Александр Кулешов - Памятник футболисту (Скандал в благородном семействе) Страница 22

На двадцатой минуте первого тайма Каспи забил гол. На тридцать пятой — второй. Указание тренера строго выполнялось.

Во втором тайме «Рапид» перешел к обороне. Это выглядело немного странным, так как оборонительной тактики по-прежнему придерживалась и «Патрида». Игра стала вялой и неинтересной. Каспи во втором тайме заменил Лонг, не игравший в первом.

— Не суетись на поле, отдыхай, — напутствовал его Корунья, — минут за двадцать-двадцать пять до конца начни прорывы — Олафссон обеспечит — и забивай. А потом снова отдыхай.

Действительно, за двадцать минут до конца встречи вся команда как бы начала играть на Лонга. Олафссон не успевал получить мяч, как тот черно-белой молнией летел в ноги Лонгу.

Лонг попытался один раз прорваться к воротам «Патриды», второй (осуществляя свой эксперимент, он решил забить не один, а два гола). Однако защита соперника оказалась крепче, чем он думал, а перешедший к обороне «Рапид» не очень-то нажимал. Каким бы прекрасным игроком ни был Лонг, не так-то просто играть в нападении одному.

До конца игры оставалось пятнадцать, десять, наконец пять минут, а третий гол в ворота «Патриды» так и не был забит. Лонг изменил свой эксперимент — он не будет забивать третьего мяча. Пусть счет останется 2 : 0.

Он видел, как нервничает Корунья, как он мечется за воротами, беспрестанно глядя на часы; он видел яростно искаженное лицо Олафссона, слышал его хриплый голос: «Забивай же, сопляк, забивай, чего ждешь?»

Дважды он без особой настойчивости проходил к воротам «Патриды» и бил с дальнего расстояния. Один раз промахнулся, один мяч взял вратарь.

И вот тогда ему показалось, что Корунья, как в тот раз, обменялся каким-то знаком с тренером «Патриды». И никто, разумеется, с трибун, да еще в пылу игры, ничего не заметил. Не заметил бы и Лонг, не следи он с обостренным вниманием за каждым жестом своего тренера. Впрочем, он мог и ошибиться...

Но тут он увидел, как тренер «Патриды» что-то негромко крикнул своему защитнику. А вскоре Олафссон, получив мяч, не отпасовал его Лонгу, а сам понесся к воротам соперника. Перед ним было трое игроков «Патриды», и прорыв этот заведомо был обречен на провал. Лонг же стоял один, открытый, и не так уж далеко от ворот. Элементарная логика требовала, чтобы Олафссон передал мяч ему, тем более что до этого он так и делал из куда более сложных положений. Но Олафссон продолжал стремительный бег.

Он ударил метров с пятнадцати прямо в набегавшую на него стенку защитников (надеялся на просвет, что ли? Но такого просвета не было).

В этот момент один из защитников поскользнулся, взмахнул рукой, чтобы удержать равновесие, и нечаянно коснулся ладонью мяча. На трибунах раздался единый горестный вздох. Пенальти!

Но то, чего не видели трибуны, прекрасно разглядел стоявший почти рядом Лонг. Именно этому защитнику дал какое-то указание тренер «Патриды». И для столь опытного футболиста, как Лонг, все сразу стало ясно. И бесполезный прорыв Олафссона, имевший целью добежать до этого защитника и пробить в его сторону мяч, и «случайное» падение того, и «случайное» касание мяча... Господи, до чего все просто! И как тщательно продумано!

Нужен был третий гол! Во что бы то ни стало! И раз эта шляпа, а может смутьян, Лонг не забил его с игры, оставалось одно: «организовать» пенальти. Что и сделали На глазах у тысяч зрителей, троих судей, двадцати двух игроков, тренеров, телевизионных операторов, сотен журналистов, миллионов телезрителей. И никто ничего не заметил, не понял. Только он один — Лонг. Он один.

Ну, что ж, вы очень хитрый, господин Корунья! Вы и вся ваша шайка. Олафссон, тренер и защитник «Патриды», а может, и другие игроки. Но и он, Лонг, хитрый. Он теперь ох какой хитрый! Вы воображаете, что получите столь нужный вам третий гол? Кукиш вы получите, а не гол! Посмотрим, кто кого перехитрит.

Он неторопливо отправился к белой отметке, где судья уже устанавливал мяч.

Пенальти в «Рапиде» всегда бил Лонг. Чему тут удивляться — с его-то пушечным, точным ударом... И не было случая, чтобы он промахнулся или чтобы вратарь отбил летевший с чудовищной силой мяч.

Стадион замер. Пенальти почти всегда кончается голом, все это знали, и все-таки в этот момент люди на трибунах замирают. Здесь же вообще гол большого значения не имел. Все равно «Рапид» выиграл, а 2 : 0 или 3 : 0 — какое это имело значение?!

Судья подал сигнал, Лонг отошел на три шага. Казалось, слышно, как растет трава. Еще когда он шел к мячу, то увидел довольную усмешку на лице Корунья, стоявшего там, далеко, у ворот «Рапида», улыбался и Олафссон.

Лонг глубоко вздохнул и, коротко разбежавшись, ударил. Мяч, словно снаряд, со свистом понесся к воротам и, пролетев буквально в сантиметре от штанги, продолжал свой путь куда-то к легкоатлетическим секторам. Вратарь не успел сделать ни одного движения.

Промах!

Такого еще не бывало! Чтобы Лонг не попал в ворота!

Какое-то время густая тишина продолжала висеть под огромным бетонным овалом. Потом началось нечто невообразимое. Болельщики «Рапида» свистели, яростно орали, потрясали флагами. Болельщики «Патриды» улюлюкали, хлопали в ладоши, саркастически хохотали, бросали в воздух шляпы и пиджаки. На поле летели картонные коробки, банки из-под пива, конфетти...

Вратарь продолжал стоять в воротах, бросая кругом растерянные взгляды — он не мог поверить в случившееся. Застыли и игроки обеих команд, и судьи, и тренеры.

Наконец арбитр, торопливо посмотрев на часы, засвистел. Время матча истекло минуту назад. Все забегали, зашевелились. Капитаны жали руку судье, игроки, кто оживленно переговариваясь, кто молча, устав от напряжения, покидали поле.

Вдоль бровки выросли черные частоколы полицейских.

Лонг неожиданно почувствовал странную душевную пустоту. К чему все это? Ему-то это зачем? Какое ему дело до всей этой грязи, этих темных махинаций? Он играет честно, ничего незаконного своей игрой не зарабатывает. Гак зачем лезет? Правдолюбец нашелся! Борец за чистоту спорта! Что он один может? Десятки, может, сотни игроков, тренеров, клубных функционеров, разных жучков, подпольных букмекеров, гангстеров, спекулянтов — целая свора охотников за денежным мешком делает свое дело. Делали до него и будут делать после. Так уж заведено в мире, в котором он родился и живет. В котором умрет. Ну, не хочешь подличать, хочешь быть честным, благородным — твое дело. Зачем же им мешать? Все равно это ничего не даст. Сотрут. Выкинут из спорта. А то и хуже.

Им овладело чувство безнадежности, какой-то обреченности. А тут еще Олафссон, проходя мимо и не глядя на него, процедил сквозь зубы:

— Спасибо, щенок, от всех тебе спасибо...

В раздевалке, как всегда после игры, расхаживая между креслами, старший тренер сделал краткий предварительный разбор игры. Выразил удовлетворение победой, похвалил одних, пожурил других. Повернувшись к Лонгу, сказал:

— Жаль, конечно, что не забил пенальти. Первый раз такое с тобой.

И все. Спокойный разговор довольного игрой тренера.

Ребята тоже не ворчали. В конце концов, матч выиграли, премия будет. Ну не забил — с кем не бывает. Удивились, конечно, немного. Но игровой престиж Лонга был слишком высок, чтобы из-за такой случайной неудачи кто-нибудь позволил себе в его адрес какое-либо замечание.

Вернулись в отель, поужинали и разошлись по комнатам. Номера здесь были одноместные, так что соседей у Лонга не было.

Приняв еще раз душ, Лонг собрался лечь в постель и вдруг поймал себя на том, что тщательно запирает обе двери, набрасывает цепочку (чего никогда не делал).

Он усмехнулся — все же надо поменьше смотреть детективных фильмов... Он уже погасил свет, укрылся одеялом... Неожиданно вскочил, лихорадочно бросился к телефону, набрал номер Марии — «футбольные девушки» жили в другом отеле.

Услышав сонный голос, торопливо заговорил в трубку:

— Мария, это я, ты не спишь?

— Сплю, дорогой...

— Мария, ты скажешь, что я идиот, но я прошу тебя, запри как следует дверь и окно.

— Да что с тобой, — теперь ее голос звучал взволнованно, — что случилось?

— Потом расскажу. Я тут устроил эксперимент. И они могут отомстить, — бессвязно шептал он в трубку. — Они мне угрожали. Я потом все тебе расскажу подробно...

— Дорогой, — Мария почти кричала в трубку, — что с тобой? Ты ничего не... принимал? Какие-нибудь таблетки... О чем ты говоришь? Ты сам не свой. Неужели этот несчастный пенальти тебя так расстроил? Плюнь ты. Все это пустяки...

— Ты права, Мария. Просто нервничаю зря. Но знаешь, это такие люди... А уж Олафссон... В общем, спи, родная. Извини, что разбудил. Я дурак.

— Покойной ночи. Завтра весь день наш. Я буду ждать. Я так скучаю без тебя. Покойной ночи и не расстраивайся ради бога, не из-за чего.

— До завтра — прошептал Лонг.

Весь этот разговор случайно (как она объяснила, а в действительности от скуки) слышала и запомнила отельная телефонистка: ее рассказ позднее долго и тщательно анализировали следователи.