ратовали обыватели-демагоги. По их мнению, если прикрыть внешпосылторговские магазины, импорт валом повалит на прилавки госторговли. Ничего подобного! Импорт как был дефицитом, так и останется. И вот, к примеру сказать, я, отдав государству заработанную за границей валюту и вернувшись в Союз, буду смотреть на пустые полки магазинов или стоять в очереди, а тот же демагог, не вложивший во внешнюю торговлю ни цента, но имеющий связи с торгашами, будет по блату отовариваться импортом и похохатывать надо мной. Куда как справедливо…

— За границей действительно хорошие заработки? — спросил Бирюков.

— Неплохие, но их надо заработать. В Союзе можно получать приличные деньги ничего не делая. Там, за рубежом, за ничегонеделание не платят… Приплюсуйте высокие цены на продовольствие и жилье, ограничения в быту, не всегда приятные национальные обычаи и так далее и тому подобное. Такова картина райской жизни, которая раздражает наших обывателей и бездельников. У бездельника вообще настолько чувствительное сердце, что ему не пережить, если у соседа все в порядке. По его глубокому убеждению, если он сам бездельничает, то и сосед этим же должен заниматься, а не наживать состояние за границей. Вот такую, с позволения сказать, социальную справедливость он приветствует… — Езерский неожиданно смутился. — Извините, некстати расфилософствовался. А с той девушкой, которую вы назвали моей гостьей, я познакомился в новосибирской «Березке». У Любы не хватало пяти чеков на духи «Шанель»…

— Ее зовут Любой?

— Да, Люба Зуева. Работает швеей, кажется, на «Северянке».

Бирюков чуть не поперхнулся:

— Валентин Александрович, вы ничего не путаете?

Езерский удивленно поднял глаза:

— Что здесь путать? Имя распространенное, фамилия не бог весть какая замысловатая, швея — профессия вполне женская. Может, «Северянку» спутал с фабрикой «Соревнование», а в остальном — путать нечего.

— Значит, у нее не хватало пяти чеков на духи?..

— Да, Люба была готова отдать мне десять рублей, но… В связи с предстоящим закрытием «Березок» в них творилось повальное столпотворение — расхватывали буквально все, что лежало на прилавках. На меня внезапно накатило нечто фатовское. Я выкупил этот флакончик духов и подарил Любе. Радость была неописуемая. Вышли из магазина, разговорились. Люба хотела отказаться от подарка и пыталась вручить мне имеющиеся у нее чеки. Я рассмеялся и показал пачку бумажек, которые просто девать некуда. Она ахнула и робко спросила, не продам ли, пусть по двойной цене, триста чеков на японский магнитофон для ее брата. При этом у Любы было такое умоляющее личико, что я невольно проникся симпатией и пообещал, как только японская радиотехника поступит в «Березку», подарить магнитофон лично ей, а она пусть сама решает: отдать его брату или мужу. Люба сказала, что незамужняя, дала номер телефона и попросила звонить в нерабочее время или по выходным дням.

— Адрес не сказала?