Михаил Попов - «Нехороший» дедушка Страница 21

Мы довольно долго шли по тихому ковролиновому коридору, мимо стеклянных, полупрозрачных дверей. За спиной у нас гасли лампочки, впереди загорались.

И опять никто нам не попался — ни больной, ни санитар.

— Здесь.

И эта дверь отворялась с помощью электронной штуки, возникшей в руке Модеста Михайловича. Палата была небольшая, потому что одноместная, и производила очень солидное впечатление. Именно в таких должны были, по моим представлениям, лежать партийные начальники прежних времен и нынешние миллионщики. Вокруг постели сложные приборы с мигающими лампочками на пультах, какие-то провода присоединены к обручу на голове Ипполита Игнатьевича и к браслету на руке. Здоровье скандального старика было под особым контролем.

Сам он признаков жизни не подавал. Бледная голова на белой подушке. Заострившийся профиль. Едва заметно подрагивающие крылья носа, полупрозрачные, плотно закрытые веки.

— Да, — сказал я, потому что почувствовал необходимость что-то сказать.

— В свое время мы избавились от него с большим трудом. Хорошо, что подошел пенсионный возраст. Иначе он бы отравил нам всю коммерцию. Впрочем, и так сделал достаточно. Кто бы мог подумать, что через двадцать лет он будет нашим привилегированным клиентом! — директор саркастически хмыкнул.

Старик лежал бледным профилем на белой подушке, очень плотно закрыв глаз. Я смотрел на него с полминуты. Больше я ничего не мог для него сделать.

— И что же будет с Ипполитом Игнатьевичем дальше?

Собеседник поморщился.

— Будем лечить. Сколько бы нам это ни стоило. Надеюсь, нам удастся выписать его в удовлетворительном состоянии. Сейчас он ничего не слышит, не понимает, но это не кома, не совсем кома, такое особое состояние, как говорят наши Гиппократы.

— А если он здесь умрет? — спросил я, и сразу почувствовал, что зря спросил.

— У вас есть еще вопросы?

Я забормотал что-то про родственников, которых у старика нет.

— Похороним за счет заведения. Но уверен, до этого не дойдет.

Было видно — ему хочется, чтобы дошло, и как можно скорее.

— У вас все?

— Да, практически все.

Мы пошли к выходу. Директор вышел первым. Я, перед тем как выйти за ним, обернулся.

И остолбенел.

Ипполит Игнатьевич смотрел мне вслед довольно широко приоткрытым глазом. Я что-то промычал, дернулся в сторону директора, потом опять обернулся, глаз старика был уже опять зажмурен.

— Что с вами?

— Мне показалось…

— Креститесь, — атеистически усмехнулся Модест Михайлович.

— Нет, я к тому, что в свое время мы с Ипполитом Игнатьевичем много говорили об этом институте, и об имении графа Кувакина.

Я врал, никогда мы с ним ни о чем подобном не говорили.

— Он собирал какие-то материалы по истории этого заведения, еще о тех временах, когда тут алхимией занимались.

— Да?

Модест Михайлович усмехнулся и повел меня не обратно, а в глубь коридора, открыл дверь в стене, и мы начали спускаться по лестнице. У меня мелькнула мысль, что он меня уже провожает. А как же моя куртка у него в кабинете?

Мы вышли на задний двор основного корпуса. Здесь все было не в такой ухоженности, как с лицевой стороны. Но все же не в запустении. Две дорожки, обсаженные кустами, уходящие куда-то вниз под небольшим углом.

К Белому Оврагу, сообразил я.

Мы прошли, хрустя песочком по одной из них примерно до середины, свернули на тропинку, совершили небольшой подъем.

— Вот, — сказал директор, показывая на небольшой со снесенной вершиной холм, занятый кустами высохшего прошлогоднего репейника и такой же крапивы.

— Что?

— Знаменитый масонский фундамент.

— Здесь был храм со статуей Мудрости на крыше. Да?

— Смотрю, вы тоже собирали «материалы» о кувакинском имении?

— Не-ет, это все по рассказам Ипполита Игнатьевича.

— Понимаю.

— А скажите, раскопки вам тут не предлагали провести?

— Теперь это частная территория, государством ничего не охраняется, потому что от построек восемнадцатого века фактически ничего не осталось.

— А алхимическая лаборатория?

Моя осведомленность не испугала директора. Он даже, кажется, зевнул.

— Она… Ее даже немного видно, стена крупной каменной кладки между теми стволами. Над нею длинный стек лянный купол. Вон там.

— Вижу, да.

Мне хотелось туда сходить, но я не хотел выглядеть шпионом. Пришел к дедушке якобы, а сам давай шнырять среди старины.

— Так вы говорите, никакого восемнадцатого века?

Модест Михайлович уже откровенно зевнул.

— Почти никакого, только отдельные камни. С точки зрения исторической намного интереснее вот эта радиовышка.

Он резко обернулся и указал на ту самую четырехгранную решетчатую конструкцию, высоко вознесшую в небо свои ржавые ребра.

— Для историков науки тут есть материал. Мы не сносим ее специально, не вандалы же мы. Может, кто-то и заинтересуется. Это очень интересная штука. Она появилась раньше Шуховской башни, той, что на Шаболовке, знаете?

— Да, конечно. А в чем ее, ну, секрет?

— Извините, я не специалист, а администратор. И, еще раз извините, мне пора.

— Понятно.

— Вас проводят.

— А моя куртка?

— Уже ждет вас на выходе.

Я сделал несколько шагов, но остановился. Нельзя было просто так выйти из этого разговора. Явился как озабоченный судьбой дедушки, а ухожу как экскурсант, осмотревший интересные развалины. Я обернулся.

Модест Михайлович стоял на месте, и, набычившись, смот рел мне в спину.

— А Ипполит Игнатьевич… я бы хотел…

— Мы сообщим вам, если наступят серьезные изменения в его состоянии. Оставьте девушкам свои координаты.

— И…

— Шансы у него есть. Вы же видели, он и глаза время от времени открывает.

От платформы домодедовского аэропорта отошел белый аэроэкспресс. Сразу же вслед за этим на платформу вышла группа молодых людей — явно только что прилетели. К ним, расстроенно глядящим вслед равнодушно исчезающему поезду, бросились местные транспортные зазывалы. Предлагали такси, места в маршрутке, в автобусе — минут через десять тронемся!

Сначала один из пассажиров откололся от группы и побрел в сторону припаркованных чуть в сторонке автомобилей. Потом другой. Стало ясно, что никакая это не группа, каждый сам по себе искатель подходящего транспорта.

Зазывалы крутились вокруг, сообщая, что следующий рейс аэроэкспресса только через час, что было заведомой ложью и недобросовестной косвенной рекламой своего способа перевозок.

— Такси? — спросил один из гостей столицы, высокий юноша с бледным худым лицом и бритым, удлиненным черепом. — Где твое такси?

Водила засуетился, стал объяснять, что нужно пройти вон за те ворота, там еще чуть-чуть, и…

— Пройти? — брезгливо поморщился пассажир, и спросил, показывая в сторону группы иномарок, стоящих неподалеку: — А это что?

Назойливый таксист пожал плечами, буркнул что-то — мол, тоже отвезут, и откололся.

Пассажир подошел к ближайшему почти новому «фольксвагену». Хозяин машины, здоровый рыжий дяденька, улыбнулся ему со всей возможной приветливостью и поинтересовался, куда везти. А оплата? По счетчику, естественно. Сколько километров, столько денег. Так куда везти? Красносельская? Поехали.

Водитель, несмотря на «быковатую» внешность — стрижка, шея, перчатки с обрезанными пальцами, оказался на редкость общительным, приветливым человеком. Быстро нашел тему, интересную пассажиру. Конечно, футбол. Долго, во всех подробностях обсудили детали перехода Аршавина и Жиркова в «Арсенал» и «Челси». Машина летела в сторону города как стрела. Руки водителя в перчатках с обрезанными пальцами мастеровито лежали на руле. Сам он то и дело поворачивался к клиенту, улыбался, демонстрируя самое лучшее к нему расположение.

Через какие-нибудь сорок минут они уже поворачивали на Красносельскую улицу.

— Вот тут мне лечили зуб, — сообщил водила, когда они проезжали мимо районной стоматологической поликлиники.

— А мне даже рвали, — поддержал тему пассажир. — Вот в этот двор, пожалуйста. Теперь налево, еще раз налево. Стоп.

Глухой, тихий двор. Две овчарки бегают среди голых кленов. У дальнего подъезда две старушки принимают скудные солнечные ванны на скамеечке.

— Сколько я вам должен?

— Смотрите сами, по счетчику — тридцать четыре километра. Километр восемьдесят рублей. Две тысячи семьсот двадцать.

— Восемьдесят?

— Да.

Водила ткнул в пластиковую карточку со своей фотографией и какими-то цифрами, прилепленную на приборной доске над счетчиком.

— Фирма «Аякс», зарегистрирована, все по закону. Восемьдесят рублей за километр пробега.

— Надо было сказать, когда я садился.

— Надо было спросить, когда я приглашал.