Аль Странс - Завещание Страница 22

― Нет.

― Ну а без квитанции получается дешевле.

― Это почему, – заартачился Мартынов.

― Ну, не хотите, извините, я пошел, – поднялся было, таксист.

― Да подождите, Володя, – остановила его Вера Васильевна и сердито посмотрела на мужа, – мой муж всех подозревает в нечистоплотности, ну там всяких махинациях, нам рассказывали, что у вас можно нарваться.

― Конечно можно, чего не бывает, но я вам честно предлагаю, потому что всё равно работы мало, простаиваю зря, жаль времени. А с вами хоть что–то заработаю.

― Но причем тут квитанции? – не унимался Андрей Степанович.

― Андрюша, дай я тебе поясню, я всё же экономист, – повернулась Вера Васильевна к супругу, с самым презрительным выражением лица, – если продавец дает квитанцию покупателю о получении суммы денег, он этим тут же докладывает налоговому управлению о своих доходах, понимаешь? А если он не дает тебе никакой квитанции , то это остается его чистый доход, он с него налога платить уже не будет. Он тебе делает скидку, но все деньги остаются у него в кармане. Понял теперь?

― Ладно, отдыхайте, если захотите куда поехать, звоните, я все места знаю, уже десять лет здесь.

― А, так вы местный, а я думала на заработки приехали.

― Нет, я здесь живу и работаю, то есть дома. Ну, пока.

― Странный малый. Чего это он нас выбрал?

― Андрей, а ты видишь ещё туристов вокруг? Ему и выбирать не из кого. Брось ты свою подозрительность. Прямо паранойя у тебя с этим.

― Всё равно надо быть осторожными. Не знакомиться с первым встречным. Таксист, то же мне!

― Таксист, парикмахер – это люди наполовину психологи, с ними их клиенты как на духу разговаривают, не в пример вам, Андрей Степанович, хе–хе.

― Не вижу ничего смешного, – обиделся Мартынов.

― Ты вспомни, сколько у нас в Питере от Гражданки до Московских ворот берет доехать. Полтора, а то и два часа на такси, если с пробками. Ну, вот пока едешь, если водитель приятный и не тупой, то невольно завязывается беседа. Таксист людей знает. Вставай, пойдем, магазины посмотрим.

В разделе домашней утвари Веру Васильевну заинтересовали острые кухонные ножи иностранных фирм. Она попросила продавщицу показать ей один набор, потом другой.

― Сколько стоят эти?

― У нас сейчас скидки на эту фирму. Второй и третий нож за полцены, – сообщила продавщица.

― Зачем тебе, – недовольно глядя на жену, спросил Мартынов.

― Домой хочу взять. У нас такие, фирменные, в три раза дороже.

― Так нельзя же в самолет.

― А я в чемодан положу. Да ты посмотри, какая прелесть, острый как бритва, английская сталь. И рукоятка какая удобная, ― она сжимала в руке длинный острый нож с красной рукояткой и красной тонкой пластиковой оболочкой вдоль лезвия. Нож действительно выглядел очень привлекательно.

― Возьмите и второй из этой серии, за полцены. У нас же скидки, – повторила симпатичная продавщица.

― Слышал? У них скидки! Давайте и второй. О, этот широкий. Для чего он?

― Для разделки мяса. Очень удобные. У меня дома такие же.

Они взяли ножи и прошли в кассу.

В номере Вера Васильевна спрятала ножи в чемодан и прошла в душ. Она хотела немного побыть наедине сама с собой. Надоел ей её нудный и подозрительный Андрей Степанович, да к тому же ревнивый до болезненности, не пускавший её никуда одну. А она была не прочь побеситься, как в прежние времена, не столь уж далекие! Однако ей необходимо было обдумать спокойно и трезво свой план. Верой Васильевной руководило одно желание – узнать всё о смерти отца и его исчезнувших деньгах. И еще – отомстить! Да, отомстить! За нынешнюю её безутешность, сиротство, нищету и, главное – присвоение этим евреем её законных денег! Денег заработанных её батьком! Прямых доказательств тому у неё не было, но внутренняя фатальная уверенность была. «Ах, батька! – нередко возвращалась она к своим воспоминаниям,– когда ты был рядом, я жила всласть! Беззаботно! Ни о чем не думая за твоей широкой спиной и твердой натурой! Хотя, конечно, Светка права, ты в жизни моей меня мало привечал, но ты ведь всегда был занят важными делами, а мне было довольно и того, что я любила тебя! А этот Фридланд забрал тебя у меня и неважно, по какой причине! Он достоин возмездия!» Конечно, не обходилось без подогрева подобных чувств, рассуждений и воспоминаний порядочным количеством алкоголя. Но результатом становилось неотступное, обсессивное желание Веры Васильевны выведать у старого еврея правду о деньгах отца и поставить точку.

Она понимала, что захватить или даже просто застать Льва Давидовича одного ей будет не просто. Несколько дней наблюдения дали ей понять, что объект редко выходит из дома, а если и выходит, то всегда не один. Он или в сопровождении недоросля сына, очень странного поведения, или и сына и жены. Сын же произвел на неё впечатление какого-то не от мира сего человека, ходящего рядом с родителем сгорбившись, уперев глаза в землю. При этом у обоих на лицах постоянно присутствовало этакое страдальческое выражение.

Она рассчитывала всё же, при помощи Андрея Степановича, отвлечь недоросля, приблизиться и поговорить с господином Фридландом один на один, прямо и сурово глядя ему в глаза. Как она заметила господин Фридланд, не пользовался услугами телохранителя. Впрочем, если этот план не удастся, у неё в запасе был и другой.

44

Артур, на сей раз, приехал в дом отца сам. Никто его не встречал в аэропорту, да и не было необходимости. Прошел год с его первого прилета и первой встречи с отцом, Новым Отцом, с Номи, новой супругой отца, и Шаем, своим новым младшим братом. Много было НОВОГО для него в этой Новой и очень старой исторически стране.

Он любил этот период в Израиле, когда ещё не очень жарко, хотя и от жары он не страдал, а главное ему нравился веселый праздник Пурим, с маскарадом, переодеваниями, свободой, правом напиться до потери чувствительности по прямому указанию ТОРЫ! Ого! Напиться от радости освобождения евреев от смерти, освобождения из рук злого Амана! Не то, чтобы Артур был пьяницей, но быть безгранично веселым на улицах всех городов страны и чувствовать снисходительные взгляды полицейских, это для него было высшим доказательством свободы и терпимости!

Дверь, как всегда, открыла Номи.

― О, Артур, как хорошо! Проходи! – она поцеловала его в щеку и крикнула мужу, – Арье, выходи их кухни, Артур приехал!

На её голос вышел и Шай. Он повзрослел. Стал общительнее. Смотрел прямо в глаза собеседнику. Может, ещё сохранялись некая чрезмерная застенчивость и задумчивость во взгляде, но перемены к лучшему были на лицо.

Артур приблизился и нежно обнял брата.

― Шай, как ты, мой дорогой? У меня для тебя несколько подарков… О, папа! Как я рад снова тебя видеть! Вас всех!

Он подошел к отцу и стиснул его в объятиях, не боясь быть непонятым.

― Ты приехал как раз к обеду. И вообще хорошо, что приехал в праздник. У нас ведь Пурим, – говорила Номи, накрывая на стол.

― Поэтому и приехал. Нравится мне этот ваш праздник. Я даже и костюм с собой привез.

Он достал из дорожной сумки камзол мушкетера, самый настоящий. Шай подошел, потрогал.

― Хочешь его? Бери, я переоденусь в другой костюм.

― Спасибо, но я приготовил костюм пирата. А этот настоящий?

― Конечно. Я взял его из реквизитов театральной студии, с которой я сейчас работаю.

Артур надел шляпу с пером на голову, а потом снял её и сделал реверанс.

45

Праздник Пурим наступил в самый разгар вечной войны Зимы с Весною. Налетали ещё холодные ветра с дождями, но сразу после них ярко и тепло пригревало солнце, и погода становилась самой приятной из всех дней года.

Прошел календарный год с прошлого праздника и произошедших за ним трагических событий в семье Бен Давид. Но для одних год это всего 365 формальных дней, а для других столетие! Для Арье, Номи и Шая этот год тянулся вечностью. Однако, как-то постепенно, незаметно всё начало успокаиваться. Страсти улеглись. Кровь остыла. Кризис миновал. Боль осталась. У обоих. А, впрочем, у всех троих.

В городах Израиля проходили веселые праздники с переодеванием детей и взрослых. Устраивались вечеринки, состязания на лучший карнавальный костюм, выступления. Проходили праздничные шествия переодетых в яркие шуточные костюмы граждан, играла музыка, бахали хлопушки, гремели трещотки. В городке К., где проживали Арье, Шай и Номи в этом году мэрия устраивала карнавал. Готовились загодя. Серьезно обсуждали костюмы, хлопотали, советовались, созванивались, собирались. Хлопоты эти отвлекали Шая от подавленного состояния. И вот день парада наступил. Погода стояла теплая, солнечная. Перекрыли движение на главной улице города и объявили маршрут шествия. И Оно началось! Цветные шары, огромные куклы из папье–маше, барабаны, крики, смех. Арье, Номи и Шай влились в толпу разодетых празднующих вместе с доктором Шапиро и раввином Эзрой со всеми его детьми. Люди подходили и подходили, дети брызгали друг на друга мыльной пеной, конфетти из хлопушек покрывало головы и шляпы веселящихся. Карнавальное шествие продолжалось. Арье, наряженный под Мордехая, ему приделали рыжую бороду из мочалки, скрутили чалму из цветного полотенца и надели длинный банный полосатый халат, шел рядом с Шаем, который был в костюме пирата. Его глаза следили за сыном, и на губах играла счастливая улыбка, может быть впервые за долгое время его напряженного и угрюмого состояния. Шай похорошел, подрос за этот год. Лечение, которое он получал после госпитализации, помогало ему справляться с «лишними мыслями» в голове. И у всех появилась надежда. За этот год Шай необыкновенно сблизился с Арье. Казалось, они всю жизнь были вместе и не было вовсе никаких четырнадцати лет разлуки, или, как выразилась Номи, безотцовщины. Это нужно было им обоим. Не меньше чем Шай, Арье чувствовал, как он нуждается в этом маленьком беззащитном мальчике, которого только сейчас «родил» для себя! То есть, как бы принял в свою душу, заключил в свое сердце и начал новую жизнь с ним и с новой семьей! Совсем другую жизнь, чистую, прекрасную, ведущую только к счастью и покою!