Владимир Колычев - Перебиты, поломаны крылья Страница 21

– Лейтенант Парасюк! – обращаясь к Андрею, небрежно представился он. – Ваши документы!

Андрей предъявил свои служебные корочки, но они не произвели на гаишника особого впечатления.

– В тюрьме работаете, ну-ну, – с какой-то непонятной ехидцей усмехнулся он.

– А это что, плохо?

– Но вы сейчас не в тюрьме, вы на людях. И никто вам не давал права людей избивать.

– Я кого-то избил?

– Да, водителя, который стукнул вашу машину.

– Он на меня с бейсбольной битой бросился, я всего лишь защищался.

– Кто-нибудь видел, как он на вас бросался с битой?

– Э-э, не знаю… – Андрей с сомнением посмотрел на темное стекло внедорожника, за которым скрывалась Катя.

Маловероятно, что она подтвердит его слова.

– Да вы не напрягайтесь, товарищ капитан, – усмехнулся лейтенант. – Это не мое дело разбираться, кто кого первым ударил. Это суд решает. А он может обратиться в суд.

– И что?

– Я бы советовал вам уладить это дело.

– Как?

– Ну не знаю, может, извиниться…

– Вы сами сказали, что это не ваше дело наши отношения выяснять. Займитесь, пожалуйста, своим.

– Займусь. Понятное дело, что займусь. Вы сдавали задом, когда к вам подъезжала машина потерпевшего?

– Я?! Сдавал задом?! Машина потерпевшего?! – обалдел от такой наглости Андрей. – Моя машина заглохла, стояла как прикованная. Перегрев двигателя, понимаете? И со стартером, я думаю, проблемы. Я не мог сдавать задом!

– Кто может подтвердить, что вы не двигались в момент столкновения? – усмехнулся Парасюк.

– Как это кто может? – Андрей растерянно осмотрелся по сторонам.

Машины одна за другой объезжали препятствие на своем пути. И никому не было дела до того, какие страсти бушуют вокруг пострадавших автомобилей. Были водители, которые видели, как и при каких обстоятельствах «Ланд Ровер» зацепил «девятку», но эти люди сейчас где-то далеко, и легче иголку в стоге сена найти, чем их. По левую сторону дороги, сразу за тротуаром, начинается здание «Сбербанка», но вряд ли там найдутся очевидцы происшедшего. А если кто-то и видел, то промолчит. Раньше люди боялись лезть в чужие дела, а сейчас они слишком заняты, чтобы отвлекаться на постороннее.

– Попробуйте завести машину, – попросил Парасюк.

– Спасибо за подсказку, – всерьез поблагодарил его Андрей.

Теперь он знал, как убедить лейтенанта в своей правоте. Но машина вдруг взяла да завелась. Снова закон подлости.

– А вы говорите, что со стартером у вас проблемы… Машина у вас застрахована?

– Да, конечно.

– Тогда чего вы переживаете. Заплатите двести рублей штрафа, а ущерб, нанесенный по вашей вине, оплатит страховая компания.

– По моей вине?! – разозлился Андрей. – Лейтенант, ты, наверное, чего-то не понимаешь. Я, например, понимаю, все хотят кушать белый хлеб с шоколадным маслом, но надо чувство меры иметь. Нельзя так внаглую злоупотреблять, это тебя до добра не доведет…

– А никто и не злоупотребляет. Я считаю, что виноват ты, капитан. И это будет отражено в протоколе… Тебе что, двухсот рублей жалко?

– Двести рублей?! А кто ремонт мне оплатит?

– Кто виноват, тот за себя и платит.

– Знаешь, мне и денег жалко. Но еще больше жаль справедливости, которую ты так нагло растоптал… Смотри, доиграешься когда-нибудь.

– Ты детишек своих стращай, – усмехнулся в ус Парасюк. – А на меня давить не надо, я не из пугливых…

С видом героического борца за права обездоленных он забрал у Андрея документы на автомобиль и отправился в свою машину заполнять протокол и творить беззаконие. Андрею осталось только проглотить эту пилюлю в надежде, что когда-нибудь она вернется к зарвавшемуся гаишнику в виде желчной отрыжки.

Борис вместе с Катей уехал еще до того, как Парасюк закончил заполнять документы. Андрей испытал облегчение, глядя вслед отъезжающему внедорожнику. Не встреться он с ней сегодня в столь скандальных обстоятельствах, нежный образ Кати по-прежнему точил бы его сердце. Но сегодня он узнал ее истинную стервозную суть и понял, как повезло ему и как влип Борис. Так ему и надо.

Гаишник вернул ему документы и, ничуть не чувствуя за собой вины, с наглыми глазами пожелал Андрею счастливого пути. Мало того, что ему придется поцарапанное крыло за свой счет восстанавливать, так еще и двести рублей штрафа платить. Парасюк обидел такого же служивого человека, каким был сам, и ему хоть бы хны. Андрей таких презирал.

– Смотри, лейтенант, мир тесен и дорожки в нем узкие, – жестко усмехнулся он. – Глядишь, еще встретимся.

– Езжай, езжай, – беспечно отмахнулся от него гаишник.

По дороге в изолятор Андрей попытался развеять досаду. Пытался думать о скором отпуске, который он собирался провести на Черноморском побережье. Он уже почти договорился о путевке в Сочи, денег скопил для праздного времяпрепровождения, будет загорать под пальмами, будет любить красивых девушек, не обремененных домашними комплексами. А о Кате он там даже не вспомнит…

Грусть-тоска развеялась, и через ворота контрольно-пропускного пункта он проезжал в приподнятом настроении. Тюремный двор залит солнечным светом, теплый ветерок приятно приглаживает волосы на висках, и совсем не страшно идти в темный серый мир старинных тюремных казематов, в мир, к которому Андрей сумел хорошо приспособиться, но не смог привыкнуть.

По пути к себе он заглянул в кабинет, который когда-то занимал сам будучи старшим опером. Сейчас за его столом восседал бывший напарник, а ныне подчиненный Саша Лыпарев, такой же капитан по званию и в возрасте тридцати двух лет. Четыре года назад он был уволен из рядов Вооруженных Сил по сокращению штатов и, чтобы не терять выслугу лет, устроился работать в тюрьму. До маленькой пенсии ему оставалось всего девять лет, но месяц службы в следственном изоляторе засчитывается как за полтора, поэтому до двадцатилетнего стажа ему оставалось всего два года. Но считал Саша не только месяцы до предполагаемого увольнения в запас, но и деньги, которые нет-нет да и перепадали ему за всякого рода послабления для заключенных. Именно этим он и занимался в тот момент, когда в кабинет зашел Андрей.

Саша среагировал мгновенно – спрятал только что шелестевшие в руках купюры под стол, изобразил невинный взгляд.

– Закрываться надо, – усмехнулся Андрей.

– А ты бы стучался, – надулся Саша.

– Сколько в этот раз заработал?

– Не твое дело.

– Ну почему же, дело-то мое. Но мы же человеки, значит, должны понимать друг друга…

Он прекрасно знал, кто и как зарабатывает себе прибавку к скудным деньгам, которые почему-то назывались денежным содержанием. Содержание – это когда семью на эти деньги полноценно можно содержать. А так зарплату тюремщика можно было назвать жалованьем, потому как ее жаловали и отнюдь не щедро, как шубу с барского плеча. Жаловали как пустячную подачку. Сам Андрей к деньгам относился философски, понимая при этом, что явление это временное – рано или поздно он обзаведется семьей, и тогда ему без дополнительного заработка просто не обойтись. Может, потому и не спешил он жениться, чтобы не зависеть от обстоятельств. В любом случае он понимал своих коллег, которые занимались в тюрьме всякого рода коммерцией. Продукты питания по тройной цене, даже водка – и то не страшно, если, конечно, в меру. И к поблажкам за неучтенное денежное вознаграждение относился снисходительно – хорошая камера, дополнительное свидание. Но за наркотики и откровенные вымогательства мог ударить. Тому же Саше однажды досталось, получил свою плюху в солнечное сплетение за пакетик анаши, проданный уголовникам. Обиду Саша не затаил, поскольку понимал, что было бы куда хуже, если бы Андрей написал рапорт. А он бы и не стал писать рапорт – принцип у него такой, на своих не доносить. Не самый правильный принцип, потому как порядок в Сизо из-за этого страдает. Но даже самый гнилой коллектив – это все же общность связанных единой целью людей, и если подрывать его изнутри, то рано или поздно грянет катастрофа, в которой пострадают все от мала до велика. Да и как вообще можно работать в коллективе, где все на тебя смотрят волком. В коллективе, где тебя запросто могут подставить, если ты не согласен дудеть в общую дуду.

– Да там ничего такого, – как от пустяка отмахнулся Лыпарев. – Подумаешь, свидание человеку организовал. Жена сама просила, я даже не намекал на благодарность… Ты же знаешь, у меня все по взаимному согласию…

– Семья, дети, – с усмешкой продолжил за него Андрей.

– Представь себе, семья и дети. Двое детей.

– И всех надо кормить.

– И еще одевать, между прочим!.. А работа у нас вредная…

За вредность нужно было доплачивать всем сотрудникам Сизо, но в первую очередь и в особом размере безоружным контролерам на этажах, которые рисковали не только своей жизнью, но и здоровьем. Опасность туберкулеза бродила по тюрьме, как призрак коммунизма по Европе. Адская работа у людей, и нужно было быть бессердечным человеком, чтобы лишать этих людей возможности подзаработать на зэковских потребностях.