Владимир Колычев - Бешеная свора Страница 22

Марьяна была вчера у Салтана, благодарила за свое спасение. На шею не вешалась, но и нос не воротила. И тюрьмы она боялась, и свою вину перед Салтаном чувствовала, так что никуда ей от него не деться. Все так удачно складывалось, а тут вдруг Нестор со своими установками. А Салтан осознавал свою перед ним уязвимость. Хотя и сдаваться не хотелось…

Только о себе Нестор и думает. Заводом рулит, охранной фирмой, особняк себе в заповедной зоне отгрохал, жена в шелках купается, а Салтан как бедный родственник. Нестор – директор, а он у него на побегушках. А ведь они вместе дело ставили, и Салтан ни разу его не подвел…

– А если Марьяна сама со мной хочет? – осторожно произнес он.

– Я сказал, – неумолимо смотрел на него Нестор.

– Ну, если ты сказал… – сквозь зубы процедил Салтан.

– И «грев» на зону зашли. Киллера не надо, а «грев» нужен. Чтобы у пацана никаких сомнений насчет нас.

– Сделаю, – угрюмо буркнул Салтан.

– Уверен? – с сомнением спросил Нестор.

– А когда я тебя подводил?

– Можешь подвести. Если не возьмешься за ум. Лежи, выздоравливай. Насчет «грева» я сам позабочусь…

Салтан промолчал. Если Нестор такой умный, сам пусть все решает, а у него больничный. И, возможно, надолго. Сначала больница, потом санаторно-курортное лечение. А Нестор пусть тянет воз, а то привык, что Салтан за него все делает…

Глава 19

К Салтану наконец пришла Марьяна. При виде ее он дернулся так, что испугался за швы, которые могли разойтись от встряски. Стильная прическа, яркий макияж, гламурное черное платье под белым халатом. Салтан физически ощутил исходящую от нее ударную волну очарования. Это был эффект разорвавшейся бомбы. Он не сводил с нее глаз.

Марьяна поставила на стол пакеты с продуктами и заботливо спросила:

– Ты ужинал?

– Ну, было дело, – кивнул Салтан.

Она достала из пакета стеклянный контейнер под пластиковой крышкой.

– А что там у тебя?

– Плов с жирной бараниной.

– Ух ты!

– Шучу. Легкая творожная запеканка… – усмехнулась она. – С таким же легким мышьяком.

– Шутки у тебя веселые. И сама, по ходу, веселая. – Только сейчас Салтан заметил, что Марьяна под хмельком.

И глазки у нее блестят, и румянец сквозь тональный крем проступает. А когда она подошла к нему, он уловил запах коньяка.

– Сто грамм для смелости! – звонко, хотя и не совсем весело пояснила она.

– А мне?

– Тебе запеканка… Если будешь…

– Из твоих рук даже с мышьяком.

Марьяна взяла контейнер, ложечку, подсела к нему.

– Нет мышьяка… А может, и есть, я не помню.

– Если я выживу, ты выйдешь за меня замуж?

– Ну, если выживешь…

Марьяна скормила бы ему всю запеканку, если бы не медсестра Лариса. Она осторожно заглянула в палату и, увидев Марьяну, коршуном набросилась на нее:

– Женщина! Что вы делаете?

Похоже, она нарочно назвала ее женщиной, а не девушкой. Нарочно, чтобы уязвить.

– Извините, если что-то не так! – удивленно посмотрела на нее Марьяна.

– Не так! – выпалила Лариса.

– Больше не буду… Ну, чего встала? – вдруг повысила голос Марьяна. И взмахом руки показала на дверь: – Свободна!

Лариса хватанула ртом воздух, но не смогла выдавить ни слова. Она испугалась, ведь это палата из ВИП-сектора, и за скандал с платными пациентами можно лишиться места.

– Браво! – зааплодировал Салтан, когда за ней закрылась дверь. – Ты мне такая больше нравишься!

– Какая такая?

– У-ух какая!

Марьяна правильно поняла его и расстроенно проговорила:

– Я не хочу быть стервой.

– Мир такой жестокий. Не будешь показывать зубы, заклюют.

– Я знаю. Есть опыт.

– Вилен?

– И ты тоже!

– Ты показала мне зубы, – выразительно провел рукой над своей раной Салтан, – а теперь должна выйти за меня замуж.

– Об этом поговорим завтра… Если доживешь до утра.

Марьяна смотрела на него так, что ему вдруг стало по-настоящему страшно. Что, если она действительно отравила его?

Он порывисто схватил ее за руку.

– Пусти! Мне больно!

– Извини!

– Не травила я тебя! – Марьяна смотрела на него так, как будто собиралась показать язык. – Что, страшно стало?

– Ты умеешь жалить.

– Хочешь согреть змею на своей груди?

– Хочу!

Марьяна долго смотрела на него холодным взглядом, потом слегка улыбнулась:

– Знаешь, а с тобой интересно!

– А чем я плох?

– Ну, не хуже других… Только я всегда буду любить Трофима.

Салтан скривился как от зубной боли.

– Ты должен смириться с этим… Или отпустить меня.

Он покачал головой. Не отпустит он Марьяну – ни за что и никогда.

А Трофима он грохнет. Встанет на ноги, приберет к рукам Марьяну и запустит карательную машину. Торопиться не будет. Дождется, когда Нестор успокоится, за Марьяной понаблюдает. Может, она сама вскоре разлюбит Трофима. Поймет, что лучше Салтана никого нет, и разлюбит.

А если разлюбит, с Трофимом все равно нужно кончать. Он ведь на самом деле может сорваться с цепи и жестоко покусать. Через тех же ментов…

– О чем ты думаешь? – настороженно спросила Марьяна.

– О нас.

– Хорошее или плохое?

– Про нас я могу думать только хорошее.

– Думай. А я пойду. – Она поднялась со стула.

– Поздно уже.

– Хочешь, чтобы я осталась?

– Хочу!

– Останусь. Но только после свадьбы… Все после свадьбы… До свадьбы! Будь здоров!

Салтан пытался остановить ее, но она твердым шагом вышла из палаты.

Глава 20

Тепло в кабинете у начальника оперчасти, с утра пахло кофе и свежими булочками, так хорошо здесь, что и уходить не хочется. Да Трофима никто и не гнал отсюда. «Кум» сидел за столом, занимаясь своими делами, а он все писал. Как Лежень попал к нему в карцер, как они пили самогон, как он потом лег спать, как проснулся и увидел труп. Объяснение можно было уложить на одной странице крупным шрифтом, а Трофим исписал уже пять листов. Он тянул время, чтобы как можно позже попасть в карцер. Не важно, сколько времени он проведет здесь, по-любому штрафной срок у него закончится завтра.

– Ну, долго ты там? – спросил грузный мужчина с припухшим, землистого цвета лицом.

– Еще чуть-чуть!

– Сюда давай!

«Кум» забрал у него бумагу, пробежался по строчкам и сердито спросил:

– У тебя рука или куриная лапа?

Трофим усмехнулся про себя. На то и был расчет. Один первую половину дня пишет, другой вторую – читает.

– Почерк такой.

– Это не почерк, это каракули… – Майор Пухов отложил в сторону писанину. Взял со стола пачку «Мальборо», вынул сигарету, закурил. Трофиму предлагать не стал, хотя он бы не отказался. – Значит, Лежнев сам в своей блевотине захлебнулся?

– Сам.

– А ты где в это время был?

– Спал.

– Где?

– Ну, на Канарах, где ж еще?.. В смысле на камерных нарах.

– Нары были пристегнуты к стене. Один лежак только был. На нем спал Лежнев. Ты что, в обнимку с ним спал?

– Нет, стоя спал.

– Как лошадь?

– Как лошадь… Я теперь знаю, почему лошади стоя спят. Так теплее. Мышцы напряжены, поэтому теплее… В карцере дуба можно дать.

– А не надо было туда попадать. Мышцы у него напряжены, – хмыкнул «кум». – Сказал бы я, какие мышцы тебе напрягут, если узнают, с кем ты в обнимку спал.

– Я стоя спал.

– Лежень к тебе не просто так зашел, самогон принес. Задабривал, да?

– Спасибо пришел сказать. За то, что я за него подписался…

– Плохи твои дела, парень. За Лежня ты подписался, а что у вас там под самогоном было, никто не знает. Слухи гулять пойдут. А слух, он ведь и до правды догуляться может…

– Братва разберется, – буркнул Трофим.

– Разберется. Да поздно будет. Да ты не колотись, Трофимов! Никто ничего не узнает. Сам должен понимать, я с нарушениями бороться должен, а не разводить их… Лежень к тебе не за пряниками приходил, так ведь? Мы же знаем, чего он от тебя хотел.

– Чего?

– Склонял он тебя… Кого там грохнуть надо было?

– Грохнуть?

– Да, Трофимов, затупил ты. Ну, сказал бы сразу все, и я бы от тебя отстал. Нет, темнишь, изворачиваешься… Слушай, а может, тебя в камеру к Костяку бросить? Мы его в другую камеру переводим, и тебя туда, хочешь?

– А почему к Костяку?

– А к кому, к Дауду? Ты же его завалить должен был?

– Я?! – Трофим физически почувствовал, как его и без того задубевшая душа покрывается коркой льда.

– Ты!

– Не должен был…

– Что ж, так и запишем… – Майор взял ручку и что-то черкнул в своем блокноте. – К сотрудничеству с администрацией не склонен… Знаешь, что это значит?

– Что?

– А то, что не нужен ты здесь никому. Бесполезный груз, балласт. А балласт, сам знаешь, сбрасывают… Этап скоро будет, большой этап, а у нас битком все забито. Места высвобождать нужно. Мы тебя к Дауду отправим. Пешком. А обратно тебя вынесут вперед ногами… Или склонен к сотрудничеству?

– Нет.

– Тогда балласт… А то, что Лежень тебе Дауда заказал, мы и так знаем.