Татьяна Степанова - Врата ночи Страница 22

Он повел Мещерского в другой кабинет. Там громоздились железные шкафы — какой-то бесконечный архив. Вытащил из одного папки, альбомы.

— Это наша фотокартотека лиц, пропавших без вести, находящихся в розыске, а также неопознанных трупов за несколько последних лет по Москве и области, — пояснил он. — В программе они есть все, но, видимо, у такого человека, как вы, машина парализует восприятие. А мы тогда по старинке, — он кивнул Мещерскому на стол и стул у окна. — Вы можете звонить мне в любое время с девяти до семи, подъезжать сюда, когда у вас есть свободный час, смотреть фотографии. Возможно, что-то и получится.

Мещерский смотрел на альбомы. На столе их было четыре. А в железном шкафу — видимо-невидимо. — Это данные за прошлый год. Потом поработаем с данными за этот год. Если ничего не получится, обратимся к архиву за 92-98-й.

Мещерский сел за стол. Криминалист включил ему настольную лампу и оставил одного в кабинете. Наедине с ними — портретами людей, пропавшими без вести, канувшими в небытие. Снимками с мест происшествий, неопознанных трупов в самых разных местах их обнаружения — в подворотнях, канализационных колодцах, на железнодорожных путях и в лесополосе, на шоссейных порогах, на стройках, в полуразвалившихся бараках, бесхозных фермах, на подмосковных полях, на улицах Москвы, в лесных оврагах, канавах и водоемах.

Лица людей, когда-то бывших живыми... Мещерский пристально изучал снимки. И все фотографии сливались в одну. Катя видела, как он устал. Хотела робко ободрить его, но...

— И завтра сюда приедешь? — только и спросила она.

— Да. С клиентами улажу все дела, Синицыну позвоню (это была фамилия криминалиста) и приеду.

Катя хотела спросить: а как же быть с тем ночным звонком? Но прикусила язык: незачем спрашивать у человека, заведомо не знающего ответа на вопрос. К тому же, хотя она и слышала почти дословный пересказ диалога с незнакомцем, ей тоже все еще не верилось, что подобный звонок — реальность.

Чувство опасности, страха за Мещерского еще не пришло. Катю терзало лишь какое-то смутное беспокойство, тоскливая тревога.

Из здания ГУВД они вышли вместе.

— Я тебя отвезу домой, — сказал Мещерский. Сказал таким тоном, что Катя лишь отрицательно покачала головой.

— Нет, Сережа, спасибо. Я сама доберусь. У тебя ведь, наверное, еще дела.

У него не было дел на этот вечер. И Катя это знала. Просто ему необходимо побыть одному. Кравченко со своим предложением везти Серегу к ним домой ошибся. Мещерскому сейчас, судя по его виду, не до посиделок и не до пересудов с друзьями.

Да, в этот вечер она еще не чувствовала за него никакого страха. Мысль, что он именно сейчас остро нуждается в поддержке и защите друзей, не пришла ей в голову. Она еще не подозревала, с чем они столкнулись на этот раз.

Правда, по дороге к метро Катя старательно размышляла о том, что она услышала в кабинете начальника отдела убийств. Никита, видимо, так же, как она и Кравченко, пока не знал, с какого конца подойти к рассказам Мещерского. К тому же он чем-то сильно озабочен и расстроен. Чем? Что такого происходит в криминальном мире, что у начальника отдела убийств столь похоронный вид?

А затем беспорядочные мысли Кати вновь вернулись к Мещерскому. Странно все же, что этот незнакомец звонил ему. Даже если он действительно какой-то псих, даже если предположить, что он имеет к убийству на кассете прямое отношение...

Почему он позвонил именно Мещерскому? Откуда у него вообще его телефон? При этом Катя подумала: а этот вопрос Сережке должен был задать Никита. Но не задал. Далее, отчего этот тип начал, как он якобы утверждает, наблюдать за Мещерским? С какой целью он показал ему эту жуткую запись? Неужели он принес с собой на юбилейный вечер кассету только для того, чтобы продемонстрировать ее Сережке? Тогда, выходит, он знал заранее, что тот будет на встрече сокурсников. Значит, он кто-то близкий, быть может, бывший однокашник? Или он случайно выбрал Серегу из всей толпы гостей, выбрал прямо там, на вечере, и решился на...

Мысли Кати путались. Этот ночной звонок был звонком неизвестного ей мужчины — мужчине, которого она знала с юности — Мещерскому. Но что говорят друг другу мужчины, когда их не слышит ни одна Женщина? Что они думают в этот миг?

И по странной причине внезапно ей вспомнился тот тип из музея — Анатолий Риверс. Типчик, лавандовая слизь в своих прикольных полосатых брючках и канареечной водолазке, так рельефно облегающей его грудную клетку. Клипмейкер... А ведь он сказал ей о Сережке... На что он так прозрачно намекнул там в зале, у витрины с древним золотом?

И он ведь был в институте в тот вечер. Они с Серегой узнали друг друга. Катя снова услышала тихий, вкрадчивый голос Риверса. Что он болтал им об этой линии мужской парфюмерии с причудливым названием «Евфрат»? Внезапно Катя ощутила легкий холодок в сердце.

Темно-зеленые илистые воды великой реки, кромка песчаной отмели. Заросли тростника, финиковые пальмы — да, она видела это на большом видовом фото в зале музея. Воды и берега Евфрага. Тогда она не обратила на фотографию никакого внимания, а тут вдруг вспомнила отчего-то... Узкие лодки-додбленки, вытащенные на топкий берег, что-то бело-розовое в иле. Увядшие палые лепестки. Лотос, втоптанный в ил...

Риверс болтал весь этот вздор. Это его слова. А лотос — цветок, который Катя никогда не видела наяву. Южный цветок, прячущийся в травяных зарослях по берегам великих древних рек. Кем-то вырванный с корнем, втоптанный в ил, в болотистую осклизлую жижу...

И она вспомнила: в середине мая они ездили в Серебряный Бор. Вода была еще холодной, но Кравченко и Мещерский купались. Мещерский, раздевшись до плавок, загорал на носу взятой напрокат лодки. Катя сейчас отчего-то вспомнила его таким, каким видела тогда, — еще совсем юношеское, хрупкое и вместе с тем крепкое, ладное тело...

Они знали друг друга много лет, с ранней юности. И он всегда был ее другом. А Кравченко он был больше чем другом — братом. И ей всегда казалось, Сережку Мещерского она знает как себя. Однако...

Кате стало вдруг жарко, душно. Хотя вечер был прохладным — после вчерашнего дождя стены домов еще дышали сыростью.

Она быстро шла по набережной Москвы-реки к дому. Она чувствовала себя неспокойно. Спокойными были только серые воды реки.

Глава 11

ВАРШАВСКОЕ ШОССЕ

Три дня спустя. 18 июня

В этот день Колосов ничего не ел с самого утра. А ночь не спал. Перед отпуском он не прошел в главковской поликлинике обязательную диспансеризацию. И вот накануне ему звонил начальник медотдела и дружеским тоном выговаривал, что начальник — пример подражания для своих подчиненных, что хотя он отлично понимает, что сыщики отдела убийств — самые занятые на свете люди, но все равно порядок есть порядок и инструкции писаны для всех, даже для белой кости оперативного состава. И что Колосов Должен обязать всех своих подчиненных немедленно пройти плановую диспансеризацию и сам бы чрезвычайно выручил всех, если бы лично подал пример дисциплинированности: приехал в клинику завтра с утра натощак для сдачи обязательных анализов крови.

Все было отбарабанено в трубку как из пулемета. Начальник медотдела отвечал за диспансерное обследование личного состава головой и погонами. А Колосов не имел привычки артачиться, когда его просили по-человечески.

Утром в четверть девятого он уже сидел в длиннющей очереди в лабораторию на сдачу крови. Кровь взяли из вены в несколько пробирок и из пальца. Потом плотно забинтовали сгиб локтя. Симпатичная курносенькая медсестра сказала, что во избежание кровотечения Колосов должен посидеть в приемной полчаса, не садясь сразу за руль машины.

Здесь и застал его звонок по мобильному из отдела Убийств: утром из Москвы пришло сообщение о нападении на пассажира, якобы севшего в попутную машину на Варшавском шоссе. ЧП произошло где-то после полуночи. А в час двадцать пять раненого, истекающего кровью, подобрал патруль ППС. С Москвой с марта имелась обоюдная договоренность о том, что все случаи обнаружения расчлененных человеческих останков «специфического вида» будут браться на особый совместный контроль областного розыска и МУРа.

Учет нападений на пассажиров и водителей автотранспорта вроде бы не совсем вписывался в эту схему взаимодействия. Подобные преступления никогда не были редкостью. Однако этот случай явно выходил за рамки: на Варшавском шоссе произошло нечто такое, на что московские сыщики просили обратить и своих областных коллег самое пристальное внимание.

Никита связался с отделением милиции: наряд ППС, подобравший раненого, должен был сменяться в девять. Следовало гнать на Варшавку на всех парах. О судьбе потерпевшего было только известно, что его доставили в ближайшую больницу и прямо из приемного покоя повезли в операционную: ему нанесли пять проникающих ранений ножом в живот.